– О чем ты тут вещаешь так эмоционально?

Макс неслышно подходит сзади, протягивает Лере ее коктейль, а мне мою колу с лимоном.

От неожиданности я вздрагиваю и тушуюсь:

– Да так, не важно…

Надеюсь, он не слышал моих излишне пламенных и максималистских речей. Когда речь заходит о любви, меня часто заносит в сторону идеализма.

Макс кладет руки на мои плечи, наклоняется и заглядывает в глаза:

– Потанцуешь со мной?

Его глубокий и проникновенный взгляд переключает фокус, как по щелчку. Я забываю о Лере с ее потребительскими суждениями и думаю о том, что будет дальше с нами. Мы собирались поужинать и потанцевать, следующим пунктом шел секс. Пока мы были наедине такой план казался идеальным и я была полна решимости, но теперь все изменилось.

Макс подает руку. Сердце проваливается, но я встаю и протягиваю свою. Мы идем не на танцпол, а к морю. Уходим в сторону и остаемся наедине.

Музыка слышна отдаленно, ветер сносит ее в другую сторону, шелест волн приглушает. Мы стоим у самой кромки, босиком на прохладном песке. Не танцуем, просто обнимаемся.

В глубоком темном небе мерцают звезды, их бесконечное количество. Самые яркие из них падают и сгорают, исчезают в черноте. Августовский звездопад над морем – впечатляющее зрелище, но у меня не получается им насладиться. Макс смотрит на меня с нежностью, гладит по спине, а я борюсь со стремительно нарастающей тревогой.

Только что я поняла, насколько для меня важна и даже обязательна любовь. Та самая, от которой сносит башню и которая чужда Максиму Доронину. Этот парень в любом случае не даст мне того, в чем я нуждаюсь. Он не ответит на мои чувства взаимностью и предупредил об этом. Костик прав: Макс просто разобьет мне сердце и уедет в свою Австралию. Чем ближе подбирается ночь, тем отчетливей я это понимаю и тем сильнее хочется сбежать. Пока еще не поздно.

Обожаю рассматривать свадебные фотографии. Лица на них счастливые, взгляды преисполнены любовью и верой в прекрасное завтра. Даже если жених без пиджака, а невеста в обычном платье и с садовыми ромашками, как на первой семейной фотке моих родителей. У них не было свадьбы, только роспись в тайне ото всех. Маме на тот момент было, как мне сейчас – восемнадцать, родители не одобряли ее выбор. Они приняли отца уже после моего рождения.

Долистав родительский фотоальбом, прикрываю глаза и сглатываю слезы. Папы нет почти четыре года, а я никак не могу в это поверить. Он такой живой на этих фотках, такой красивый… Мама смотрит на него с восхищением, он на нее – с безграничной нежностью. Как же я понимаю их теперь, когда сама влюблена, как понимаю…

Любовь – самое удивительное и загадочное чувство из всех существующих. Только оно способно приносить одновременно радость и боль. Влюбленность в Макса в считанные дни преобразила мою жизнь, наполнив ее красками и смыслом, она же стала источником тревоги и грусти. Я успела побывать на седьмом небе от счастья и почувствовать себя глубоко несчастной.

В тот вечер я всерьез запаниковала и все-таки сбежала. Придумала, что мама неожиданно вернулась и устроила мне телефонные разборки, а ей нельзя нервничать. Соврала.

Макс хотел уехать со мной, но все его отговаривали. Он заплатил за мое такси баснословную сумму.

Прощаясь, мы долго целовались. Сердце умоляло наплевать на все принципы и остаться, но разум настойчиво советовал драпать. До самого дома я терзалась сомнениями, что поступила правильно, лишь к утру успокоилась. Достала блокнот и начала прописывать концепцию будущего блога.

Следующим вечером Максим позвонил и предложил встретиться, погулять или поужинать. Я вежливо отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Уже решила, что буду от него морозиться. Он не стал настаивать и уговаривать. Вчера сообщением спросил, как дела. Я ответила, что все хорошо, только много дел и совсем нет времени. Больше он не тревожил.

