— О, дитя моё, мы чувствуем твою боль. Однако ты сама согласилась и не пошла на поводу у глупых детских чувств, которые ты зовёшь любовью, — отвечает Ждана и вздыхает. — Да и мы всего лишь ничтожные простолюдины, поэтому проявленная к тебе благосклонность князя — это возможность, которую мы не можем упустить. Это принесёт процветание и безопасность всей нашей семье. И твой глупец Славко останется в живых. Все будут в лучших условиях по сравнению с горькой альтернативой, не прими ты договор.
До этого молчаливый, купец не остаётся в стороне и осторожно говорит:
— Мы должны подумать о том, что лучше для всех нас, моя дорогая. Для тебя, для твоего брата... Мы не хотим, чтобы ты жила в бедности и лишениях.
— Я понимаю... — Ольга действительно может не только понять, но и принять мотивы семьи. — Но, пожалуйста, знайте... Я не хочу притворяться, что меня это радует. Моё сердце обливается кровью и разрывается от осознания того, что мои собственные желания и мечты отныне схоронены за семью замками.
— Мы знаем, что это трудно, но иногда нам приходится идти на жертвы ради общего блага, — кивает Эгиль, зачерпнув варево деревянной ложкой, словно веслом. — Твой поступок — по-настоящему взвешенное и взрослое решение.
— И даже если ты будешь далеко, мы всегда рядом с тобой. Мысленно мы будем поддерживать тебя, делать каждый шаг, каждый вдох вместе с тобой. Да и князь наш не кажется плохим человеком, тебе нужно лишь привыкнуть к нему и со временем получше узнать, — добавляет мать варяжки.
Ждана, не выдержав, начинает беззвучно плакать. Не получилось у неё за резкими словами и голосом холодного разума скрыть своей печали по дочери.
— Спасибо вам, маменька, тятенька... Ваше понимание значит для меня многое. Я сделаю всё возможное, чтобы найти хотя бы крупицу счастья во всём, что ждёт меня впереди, — на пару секунд девушка замолкает, пока с её уст не срывается вопрос. — Братишка ещё не проснулся?
— Нет, как мы вернулись домой из хлева, так и не открывал глаз.
— Значит, придётся попрощаться с ним так. Не хочу будить и тревожить его сон.
Уже через минуту Ольга стоит в сенях в полутьме, её сердце тяжело от горя. Её младший брат, Вилфред, мирно лежит на мешке с сеном, не замечая чреды событий, разворачивавшихся вокруг него всё это время. Рассеянный солнечный свет проникает через щели в деревянном потолке, подсвечивая и делая ещё трогательнее его ангельское личико.
На глаза варяжки наворачиваются слезы. Она осторожно, на цыпочках подходит к его ложу, стараясь не потревожить сон малыша. Затаив дыхание, девица ласково убирает прядь белокурых волос с его лба; сестринское прикосновение нежно и невесомо, словно крыло бабочки.
"Спи спокойно, мой милый Вил", — шепчет Ольга наполненным любовью и сожалением голосом. — "Мне пора идти, но я обещаю тебе, что найду способ увидеть тебя в будущем. Из тебя вырастет отличный купец и достойная смена отцу".
Мальчик слегка вздрагивает, во сне его брови хмурятся в ответ на слова сестры. Ольга мягко целует братишку в чело, её губы задерживаются на мгновение, словно пытаясь запечатлеть это воспоминание и чувство навеки.
"Прощай".
По щекам Ольги предательски катятся похожие на крупный жемчуг слёзы, когда она неохотно отстраняется от брата. Девица бросает на него последний тоскующий взгляд, запоминая в памяти каждую деталь его невинного лица. Груз долга тяжело ложится на её хрупкие плечи, но она знает, что не может оступиться или повернуться назад.
Прикусив губу, Ольга выходит из сеней, её шаги тихим эхом раздаются по деревянным ступеням.
В это мимолетное мновение сестринская любовь и её желание защитить своих близких переплетаются, подкрепляя решимость преодолеть предстоящий коварный путь. Воспоминания об этом прощании останутся в её сердце и станут заветным талисманом, когда она столкнётся с трудностями, которые лежат за пределами крохотной деревеньки.
