­– Опаздываю, котенок, нужно торопиться, – говорит Макс, обнимая за шею.

Я шиплю и отстраняюсь. Задел рукой мою татушку, она прямо под линией волос на шее сзади, совсем маленькая, но печет ого-го как.

– Болит? Как домой приедешь, сними пленку и обработай антисептиком, потом мазь наложи, поняла? – сдвигает брови Доронин.

Он пытался отговорить меня делать татуировку. Уверял, что мое тело – это шедевр и портить его противозаконно. Я остроумно пошутила, что всего лишь ставлю на обратную сторону шедевра печать его владельца. Мастер тату шутку оценил и пообещал шедевр улучшить. Сделал аккуратно, мне понравилось.

– Все заживет, не беспокойся. Зато теперь мы связаны навечно, – отодвигаю воротник толстовки.

Место очень чувствительное, любые касания мне остро неприятны, но мысль о том, что означает эта татушка – лучше любого обезболивающего. Макс тоже набил на руке пикоруа, еще один, лично мой. Мы сделали парные тату в первом попавшемся салоне, ночью. Двое сумасшедших.

– Идем, Лиза! Мне еще багаж сдавать, – бурчит Доронин и идет дальше.

Я следую за ним. Что еще остается?

Всю дорогу до аэропорта смотрела на дождевое небо и молила мироздание обрушить на полуостров шторм или ураган. Такой лайтовый, чтобы без жертв и разрушений, но самолеты отменили, хотя бы до утра. Чтобы еще одну ночь побыть рядом с ним, всего одну…

Не помогло.

– Может, ну ее, эту Кенгурятию? Оставайтесь! У нас тут тоже много солнца и безумные сумчатые по дорогам не скачут, – пытается пошутить Костя, стоя с нами в очереди на сдачу багажа.

– Зато парнокопытных хватает, – парирует Макс. – Только что ехали с одним. Объясняю, что опаздываю, прошу перестроиться в левый ряд, этот дундук назло плетется в правом.

– Дал бы ему в бубен для ускорения. Делов-то! – смеется Костя.

Ему одному весело. Макс хмурится, то и дело сверяя документы, я обхватила его за предплечье и еле сдерживаю подступающие слезы. Маша тоже грустит. Ни слова не проронила после того, как сквозь зубы поздоровалась. С того уикенда в отпускном доме Бариновых мы не общались, она постоянно жила у тетки.

По пути к зоне вылета я считаю плитки под ногами. Не могу смотреть по сторонам, законсервировалась и тону в отчаянье. Сердце едва бьется, а в пальцах столько силы! Они сжимают руку Макса до побелевших костяшек. Полтора месяца назад я знать не знала о существовании этого парня, а теперь у меня нет никого ближе и дороже. Я так его люблю!

– Будем прощаться, – решительно говорит Макс.

Он пожимает руку Косте, коротко обнимает друга. Я сама себя обнимаю за плечи, уже чувствую одиночество.

– И чего тебе на родине не живется, друже? ­– недоумевает Костик. – Лизу бросаешь, сестру увозишь против воли. Она в твою Австралию совсем не хочет.

Маша кусает губы и отворачивается, пряча слезы.

– Хочет не хочет, а надо. Есть такое слово, очень по жизни помогает, особенно, когда мотивация пропадает.

Доронин постукивает Костю по предпечью, тот разводит руками:

– Кому надо? На хрена? Когда теперь увидимся?

– Прилетай к нам в гости, Коть, – подает голос Маша.

Плачет больше не таясь, бросается к Баринову и цепляется в его футболку, а он ее по голове гладит и что-то говорит тихонько в волосы, успокаивает. Она ему, как сестра, с пеленок знает. Мне они героями мелодрамы видятся. Я в какой-то прострации нахожусь, вижу все искаженно.

Макс берет меня за локоть и уводит в сторону. За панорамным окном стоят самолеты разные, большие и не очень. Я их рассматриваю, силясь сдержать слезы. Обещала не реветь, а как? Машка вон тоже рыдает.

– Посмотри на меня, Лиза, – просит Доронин низким шепотом, беря мои руки в свои. Я вскидываю глаза, их жжет, лицо его плывет. – К чему эти слезы, что за траур? Как на войну меня провожаешь.

– Мне страшно, Максим, ничего не могу поделать. До ужаса страшно!

– Чего ты боишься? Мы все с тобой проговорили и решили. Даты определены, билеты куплены. На связи будем каждый день...

– Не знаю, не верю, – трясу головой.

