В руке у него — острый меч, а перед глазами чередой картинок пробегает жизнь мальчугана, рождённого Рюриком и сестрой старого воителя. Вот Игоря, красного и тщедушного — наследник появился на свет раньше положенного срока — выносят к отцу и дяде; вот он, подросший и с любознательными глазёнками, залезает на крышу терема, откуда лучше видно окрестности Ладоги; вот впервые садится на трон как совершеннолетний правитель...

И, отброшенный рокочущей огненной стихией, навсегда исчезает в сизых волнах Волхова.

— Воевода! — ещё громче обращается к Олегу Некрас и, горько помотав головой, даёт знак оставшемуся войску как можно скорее догнать мужчину и спасти от необдуманных поступков. — В бой, живее, живее!

— Не стойте на месте, заряжайте стрелы! — отдаёт приказ и Трёхпалый, что криво ухмыляется и натягивает тетиву своего огромного лука, целясь прямо в воеводу. — И не смейте изуродовать головы военачальников, они мне нужны в качестве доказательств проделанной работы!

Длинная стрела с гусиным оперением и зазубренным наконечником устремляется вперёд... и с треском врезается в щит Вещего Олега, оставляя на нём неглубокую пробоину. Дядя и воспитатель Игоря лишь больше ускоряется, хмурясь: неужели этот калека с уродливыми пальцами и впрямь думает, что покончить с покорителем Киева и Царьграда можно какой-то парой стрел?

Второй, третий, четвёртый заряды впиваются в щит, делая его похожим на ощетинившегося ежа, нагнавшие воеводу посадские ратники, напротив, редеют; их по одному настигают стрелы врагов, кого оставляя без щита, а кого — лишая жизни.

Инг старается не подавать вида, но за него обо всём красноречиво говорят глаза: водянистые и испуганные, они нервно бегают по оставшимся рядом наёмникам, перескакивают на войско новгородцев и встречаются со взглядом Вещего Олега — один только он, кажется, способен проломить самые неприступные стены.

Лук летит куда-то в сторону, под ноги, зато из кожаной сумки на боку Трёхпалый суетливо достаёт гасило (1), а в длани бастарда сверкает серебристой молнией верный скрамасакс (2), отнявший не один десяток жизней.

Часть шайки норвежца рассредоточилась рыбным косяком и, переходя вслед за предводителем к оружию ближнего боя, бросается на посадское войско и несущегося в атаку впереди всех Вещего Олега.

Первого противника воевода сносит с ног тяжёлым, ошеломляющим ударом кулака по носу; мгновение — и сверкающий меч мужчины входит в живот врага как нож в масло, а поле брани эхом пронзает истошный, полный боли вопль приспешника Трёхпалого.

Он становится первой жертвой сына Кетиля Лосося, но далеко не последней.

Впрочем, какие они, слетевшиеся на кровь стервятники, жертвы?!

Ещё одного неприятеля Вещий Олег перерубает наискось от правого плеча до левого бедра, оставляя на нём глубокую рану, алеющую внутренностями; следующий тут же отведывает глухой удар локтём в ухо и захлёбывается от крови, бьющей киноварными ключами из шеи.

До Трёхпалого остаётся какой-то десяток-другой аршинов, совсем немного!

К воеводе наперерез устремляется высокий противник с топором, но сзади того хватает за волосы Некрас, скользит отточенным за годы движением кинжала по бледной вые (3), перечёркивая кадык алой линией по горизонтали, и швыряет злодея в сторону.

— Ты, — скалит зубы, обращаясь на своём языке к Ингу (4), старый воин. — Ты за всё заплатишь!

Вещий Олег, словно разъярённый медведь, бросается к мерзавцу, но обладатель сросшихся пальцев на удивление быстро уходит от столкновения и уворачивается от клинка. Пара рослых приспешников бастарда встаёт между предводителями обоих войск, но дядя Игоря, не видя препятствий, рубит их без передышки как молодую поросль в лесу и расчищает путь к Трёхпалому.

Смышлёные соратники последного, видя весь гнев воеводы, отступают; глупые — падают замертво от его оружия. С каждым движением противников становится всё меньше, пока Вещий Олег не замирает на месте и, переводя дыхание, не вытирает окровавленный меч о собственную штатину.

До мерзкого калеки, отнявшего жизнь его племянника, всего несколько аршинов. Остаётся лишь протянуть к его змеиной шее руки и свернуть её.