Хотя судьба распорядилась жестоко, Ольга хранит надежду, что однажды их пути снова сойдутся, и они найдут утешение в объятиях друг друга.
Дверь из избы со скрипом открывается, и варяжка встречает на себе довольный взгляд Бранимира и звуки рожков остальных дружинников, приветствующих свою героиню. Время пришло.
* * * * *
Проходит час, и Лыбута с её уютными избушками, утопающими в зелени лесов и полей, остаётся далеко позади. Ретивый конь несётся вперёд, унося её прочь от крепких объятий отца, колыбельных матушки, робких прикосновений возлюбленного. Прошлая жизнь, словно брошенный в волны Великой камушек, утонула и исчезла, и лишь воспоминания и обрывки событий кругами на воде вызывают в сердце щемящую тоску.
В носу всё ещё стоит дивный аромат свежего хлеба, которым всегда пахла по утрам трудолюбивая Ждана. На шее костром рябин распростёрлось подаренное отцом ожерелье из сердолика — привет из времён, когда в её жизни всё было так легко, просто и беззаботно.
Только со Славкой она не попрощалась. Да и сумела ли бы сама обо всём рассказать? Посмотреть прямо ему в глаза? Подобрать нужные слова, если они вообще существовали? Поэтому заявление Бранимира о том, что сразу же после её согласия и собрания с дружиной его под присмотром пары человек отправили на север, в Новгород, одновременно и ранит, и даёт возможность с облегчением вздохнуть. Меньше тяжкая ноша девицы от этого не становится, но случись разговор между ними сейчас — она точно потеряла бы все последние силы и эмоции, которые сейчас собрала в кулак, твёрдый, но дрожащий от осознания прекрасного прошлого, жестокого настоящего, туманного будущего.
Он поймёт. Должен понять.
— Лучше тебе прижаться ко мне покрепче, — вырывает её из пучины размышлений Бранимир, за грудь которого она держится сзади, вжавшись в седло. — До первого привала ещё много времени, в Новгороде мы будет в лучшем случае завтра. Потерпи немного, поспишь в охотничьем домике князя.
Ольга лишь кивает. Вереница всадников, возглавляемая Вещим Олегом, растягивается на добрые несколько десятков аршинов и преодолевает высокое разнотравье, держа путь на северо-восток.
Глава IX: Вода
ГЛАВА IX: ВОДА
Лыбута, минувшим утром
Полная воды лужа, оставшаяся после ночной грозы, перестаёт быть спокойной, когда в неё торопливо наступает чей-то сапог и нарушает привычное положение вещей. Обладатель его куда-то торопится и едва ли не поскальзывается на влажной почве, лишь в последний момент он удерживает равновесие и свою сумку с пожитками.
Пока окрылённые недавней новостью о княжеской свадьбе дружинники снуют вокруг, словно слепые котята под ногами, стараясь не забыть в гостеприимном дворе Эгиля ценные вещи, оружие или же просто дорогие сердцу безделушки, Ярослав молча наблюдает за прибывшими из столицы гостями.
Ноги и руки его всё ещё болят и ломят, а дышать тяжело не только из-за сильной жажды, но и заложенного носа с осипшим горлом: целая ночь под проливным дождём не прошла для ожидающего своего наказания вора бесследно.
Обрывков отдельных фраз было вполне достаточно, чтобы понять, благодаря чему прямо сейчас его отвязывает от позорного столба столь ненавистный сердцу лыбутчанина кочевник, но Люту этого мало.
— Ты точно не достоин своей возлюбленной, — как будто между прочим говорит он, освобождая от крепких узлов пленника — в искусстве управляться с верёвками ему не было равных. — Она, смелая и благородная, не чета тебе, гнусному червяку. Связать свою жизнь с князем, а не мелким воришкой — мудрый выбор, жаль, что она упросила сохранить твою жалкую голову... Я бы с удовольствием выбил из неё всю дурь.
— Судишь меня, даже не зная причин, по которым я прихватил тот несчастный перстень? — качается на всё ещё ватных и опухших от многочасовой фиксации ногах Славко и опускает глаза вниз. — Или думаешь, что я не раскаиваюсь в совершённом?
— Не думаю, — сквозь зубы процедил Лют и сплюнул на траву. — Совсем не думаю о таких, как ты и их мотивах. Преступлениям нет оправдания.