Бах, бах. Вспышками в мозгу: врачи, суета, лампы яркие, трубка во рту. Я прошу, кричу – никто не слышит. Вену жжет... Мне холодно, а внутри пусто.

– Мам, ребенка моего больше нет?

Голос у меня хрипит, горло саднит и губы потрескались, больно ими шевелить. Зачем я спросила? Знаю ответ.

Мама грудью на меня ложится и плачет:

– Как же так, Веточка. Почему ты мне не сказала?

­Я до скрипа стискиваю зубы, впиваюсь пальцами в матрас.

Дура, идиотка! Тварь я последняя, вот кто! Ради славы, из-за блога этого клятого, Максу назло убила своего ребенка. Убила...

– Пусти, меня, дышать трудно, – толкаю маму и пытаюсь сесть.

Как жить теперь с этим? Как? Не хочу!

Мама выпрямляется. Животик к нее уже большой. Глянув вскользь, закрываю глаза. Реально хочу умереть.

– Ребенок не от Ильи? – острожно спрашивает мама, я подтверждаю молчанием. – А чей он? Был…

Именно, что был. Нет ребенка, нет отца. И чувств к нему тоже нет, ничего не осталось, пусто внутри.

– Ничей. С каким-то левым парнем из клуба переспала.

– Он тебя изнасиловал?

– Сама захотела. Отстань, – закрываю лицо руками. – Я хочу одна побыть, прошу!

– Вета! – голос мамы становится строже. – Зачем ты так? Я чуть с ума не сошла за эту ночь! Слава в предынсультном состоянии этажом ниже лежит. Это он тебя нашел, на руках в больницу нес. Мы же твоя семья!

Семья – это они со Славой и Алиска, которая скоро родится, я уже сама по себе, мама еще не поняла.

Она весь день провела со мной в палате. Вздыхала, причитала, супом накормить пыталась. Плакала тихонько у окна, когда думала, что сплю. А я не спала, я думала, как дальше жить и ничего придумать не могла. Понимала только, что хочу уехать и начать новую жизнь. Но куда, как, на какие деньги? Где искать поддержку?

Ответы на эти вопросы нашлись неожиданно и уже на следующий день.

***

Больничный чай на вкус, как вода, только сладкая. Из-за боли в горле я не могу есть, поэтому пью его, чтобы голова от голода не кружилась.

– Скажи мне честно, Вета, ты же не пыталась специально отравиться? – шепотом спрашивает мама, плотно прикрывая за собой дверь.

Ходила в ординаторскую с врачами шушукаться, уговаривала выписать меня после осмотра. Наговорили ей там лишнего.

– Что за глупость? – фыркаю, глотая горячий чай и глядя на грустное серое небо в окне. На душе у меня ровно так же.

– Врач говорит, что у тебя кровотечение открылось из-за принятых лекарств, у них есть подозрение…

– Не травилась я намеренно! – перебиваю не без раздражения. – Живот болел сильно, темно было, таблетки перепутала.

– Если бы Слава позже приехал, если бы не нашел вовремя… Я бы не перенесла, Вета, – причитает мама, не слушая меня. – Пережить собственного ребенка – самое страшное наказание.

– Не думай о плохом, тебе нельзя волноваться, – напоминаю, уткнувшись носом в стакан.

– Легко так говорить, когда не знаешь, каково это. Поймешь, когда свои дети будут…

Она осекается, подходит к окну и обнимает себя за плечи. Рассказали ей о моем резусе и проблемах в будущем.

– … Там к тебе Илья пришел. Ты его пустишь?

– А почему он пришел? – удивляюсь, но тут же понимаю. – Это ты рассказала, да?

– Позвонила его маме, а что делать? Они все равно узнали бы, слухи по знакомым уже поползли. Я сама рассказала правду, чтобы не додумывали.

– Какую правду?

– Что ты вместо цитрамона нечаянно выпила таблетки Славы и у тебя критически упало давление.

Продолжая цедить чай, я беззучно усмехаюсь. Маме всегда было важно мнение окружающих и страшно, что о ней подумают другие. Она подстраховывается, рассказывая знакомым свою правду.

– Капец, ты бледная, – открыто удивляется Илья, опуская на тумбочку пакет с бананами.

Хорошо, что не цветы принес, я бы взвыла при виде букета в таких обстоятельствах.

– Завтра буду огурцом. У меня вечером занятие с малышками, не хочу отменять.

– Надо же, так неудачно перепутать таблетосы, – косится на меня Красовский.

Не верит в мамину правду. Я бы тоже не поверила.

– Давно пора сделать лазерную коррекцию зрения, а то сослепу можно крысиного яду выпить, – пытаюсь пошутить.

– Это вроде не очень дорого.

– Не очень, но я пока не заработала.

Илья берет стул, беззвучно ставит рядом с кровью и садится. Смотрит в глаза. Серьезный, решительный. Давно не видела его таким.

– А я как раз по этому поводу. У меня к тебе есть предложение.

Я выгибаю брови и ставлю недопитый чай рядом с его бананами.

– Если ты про танцы, то в спорт я не вернусь.

– Понимаю. Сам устал от этой гонки, – кивает Илья, сдвигая стакан подальше от края тумбочки. – Думаю, пришло время начать зарабатывать с помощью опыта и имени. Ты помнишь Эда из Штутгарта? Он в жюри сидел. Приглашал нас в ресторан, а мы не пошли.

– С голубыми волосами который? Странненький такой? – щурюсь, припоминая какого-то Эдгарда.

– Он не странный, и волосы у него теперь обычные, – будто обижается Илья. – Мы виделись недавно. Короче. Он предлагает нам открыть большую школу танцев в Мюнхене. У него там есть помещение, и он готов взять на себя все оргвопросы.

– Нам? – переспрашиваю. – Причем здесь я?

– В Европе нас знают, как пару. Я предлагаю тебе ехать и работать вместе, как муж и жена.

– Как кто? – невольно округляю глаза.

Ушам своим не верю. Это он так шутит?

– Так будет проще оформить визы, да и логично. Школа Красовских – хорошо звучит, правда?

– Но я тебя не люблю, Илюш.

– А это неважно, брак будет формальный. Сейчас я все тебе поясню.

Он придвигает стул ближе и понижает голос. С каждым его словом мои брови ползут выше, а глаза все больше округляются.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