Сложив родительский альбом в коробку, заклеиваю ее скотчем и подписываю маркером. Третий день я пакую вещи по системе с нумерацией и подробной описью. Мама со Славой начали переезд в новый дом. В первой половине дня я помогаю им, после обеда хожу в поликлинику на физиотерапию. Я правда занята и стараюсь не думать о Максе, но память то и дело возвращает меня в те сумасшедшие сутки, которые мы провели вместе. Лучше бы мне все забыть, но разве возможно? Я так сильно влюбилась. И поговорить об этом не с кем. Лерка умотала на дачу, на мои звонки и сообщения не отвечает.

– Вета, мы уезжаем, – оповещает мама из коридора. – Больше коробок не возьмем, машина полная.

– Тут всего три штуки осталось, – отзываюсь через дверь.

– В следующий раз. Вернемся завтра. Пока!

– Счастливо, мам!

Высовываюсь, чтобы махнуть на прощанье, но дверь за ней уже закрывается.

Они со Славой повезли очередную партию вещей. Отделка дома практически завершена, им не терпится начать обживаться. Коттедж находится за городом, в тихом живописном месте рядом с лесом, маме в ее положении будет хорошо там.

Оставшись одна, я открываю настежь окно и включаю музыку. Сегодня я снова танцевала во сне. Движения были сложными, интересными. Хочу повторить их на камеру, пока не забыла. У меня уже несколько подобных видео. Это только наброски, из которых позже я собираюсь поставить полноценный танец в студии Ники и Влада.

Установив телефон на подставку, встаю перед зеркалом, запрокидываю голову и раскидываю руки по сторонам. У меня есть пять минут, потом нужно бежать в душ и собираться. Через час я должна быть в приюте.

Танец не идет. Я никак не могу сконцентрироваться, сбиваюсь с ритма. Мысли совсем о другом. Вчера от имени Макса на счет приюта поступила приличная сумма. Владелица еще утром написала, что нужно позвонить ему и поблагодарить, а я никак не решусь. От одной мысли, что услышу его голос, в жар бросает.

Выключаю музыку и плетусь на кухню. Аппетита нет, но что-то съесть необходимо – в приюте мне понадобятся силы. Достаю из холодильника питьевой йогурт, но открыть его не успеваю – в дверь продолжительно звонят. Уверенная в том, что это мама вернулась, я несусь в прихожую и открываю, не глянув в глазок.

Огромный букет, над ним родной взгляд… Я замираю на пороге.

– Привет! Звоню-звоню… Войти-то можно?

– Здравствуй, Илья. Я не слышала. Проходи, конечно.

Сделав шаг назад, впускаю гостя.

– Я тебе писал и звонил несколько раз. Почему не отвечаешь? С телефоном что-то случилось?

– Случилось, – киваю заторможенно.

Много всего случилось, но не с телефоном. Я намеренно не отвечала, не хотела с ним говорить.

– Держи, это тебе… С днем рождения!

Красовский протягивает увесистый букет из белых лилий и бордовых роз. Мое лицо каменеет. С недавних пор темные розы вызывают у меня острую неприязнь, но откуда ему знать, последний раз мы разговаривали накануне того вечера.

– Спасибо, – осторожно принимаю цветы. – День рождения был пять дней назад, я успела о нем позабыть.

– Только вчера вечером придетел, задержался на несколько дней в Москве. Ульяна познакомила с полезными людьми, у нее хорошие подвязки в Ассоциации, – будто оправдывается Илья, разуваясь.

Новая тенниска сиреневого цвета ему очень идет. В повседневной жизни он любит светлые тона в одежде, на паркете обычно в черном.

– И как там, в Москве?

– Как обычно. Народу много, суета, – отмахивается. – Подарок в ЦУМе тебе купил. Надеюсь, понравится.

Красовский достает из кармана коробочку бирюзового цвета и открывает ее. Там подвеска в виде сердечка. Банально, но мило.

– Красиво, – выдавливаю улыбку.

– Тиффани, – комментирует с гордостью.

Он наклоняется, чтобы поцеловать, но я прячусь за букет и ухожу на кухню.

– А что ты, как ежик? Не рада мне? – следует за мной.

Я ему не рада, но сказать об этом прямо – грубо и жестоко.

– Все нормально, тебе показалось, – бросаю через плечо и опускаю букет в раковину.