— Я... не понимаю! — кричит и закрывает лицо рукой, будто ожидая нового удара, рудой торговец.

— Ты, верно, отца моего не помнишь вовсе, которого до смерти забили твои душегубы за то, что в срок привёз не всю партию шкурок (3). И, подавно, меня, что приехал узнать о делах тяти в Новгороде и должен был за месяц вернуть "должок", иначе грозился ты спалить дотла наш дом (4)... Не помнишь, верно? Отвечай!

— Не помню, — обречённо опускает голову член братства.

— Месяц ещё не минул, сейчас получишь свою недоимку, — скалится молодец в чёрном и подходит ближе.

С размаху он ударяет старка ногой в живот, добавляет второй, в нижнюю челюсть — слышится хруст зубов; и не успевает Рейнеке глазом моргнуть, как на шею ему накидывают удавку.

— Никогда бы не подумал, что убить кого-то этим так легко и сподручно, — с невероятной силой натягивает шнур изувер. — А всего-то навсего верёвка. Спасибо моему учителю (5).

Рейнеке пытается выбраться из хватки, подаётся вперёд, но этого тановится лишь хуже. В глазах мужчины всё сливается, темнеет, мир уплывает из под ног... и уже через минуту лишивший его жизни юноша заканчивает своё злодеяние и тащит переставший дёргать конечностями труп к тюкам с сеном.

* * * * *

— Один из душегубов моего мужа, однако, пощадил меня. Спрятал обессилевшее тело, сказав, что похоронил... и вместо этого выходил меня, вылечил, не дал умереть — хоть я и молила об этом. Могла ли я подумать, что обезображенный, одноглазый Кулота окажется добрее этих уважаемых мужей с душами чудищ? — Лана на мгновение замолкает, задумавшись о чём-то своём, но глотает вставший в горле ком и продолжает монолог. — Он же потом за обещания денег и власти со своими подельниками тихо задушил Козводца в собственном доме, в своей же постели. Куда дует ветер выгоды, туда и повернёт парус наёмника — в этом они и мы, купцы, очень похожи.

— Я... — опускает голову княгиня и растерянно говорит, постепенно, слово за словом, становясь более уверенной и решительной в голосе. — Могу понять твою месть торговому братству, но что такого сделал Гостомысл? Он был хорошим человеком, быть может, лучше всех в этом городе! И Богуслава... заслужила ли она участи вдовы, а сын её — сироты?!

— Досадное стечение обстоятельств. Братство опешило, когда на похоронах Козводца появилась я, но сделало вид, что ничего тогда не случилось. Как-никак, место в их рядах переходило от супруга ко мне, как и все его дела и богатства, а муж мой был преклонных лет и гибель его не вызвала подозрений. Зато Вепрь как новый глава оказался не столь хорош в подделывании грамот и взятках казначеям да мытникам, посему Гостомысл заподозрил что-то нечистое уже скоро...

— И вы вместе решили от него избавиться? Обманул меня Хрущ, когда сказал, что нет его вины в смерти градоначальника?

— У Гостомысла давно было плохо с сердцем, его душила грудная жаба. Мы с лекарством только ускорили неминуемое, сделав приближение конца быстрее — иначе пошли бы насмарку все мои планы. И знакомая знахарка карлы нам рада была помочь, ибо когда-то в молодости всё её племя посадник с Рюриком выкосили.

— Но... ты ведь отомстила уже. Кроме Рейнеке мертвы все...

— Уверена, что прямо сейчас и он подыхает, — ухмыляется Лана и до боли хватается за запястье Ольги, не давая той встать и спасти купца. — Сиди. Ты ничем ему не поможешь. Сиди, говорю!

Женщина останавливается и растягивает губы в кривой, совершенно безумной и жуткой улыбке.

— Все мужчины — чудовища, и чем лучше их кормишь, тем больше становятся их аппетиты и страшнее поступки. Но теперь они все умрут. Все до единого.

— Кто умрут?! — с силой начинает трясти за плечи обезумевшую женщину Ольга, но та лишь в исступлении хохочет и закатывает глаза. — Кто умрут, Лана?! Разве не мало тебе смертей, не достаточно страданий?

— Все, от мала до велика. Все умрут, — рычит сквозь зубы купчиха. — Все умрут, весь город станет для них кладбищем! Думаешь, для чего я это всё затеяла?! Пока сидят по домам женщины и дети, эти твари унесут со своими мечами на тот свет таких же, как и они сами, чудовищ. Война — занятие сугубо мужское, как и погибать на этой войне!

