— Спокойно... — поднимает вверх руки негодяй и медленно пятится назад. — Не стоит играть с огнём...

— Согласна, — прекрасное лицо варяжки кривится от ярости, а белые зубы плотоядно скалятся. — Поэтому проваливай отсюда и ты, и твои приспешни...

— Княгиня! — выкрикивает Ари, и тут же получает глухой удар по голове; остальные негодяи в чёрном бросаются к прочим людям в зале: у Ольги из рук выбивают смолянистый кусок дерева и тут же тушат его плотной тканью, затем валят на пол и саму девушку.

Милица исподлобья сверкает глазами на неприятелей, но не двигается с места и лишь прижимает к себе испуганную, с округлившимися от ужаса очами, Богуславу. Ари кряхтит, пытаясь подняться, но падает животом на рану, отчего под ним разливается кровавое пятно.

— Ты... Ты, — низко хрипит тот, кого Ольга обозвала в голове Сиплым, показывая перстами сначала на Рейнеке, а затем — Лану. — И ты — пойдёте с нами. С остальных глаз не спускать!

Последним выбор его падает на Ольгу.

Несколькими минутами позднее их бесцеремонно и безо всякого уважения, словно какой-то скот, грузят в крытую повозку. Рейнеке, сделавшийся бледным как поганка, молчит и нервно раскачивается взад-вперёд, глядя на связанные руки; Лана с каменным выражением лица смотрит вдаль, стараясь понять, куда их намерены везти.

— Не бойся, — касается лица Ольги их конвоир обветренной, грубой рукой, и девушка вздрагивает, в страхе отползая назад по пространству фургона и втискиваясь спиной в его холодный, пыльный угол.

— Не бойся, — снова обращается к ней хриплый, безжизненный голос, а обладатель его тянется пальцами, но на сей раз не к ней, а к своей личине, медленно разматывая один за другим каждый слой, каждую полоску ткани, до этого скрывавшие истинную внешность.

* * * * *

1) Бой — в древней и средневековой фортификации галерея (ход или проход) с бойницами вдоль крепостной стены. Если расположен по верху стены (верхний бой), то бывает открытым или защищённым тесовой кровлей;

2) Баран — небольшой таран, как правило, ручной. Простейшее из стенобитных орудий.

3) Сулица — метательное копьё, имеющее железный наконечник длиной 15-20 см и древко длиной 1,2-1,5 м.

ГЛАВА XXXII: СЕРДЦЕ ВОИНА (I)

Полтора месяца тому назад, где-то на востоке Норвегии.

— Плохая это идея, — жуёт длинную соломинку, торчащую изо рта, Йохан — один из ближайших его друзей и сын лучшего корабела во всей Норвегии, и с опаской смотрит на затерянную среди горного леса хижину. — У меня мурашки по коже от этого места, а я ведь не робкого десятка...

— Тебе стоит одеваться теплее, здесь совсем недалеко ледник, поэтому даже в мае промозгло и холодно, — не поддерживает предчувствия обладателя зелёных глаз Ульв, высокий, прекрасно сложенный воин и по совместительству ещё один товарищ Свенельда.

— Уверен, что это поможет? — нерешительно оборачивается к соратникам широкоплечий блондин с бородой цвета спелой пшеницы, кутаясь в шубу из волчьих шкур: погода и впрямь неприветливая.

— Из крыши клубится дым, следовательно, согреешься, — жмёт плечами Йохан и хохочет; зато Ульв становится мрачнее тучи и лишь потягивает ноздрями ароматы трав, которые ветер донёс до него из жилища провидицы.

— Тётя... когда ещё была жива, обращалась к этой вёльве за помощью, и в ремесле её не сомневалась.

— Раз Гуда верила её предсказаниям, то и я поверю, — кивает Свенельд, младший из двух братьев-ярлов Хордаланна, шагает по покрытому осокой сырому каменистому склону и стучит в дверь, украшенную рунными камнями.

— Я ждала вас, — приглашая широким жестом рукой внутрь гостей, смеётся женщина.

Уже через минуту хозяйка хижины принялась рыться исхудалой рукой, покрытой татуировками, в сундуке с ритуальными кинжалами. Вёльва вкладывала один за другим ножи в ладонь, выбирая тот, что больше соответствует характеру просящего, пока, наконец, не нашла подходящий: с рукоятью из китовой кости, лёгкий, но с зазубренным с обеих сторон лезвием.

— Требу принёс?

— Да, — отвечает, сглотнув слюну, Свенельд и показывает прорицательнице на корзину, в которой ожидает своего часа испуганная куропатка.

