Все-то он помнит.

– Была, – поправляю. – Я была ее кумиром.

– И дальше будешь. И моим станешь, если поможешь выбрать ей кроссовки. Или кеды. Она сама не знает, что хочет. Возраст идиотический, никаких нервов не хватает!

– Ты брюзжишь, как старый дядька.

– Что я делаю?! – переспрашивает возмущенно.

– Ворчишь! – смеюсь.

– Ты договоришься, Эли. Откушу твой острый язычок!

– Как же мы тогда целоваться будем? Или мы не будем? При Маше нельзя? Для нее мы только друзья? – строчу вопросами. Надо же понимать, как вести себя при его сестре.

Шумный вдох на другом конце. Пауза. Выдох.

– Мы не друзья, Лиза. Я не хотел бы скрывать тебя, ни от кого. Если тебе так нормально?

– Мне нормально, – спешу согласитьсч. – Я – девушка свободная.

– Ты не свободная, а моя. Хорошо?

Я словно со скалы в море прыгаю. Сначала вниз лечу, а потом вверх поднимаюсь и выныриваю самой счастливой на этом свете.

– Хорошо.

– Тогда до вечера, моя девочка…

Он произносит это с улыбкой. Я ее чувствую и у самой рот до ушей растягивается. Сердце в груди бахает, предчувствуя впереди что-то новое и захватывающее.

Так и хожу с застывшем на лице счастьем, пока застилаю постель, привожу себя в порядок и одеваюсь. И в кухню с улыбкой вхожу, там она и стухает.

В большой кастрюле на подоконнике стоят вместе два букета: прекрасные зефирки Макса и жуткие лилии с розами от Ильи. На столе остывший омлет и тосты с сыром, за столом мама. В руках у нее телефон, на лице недоумение.

– Что происходит, Вета? Откуда столько цветов?

Начинается.

– А мы разве не опаздываем? Надо бы пораньше выехать, там дождь и могут быть пробки. Кстати, свет в доме починили? – пытаюсь перевести тему.

Все утро отчим ругался с диспетчером, требуя выслать аварийную бригаду. Вчера они вернулись, потому что в доме из-за грозы пропало электричество.

– Садись завтракать, – вздыхает мама, не ответив ни на один из моих вопросов. – И рассказывай, что у вас с Ильей? Поссорились?

Не прокатило.

Достаю тарелку с вилкой, включаю чайник. Как же неохота говорить о Красовском.

– Не то, чтобы поссорились…

– Мне его мама только что звонила.

Вот черт!

– Мы расстались, – рублю, опускаясь на стул.

– Из-за чего?

– Я так захотела.

Скрестив руки на груди, смотрю с вызовом. Мамин взгляд тоже мягким не назовешь.

– А что стало причиной того, что ты так захотела?

– Мое желание.

– Лизавета, – вздыхает мама. – Надо позвонить твоему психологу, – хлопает рукой по столу и встает.

– Если понадобиться, я сама ей позвоню. Мне восемнадцать, и я в праве сама решать, когда и к кому обращаться за помощью, – напоминаю раздраженно. – Тебе не нужно больше беспокоиться обо мне, думай о себе и ребенке.

Мама смотрит на меня сверху, качает головой:

– Так и знала, что ты будешь ревновать и беситься. Привыкла, что все внимание только тебе.

Мои пальцы до боли сжимают предплечья. Все как обычно: я пытаюсь держать свои границы, она принимает это за протест. У меня бурлит внутри, так хочется сказать, чтобы не лезла не в свое дело, но я молчу. Коротко вдыхаю, быстро выдыхаю. Надо сдержаться, ей нельзя волноваться.

– Послушай, мам! Со мной все хорошо, правда. И я не ревную тебя к малышу. Я его уже люблю! Или ее? Ты кого больше хочешь?

Выражение ее лица поразительно быстро меняется.

– Да мне все равно, лишь бы здоровеньким родился.

– В этом даже не сомневайся! Давай попросим доктора не говорить нам пол. Пусть запечатает результат в конверт, и мы устроим гендер-пати! С шарами, тортом, дымовыми шашками. Круто же?

– Круто, – соглашается с улыбкой. Оттаивает. – Но кто-то должен знать, какого цвета дым покупать.

– Можно нанять агентство. Хотя нет! Давай я сама все организую! – загораюсь идеей.

– Веточка, – вздыхает мама, опускаясь на стул. – Пойми, у меня на душе неспокойно. Почему вы с Илюшей расстались?

– А зачем быть вместе, если нет любви?

