Он отпускает меня, его взгляд снова становится непроницаемым. "Это не тоже самое."

"Это не?" Я вкручиваю кулаки в его рубашку, не давая ему отвернуться. "Подумай об этом. Моя кровь испорчена, как и твоя. Мой отец убил и мою мать — не из-за извращенной страсти, а из холодного расчета. И он определенно убил бы и меня. На самом деле все еще может попытаться. Так чем же отличаются наши истории? Чем я лучше тебя? Во всяком случае, мы идеально подходим друг другу — или, как вы любите говорить, нам суждено быть вместе.

Он смотрит на меня сверху вниз, его широкая грудь двигается в неровном ритме, и я вижу, что достучался до него, что он усваивает эту основную истину. Правду, которую я не понимал до конца до этого момента.

Я могу не верить в судьбу как таковую, но что- то привело меня сюда, в эту семью со всем ее уродством и красотой. Этому замечательному, смертоносному, искалеченному человеку, который никогда не колеблется, делая все возможное, чтобы защитить меня и убить моих демонов… до тех пор, пока я также убиваю его.

Я отпускаю его рубашку и кладу ладони по обеим сторонам его лица, чувствуя твердую силу его костей под теплой, огрубевшей от щетины кожей. «Я люблю тебя, Николай… Я люблю тебя и хочу быть с тобой, темное прошлое, навязчивость и все такое. Что бы ни делали наши отцы, как бы ни испортились отношения наших родителей, мы не они, и мы не обязаны идти по их стопам. Я никогда не изнасилую девочку-подростка — и ты никогда не причинишь мне вреда, какими бы сильными ни были твои чувства ко мне… какие бы испытания мы ни прошли в будущем».

Его грудь вздымается быстрее, когда я говорю, его глаза темнеют, пока не приобретают цвет потускневшей бронзы. — Хлоя… — Его голос хрипит, когда он складывает руки чашечкой над моими. — Зайчик, ты даже не представляешь, насколько сильны уже мои чувства к тебе, насколько всепоглощающая моя одержимость тобой.

Я облизываю губы. "Я думаю, я сделаю." Камеры — хороший показатель. Нам нужно будет поговорить о них в какой-то момент в ближайшее время, но сейчас я должен сосредоточиться на более важных вещах… таких как то, как его взгляд падает на мой рот и воспламеняется знакомым вулканическим жаром, темный голод, который волнует меня и, на каком-то уровне пугает меня — но только потому, что вызывает во мне столь же сильную реакцию.

Он не единственный, чья любовь сейчас граничит с одержимостью.

Он смотрит на мой рот еще один такт, его руки сжимают мои. Затем, с резким вдохом, он прижимается своими губами к моим, одна рука сжимает мои волосы, а другая сжимает мою ягодицу, прижимая мою нижнюю часть тела к своей.

Он уже возбужден, выпуклость его эрекции давит на меня, когда он тащит меня к своему столу, пожирая жестоким поцелуем, на поцелуй, на который я отвечаю с таким же пылом. Мы падаем на твердую поверхность путаницей конечностей и жадно ощупывающих рук, сближаясь в ярости похоти и любви, в нежном буйстве страсти.

Самым совершенным образом для двух несовершенных людей.

47

Николай

Когда последние отголоски экстаза исчезают, я ощущаю твердую поверхность стола под своей голой спиной и легкий вес тела Хлои, лежащего на моей мокрой от пота груди. Мой мозг переполнен эндорфинами, а сердце бьется в груди в новом обнадеживающем ритме.

Я рассказал ей все, и вместо того, чтобы отшатнуться от отвращения, она обняла меня.

Я обнажил худшие стороны себя, и вместо того, чтобы убежать в ужасе, она сказала мне, что нам суждено.

Которые мы есть. Я знала это с самого начала, но в какой-то момент за последние пару недель я потеряла это из виду, начала сомневаться, смогут ли наши отношения пережить гноящийся во мне яд… суждено ли нам погибнуть мучительный путь моих родителей.

— Нет, — бормочет Хлоя, поднимая голову с моего плеча, и я понимаю, что сказал последнюю часть вслух. Нежно улыбаясь, она обводит кончики моих губ одним тонким пальцем, ее глаза такие мягкие и теплые, что ее взгляд похож на физическую ласку на моем лице. «Мы решаем нашу жизнь, наше будущее».