– Посмотри на меня, – снова просит он, и я смотрю. Слезы скатываются, резкость появляется. – Верь мне, Лиза. Я тебя люблю.

Макс говорит так уверенно, будто это всем давно известный факт, а у меня в глазах темнеет от избытка чувств и хлынувших в кровь гормонов.

Он же впервые признался!

– И я тебя, Макс. Очень люблю!

Подпрыгиваю и как обезьянка повисаю на нем, обхватив руками и ногами, а он смеется, прижимая к себе. Смех приглушенный, чувственный, счастьем пропитанный. Я тоже смеюсь еле слышно. Громко нельзя, чтобы это счастье не спугнуть.

Когда они с Машей скрываются за поворотом терминала, все еще улыбаюсь. Мне уже не так грустно и шестьдесят четыре дня больше не кажутся чудовищным сроком. Он меня любит, прямо так и сказал!

– Давай, подброшу, Лиза, – предлагает Костя по-свойски. – Ты у Макса теперь будешь жить? Он сказал, ключи тебе оставил.

– Только чтобы вещи забрать. Я домой возвращаюсь, у меня семья, они не поймут, если я вдруг перееду в квартиру женатого человека. Вряд ли моя мама поверит в историю с фиктивным браком, – все еще улыбаюсь.

– Ну, ты же веришь.

– А не должна?

Баринов морщит лоб, достает смартфон и смотрит в экран. Долго смотрит, показательно игнорируя мой вопрос.

– У меня всего час, – бросает небрежно. – Если помощь нужна, поехали.

– Не нужна, я и сама справлюсь. Езжай по своим делам, – произношу уверенно.

Пошел он со своей помощью, советами, намеками прозрачными и не очень... Никого не буду слушать. Макс любит меня, только это важно.

Мы прощаемся, расходимся в разные стороны, и у меня вдруг тошнота подкатывает к горлу. Так резко, что я рот рукой закрываю и несусь в туалет. Закрываюсь в кабинке, хватаюсь за живот. Он болит как-то странно, то остро, то тянет. Вырвать нечем, я с утра только воду пила.

Дышу, дышу…

Немного отпускает, лоб испариной покрывается. Что ж это такое?

На белье небольшое пятнышко крови. Фух! Это месячные пришли, долгожданные. У меня цикл длинный, их иногда по полтора-два месяца не бывает. Я привыкла, но в этот раз волновалась. У нас был незащищенный секс, и не раз. Макс тоже спрашивал, но я его успокоила. Если верить моему женскому календарику, мы в безопасные дни занимались.

Строчу ему сообщение:

«Приложение не врет, я не беременная. Повезло»

Смайлик дурацкий прикрепляю и отправляю.

Он еще не в самолете и тут же отвечает:

«Отличные новости. На будущее надо продумать надежный метод контрацепции»

«Я решила пить таблетки. Читала, что полезно для регулирования цикла»

«Сначала сходи к врачу! Сама не вздумай!»

«Слушаюсь, мистер Доронин. Хорошего полета»

Моя руки, смотрюсь в зеркало и сама себе усмехаюсь. В свои восемнадцать я стала тайной любовницей заграничного миллионера. Это больше похоже на пошленький сюжет бульварного романа, но на самом деле реальность, к которой нужно привыкать.

Тошнота постепенно отпускает, ее сменяет голод. Проходя мимо аэропортовского кафе, я чувствую, что дико хочу съесть какую-нибудь гадость типа хот-дога или шаурмы. Четыре года не ем мясо и на тебе. Вот это я стрессанула!

«Ты с Костей домой едешь?», – приходит от Доронина, пока выбираю, что заказать.

«Он предлагал подвести, но я лучше на автобусе», – отвечаю честно.

«Ок. На пересадке позвоню, целую»

«И я тебя, буду ждать звонка»

Макс выходит из сети, я беру себе кусок сырной пиццы и сок. С аппетитом ем и смотрю на взлетающие самолеты.

Доверие – оно такое хрупкое, одно неверное движение – разлетится на осколки. Ведущий свою игру друг, нуждающаяся в помощи распутная подруга, фиктивная красавица жена… С такими вводными нам с Максом будет непросто, но мы любим и у нас должно получиться. Он так сказал, он мне пообещал.

Отель находится в самом центре. Вид из окна номера на двадцатом этаже должен быть потрясающим, но увы, ночная Москва плывет внизу безликим пятном, тонет в туманно-дождевом киселе. Осень в мегаполисе неприглядная: серость, сырость, грязь. Но это совсем не расстраивает, если видишь недостатки из салона представительского авто и панорамного окна гостиничного люкса.