Вопрос риторический, но мама решает ответить.

– Но он переживает. Значит, любит.

– А я его нет, – развожу руками. – Я дру…

Хочу сказать, что другого полюбила, но вовремя прикусываю язычок. Не нужно маме знать о Максе.

– …Дружить с Красовским могу, а любить – нет. Не тянет к нему, понимаешь?

Несколько секунд она задумчиво смотрит на меня, а потом кивает. Мы не поругались, я молодец.

Макс

Выезжать в сторону моря субботним утром – тот еще трэш. По навигатору до пункта назначения чуть больше часа, а мы почти полтора из города выползали и уже сорок минут по трассе тянемся. В конце августа крымские дороги перегружены во всех направлениях. Мы двигаемся в самом популярном – южном.

Костян громко сопит и нервно тарабанит пальцами по рулю. С его темпераментом двигаться со скоростью ниже восьмидесяти – истинное наказание. А тут еще сидящая впереди Маша раздражает бесконечной болтовней.

– Значит, у тебя будет сестренка? Как же здорово, Лиза! Я всегда мечтала о сестре. Чтобы вместе играть, в одной комнате спать и секретничать обо всем на свете. А как назовете?

За секунду до того, как эта тараторка поворачивается, Лиза успевает сбросить мою руку со своего бедра. Я шумно выдыхаю недовольство и отворачиваюсь к окну. Машка всю дорогу вертится, и каждый раз одно и то же. Она знает, что мы вместе, чего стесняться-то?

– Называть будут родители, но я предложу Алисой, – отвечает Лиза.

– Красивое имя, – кивает сестра и отворачивается.

И что ей на дорогу не смотрится? Мелочь непоседливая.

– Брат столько для нее делает, а ей сестру подавай, – хмыкает Костян. – Неблагодарная ты, Марья!

– А ты грубиян, Костичка! И тупишь, раз не понял. Я хочу сестру не вместо брата, а к нему вдобавок. Потому что мне не хватает общения. Нормального, человеческого. Макс все время работает, а с тобой, например, и поговорить не о чем. У тебя одни сисястые телки на уме, – выдает Мария.

Я хрюкаю смешком: уделала она его.

– А ты чё борзая такая? Полегче давай на поворотах, – цедит Костян, вцепившись в руль. ­– Макс, что стряслось с твоей прелестной маленькой сестренкой?

– Не знаю, друже. Выросла, наверное.

– Та не похоже! Мозгов явно не хватает. Это у нее дни какие-то не такие, или луна сегодня в очередной жопе. Лиза вон тоже брыкается.

– Придурок, – шипит Машка и бьет его в бок кулаком.

Лиза краснеет, как рак.

– Что такое? – беру ее за руку.

– Костя в зеркало все видит, ­– шепчет прямо в ухо.

Губами щекочет, грудью касается, запахом своим охренительным обдает... Я зубы до хруста сжимаю. Сколько мы уже целуемся и зажимаемся украдкой, где придется? Неделю или уже две? У меня выдержка на исходе. Вчера вечером фильм смотрели, Машка вырубилась на диване, а мы на цыпочках вышли на кухню. Не знаю, каким чудом я смог остановиться и не трахнул Лизу на столе. Она так чувственно стонала, так доверчиво открывалась. На все была согласна. Я посадил ее в такси, а после долго стоял под душем: двадцать минут и два раза. Докатился, бля.

Шурша колесами, Бэха въезжает в выложенный цветной плиткой двор, автоматические ворота бесшумно закрываются.

– Какой красивый дом! – восклицает Машка, выпрыгивая из машины.

– Такой большой, – удивляется Лиза.

– Мы все иначе представляли себе домик для отпусков, – комментирую я.

– Как по мне, дом бестолковый, – отмахивается Костик, – Басика нет, до моря двадцать минут пешкодралом по горам. Или на машине, но тогда не прибухнуть. Ближайший движ в городе, а до него тоже ехать. Плохое место. Родители в позапрошлом году тут все лето жили, в прошлом – только месяц, а этим всего неделю. Батя его уже на продажу выставил.

Основной источник дохода семьи Бариновых – перепродажа недвижимости на побережье. Мини-отели, квартиры в разных городках, дома – чего у них только нет. Об этом доме я ни разу не слышал. Костю отправили законсервировать его на межсезонье, он предложил смотаться за компанию. Решили поехать с ночевкой. У Лизы получилось дома отпроситься – такой шикарный шанс, но Машка тоже с нами напросилась, теперь мешается.