Вёльва берёт в руки трепещущую птицу, что в её хватке как будто цепенеет и обретает покой, а затем отточенным до автоматизма движением вонзает в животное клинок. Несколько судорог — и вот уже жертвенная чаша орошается багрянцем, а женщина запускает внутрь ещё тёплой плоти свои длинные пальцы.

В приглушённом свете свечей вёльва выглядит по-настоящему жутко: эта отшельница со странной причёской из множества мелких кос, напоминающих птичье гнездо, подведёнными красной краской шрамами на лице и полубезумной улыбкой совершенно рутинно принимается вытаскивать внутренности птицы и разматывать их, словно недовольная пряха — изготовленный не знающей прилежания ученицей клубок ниток.

— Что... — в предвкушении спрашивает Свенельд. — Что ты видишь? Найдём мы Трёхпалого?

Прорицательница, коснувшись алым пальцем губ, ощущает на языке солёный, металлический привкус, тело её начинает колотить мелкой дрожью, кожа стремительно бледнеет, а очи закатываются куда-то назад, делая глазные яблоки полностью белыми.

Сначала вёльва ничего, совсем ничего не видит, словно какая-то сила закрыла ей глаза липкими и холодными руками, или она лишилась зрения, или же упала посреди близящейся летней поры на них полярная ночь; зато чернеющая пустота постепенно наполняется звуками, которых становится всё больше: они разрывают ей барабанные перепонки, заставляют сердце в груди метаться и выпрыгивать.

Вёльва слышит бой барабанов, гул охотничьих рожков, и песнь металла, когда сталь встречается с обитым железом деревянным щитом с характерным звуком. Словно почувствовав этот ритм, в унисон с ним начинает биться её пульс, а кровь закипает: горят вены, нестерпимо жжёт шею... но зато она видит!

Видит сотни ратников на поле брани, видит бурное море из мечей, стрел и щитов, видит боевые корабли, чёрными лебедями скользящие по речной глади; кожей чувствует моросящий дождь и запах разнотравья — не здешнего, а такого, что растёт где-то далеко на востоке.

Какофония из звуков делается менее разборчивой, и к лязгу оружия примешаются воинственные кличи, мольбы раненых, стоны умирающих, гордые крики победителей, топот копыт, ржание, бульканье воды, хлопанье крыльев...

Сотканная из огня длань в небе над сечей превращается в зажатую в пасти громадного волка уродливую кисть с попарно сросшимися пальцами, а затем сверху на серого хищника пикирует иссиня-чёрный ворон с загнутыми когтями и острым клювом.

На миг внутри хижины повисла тишина, но прерывает её вопрос из уст Свенельда — на сей раз более твёрдым, уверенным голосом.

— Что ты увидела, вёльва?!

— Найдёшь ты Инга... Или Инг тебя — когда играешь в догонялки, не понимаешь порой, кто кого преследует, — женщина делает глубокий вдох и окровавленной рукой жадно засовывает в рот горсть заранее подготовленных ягод морошки: прорицания отнимали у неё много сил. — На востоке, во владениях рода Рюрика встретитесь вы лицом к лицу. Да только не вернёшься ты боле оттуда на родину, останешься в той земле.

Похоже, слова предсказательницы целиком вторили сомнениям светловолосого викинга: тот беспокойно поёжился от холода и ещё сильнее втянул русую голову в плечи, хотя казалось, это невозможно. Однако долг и надежда в нём пересиливали все опасения.

— Пусть так, я готов.

* * * * *

Вчера

Горько-солёный морской воздух сменяется ароматом разогретой сосновой смолы, а сизые речные волны кажутся более коварными и непредсказуемыми, нежели вдоль и поперёк пройденные прежде пути на большой воде.

Парус шумит над светло-русой головой, неторопливый плеск волн под вёслами успокаивает — в противоположность громкому гомону самых разных мужских голосов за спиной. Драккар, следующий к своей цели на далёких русских берегах, оказался тем местом, где он ощутил себя по-настоящему свободным и живым после нескольких месяцев напряжённых поисков. На мгновение закалённый воин словно возвращается в прошлое и снова чувствует себя юнцом, что вместе с братом и крохотным отрядом преданных хирдаманнов (1) впервые плыл на первый рейд по берегам Рейна. Но уже через несколько секунд он горько улыбается: сейчас больше половины его верных соратников пируют в золотых залах Вальхаллы, брат его отвернулся от былого и теперь изменился по сравнению с собой прежним больше всех, а сам он превратился в одержимого поиском разрушившего привычный уклад жизни негодяя.