— Да ты и впрямь с ума сошла... — разочарованно глядит на неё Ольга. — И ничем не лучше тех, кто тебя ко всему этому подтолкнул...

— Заткнись!

— Из-за тебя останутся семьи без кормильцев, без отцов, мужей и сыновей, — продолжает, несмотря на боль в запястьях, дочь Эгиля. — Это безумие...

— Замолчи, — шипит Лана и впивается ногтями в кожу на руках варяжки. — Замолчи!

— Значит... не было бы никакого бунта вовсе, если бы ты не разожгла пожара. Не было бы всех смертей...

— Я лишь дала им то, что они сами желали, — вспыхивают глаза вдовы безумным огнём. — Простой люд хотел думать, что может на что-то повлиять — и как в старые времена взялся за оружие. Поставлявший Козводцу рабов злодей позарился на выгоду — и она вся его, но только если сможет он пережить сечу. Как и горящий мечтой отнять власть у твоего муженька князь, чьих послов когда-то мой супруг спровадил (6), но я приняла их с распростёртыми объятиями. Думаешь, кучка голодранцев бы догадалась вернуть княжью шапку роду Гостомысла и возвести на вершину его малолетнего сына? Нет, кусок за куском, шаг за шагом они отберут всё у Рюрикова потомства — и уже совсем скоро.

— Бредишь ты, совсем голову потеряла...

— А если нет?! Если правду говорю? Что тогда сделаешь, княгиня? — Лана окончательно звереет и, схватив Ольгу за волосы, ударяет её затылком о деревянный полок. — Где тогда будет твоё сочувствие? Где тогда останется вся эта кротость?

Резко вырвавшись из цепкой, мёртвой хватки женщины, Ольга с силой опускает её голову в кадку с холодной водой и держит, до тех пор, пока безумная не начинает обмякать в её руках и задыхаться. Кашляя от воды, с мокрыми волосами и лопнувшими сосудами в глазах, Лана выглядит ещё страшнее.

— Неплохо... — хохочет купчиха и делает жадный вдох. — Но всё равно не способна ты пока отнять чью-либо жизнь. Я же в любой миг с тобой это сделаю, ежели захочу... не страшно тебе, девочка? Не передумала ты? Здесь и кадок достаточно, и огонь в печи, и тяжёлая кочерга — нужно только выбрать.

— Отзови своих людей, отпусти сынишку Богуславы... Расскажи о том князе да пожертвуй средства супруга в казну — и я обещаю, что ты останешься в живых. Всеми правдами и неправдами уговорю князя сохранить тебе жизнь, ни единого волоска с твоей головы не упадёт — от мук всех ты рассудка лишилась, отправят тебя к целителям и знахарям...

— Думаешь, под силу тебе будет что-то изменить? Глу-па-я, — разочарованно вздыхает Лана. — Если прислушивается к словам твоим князь, это не значит, что есть у тебя власть. Жалеешь меня, спасти хочешь — не мешай, да только кто знает, чем для тебя это обернётся? А коли и впрямь княгиня ты, то накажи по всей суровости установленных правил. Нельзя одновременно следовать и велению сердца, и букве закона — иначе разорвёт тебя в клочья свой же разум. Так что... князя своего бедового надумала спасать? Или...

В дверь несколько раз стучат, и она со скрипом отворяется — в проёме возникает хмурый, одетый с ног до головы в чёрное светлокудрый и голубоглазый юноша. Значит, тогда, в телеге, не померещилось ей...

Значит, и впрямь был в детинце Ярослав, живой и здоровый.

— Или с ним останешься?

* * * * *

1) Стан — разновидность нижней женской сорочки в Древней Руси;

2) Велес — бог потустороннего, покровитель животных и взаимодейсвующих с ними людей (охотников, пастухов и т.д.);

3) Смотрите главу I: Круги на воде;

4) Смотрите главу VII: Гром и молнии;

5) Смотрите главу IX: Вода;

6) Смотрите главу XII: Волки;

ГЛАВА XXXVI: КАК АУКНЕТСЯ...

— Воевода! — пытается докричаться до Вещего Олега Некрас, но дядя Игоря словно не слышит тысяцкого и лишь с каким-то животным остервенением бежит вперёд. — Воевода!