— Признаться честно, я впечатлён, — с безумной улыбкой совершенно искренне говорит Трёхпалый, в глазах которого сверкают жуткие огоньки. — Даже в таком возрасте ты можешь сражаться наравне с молодыми воинами, если не лучше. Тем завиднее и почётнее будет поймать лосося в сети!

Над головой бастарда свистит гасило, и ремень с привязанными тяжёлыми камнями летит к воеводе, но оказывается сбитым брошенным навстречу щитом. С глухим звуком и шары на шнурах, и деревянный щит падают к ногам ратников, оставляя их только с одним оружием в руках.

Не теряя времени даром, Вещий Олег ринулся на недруга, а меч его поднимается в воздух хищным соколом, стремясь обезглавить трёхпалого мерзавца. Тот лишь ухмыляется и отпрыгивает назад, едва избегая угрожающего удара — сверкающее лезвие скользит в считанных пядях от лица бастарда и срезает несколько прядей мышиного цвета из его причёски.

А затем на Волхове один за другим принимаются хором петь рога.

Рога на скользящих по волнам двух кораблях, что полны воинами в боевом облачении всё тех же варягов.

* * * * *

— Твои шавки? — спрашивает, исподлобья глядя на Трёхпалого, Вещий Олег, но противник лишь сжимает губы в узкую полоску и мотает головой.

Сошедшие с кораблей воины ударяют по остаткам армии калеки и начинают теснить порядком ослабевших соплеменников. Впереди, прорубаясь мечами да топорами словно когтями хищных зверей в гущу врагов, бегут Ульв и Йохан, Свенельд же и вовсе превращается в оживший смертоносный вихрь.

Ощутив ярость своего предводителя, его преданные хирдаманны с удвоенной силой принимаются расправляться с отребьем бастарда, изумляясь своим удали и лёгкости клинков в могучих дланях.

— Чего затрясся аки паршивый пёс на морозе? — сквозь зубы любопытствует воевода, сдерживая натиск скрамасакса Трёхпалого своим мечом и стараясь устоять на дрожащих от напряжения ногах. — Вороги это твои, не друзья?

— Не узнаешь, отправлю я тебя к праотцам до этого, — щурится Инг и, резко, с громким лязгом оттолкнув клинок соперника, всем телом врезается в старого воителя и роняет его на землю.

Несмотря на шлем, в затылок отдаёт тупая, расходящаяся волнами боль.

Трёхпалый заносит над Вещим Олегом его же меч и плотоядно скалится, предчувствуя витающий в воздухе запах победы и исходясь слюной — словно перед ним самое вкусное изо всех яств этого мира.

— Покорителя Кёнугарда! (5) — пинает носком сапога по колену воеводы ублюдок так остервенело, что будто пытается выместить на нём всю свою злость.

— Военачальника, прибившего свой щит ко вратам Миклагарда в бухте Золотого Рога (6)! — плюёт на землю Инг и во второй раз ударяет ногой по лежащему противнику, на сей раз — в живот, и Вещий Олег сгибается от нестерпимой боли.

— Столько правителей, столько полководцев мечтали лишить тебя головы, отобрать блеск твоей славы — но удастся это только мне! Мне, Ингу Трёхпалому, сыну Вигге!

— Скорее беспалому, — раздаётся за спиной опьянённого своим превосходством бастарда низкий мужской голос.

Хлясь!

Лезвие со свистом отсекает длань злодея, и от удара лоб негодяя обдаёт багровыми каплями.

Меч выпадает из хватки калеки вместе с самой отрезанной кистью — и Инг верезжит от боли и обрушивается на колени. Взгляд его цепляется за возникшего между ним и Вещим Олегом ратника, лицо которого ему хорошо знакомо.

— Свенельд Атлисон, — лепечет сухими губами и расплывается в безумной улыбке Трёхпалый, глаза которого становятся шире и чернеют. — Нашёл всё-таки! Нашёл! Нашёл!

— Он... — хрипя, подаёт голос Вещий Олег и нащупывает в траве скрамасакс калеки. — Убил моего племянника. И жизнь его отныне в моих... руках.

Принадлежавший Ингу кинжал вонзается ублюдку в бок и, ударив по рукояти кулаком так, чтобы до упора, ломая рёбра и добираясь до лёгких, пронзить его плоть, покрытый каплями пота и крови воевода вытирает чело и тяжело дышит.