Сев, я притягиваю ее к себе на колени, переполнение эмоций наполняет мою грудь, когда я вдыхаю ее аромат полевых цветов и чувствую, как ее тонкие руки доверчиво обвивают мою шею. Нежность и собственничество, любовь и вожделение, страх и радость — они борются внутри меня, пока мне не начинает казаться, что моя грудная клетка не может вместить всего этого.

Является ли это возможным?

Может ли любовь Хлои ко мне быть чем-то большим, чем сладкий мираж?

Может ли такое счастье быть настоящим и продолжительным?

Я так о многом хочу с ней поговорить, так много хочу ей рассказать… еще одно признание, которое я хочу сделать относительно судьбы ее отца. Но пока этого достаточно. Я не хочу портить этот прекрасный момент, поднимая какие-либо спорные темы. Так что я просто целую ее в макушку и крепко обнимаю, довольная — по-настоящему довольная — впервые в жизни.

48

Хлоя

Я хочу остаться вот так, лежа на коленях у Николая, навсегда, но я знаю, что рано или поздно нам придется переехать. Краем глаза я замечаю свое платье на полу рядом с его рубашкой — вместе с ноутбуком, который мы сбили со стола в нашей страсти. Мы должны забрать компьютер, убедиться, что с ним все в порядке… может быть, поговорить и о камерах. Или еще лучше, о нашем будущем в целом. Но прежде чем мы туда доберемся, я должен кое-что ему сказать.

Подняв голову с его широкого плеча, я отстраняюсь, чтобы встретиться с его теплым янтарным взглядом. — Спасибо, — мягко говорю я. «Спасибо за то, что вы сделали с Брансфордом. Я знаю, что это не идеальное решение — я знаю, что даже свергнутый с престола он может быть опасен — но я думаю…

Громкий стук в дверь заставляет нас обоих подпрыгнуть. «Николай!» Глубокий голос Павла напряжен, поток русского настойчиво следует за ним.

"Блядь!" Николай сбрасывает меня с колен и поднимает складные ножи к своим ногам, хватая свою одежду и натягивая ее серией взрывных движений.

Это такой внезапный переход от мира, которым мы только что наслаждались, что я слишком ошеломлена, чтобы сначала это осознать. Но затем адреналин очищает мой разум, и я тоже начинаю двигаться.

"Что случилось? Слава опять болен? Я хватаюсь за свое платье, и мое сердце разрывается от горла, когда я натягиваю его.

Николай уже стоит у задней стены, прижимая ладонь к гладкой белой поверхности. — Слава в порядке, — мрачно говорит он, когда часть стены отодвигается, открывая моему изумленному взгляду комнату, полную оружия. — Это наши охранники. Аркаш сообщил Павлу, что заметил что-то странное, и теперь Павел не может связаться ни с ним, ни с другими нашими людьми.

Я задыхаюсь, мой кулак взлетает, чтобы прижаться к моим губам. "Вы думаете-"

«Нас атакуют? Да." Он хватает устрашающего вида M16. — А если бы мне пришлось делать ставку, то я бы поставил на Леоновых.

49

Николай

Карие глаза Хлои расширены от страха и потрясения, когда я кладу свое оружие на стол и вывожу ее в коридор, где меня ждет Павел. Мое сердце бешено колотится в груди, адреналин струится по моим венам, когда я резко приказываю: «Отведите ее, Славу и Алину в безопасную комнату».

Он кивает, заключая Хлою в медвежьи объятия. — Людмила и они вдвоем уже внутри.

"Подожди!" Хлоя кричит, когда он поднимает ее и несет вниз по лестнице. "Позвольте мне помочь. Я могу.."

Я не слышу, что она говорит дальше, потому что я уже в своем кабинете. Я не могу найти время, чтобы успокоить свой зайчик, когда каждую секунду приближает Алексея Леонова к нашей двери. И это должен быть он. Он должен быть тем, кто стоит за этим. Должно быть, наши лица попали на какую-то камеру наблюдения в больнице, и его хакеры выследили нас здесь. Это единственное объяснение, имеющее хоть какой-то смысл, единственный способ триангулировать наше местоположение.