— И все?

Грейс кивнула.

— В чем дело?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Не так уж много людей звонят мне до семи утра, но если такое случается, всегда оставляют свое имя.

— Патрик, кто из твоих друзей знает, что мы встречаемся?

— Энджи, Девин, Ричи и Шерилин, Оскар и Бубба.

— Бубба?

— Ты встречала его. Громадный парень, всегда одет в шинель…

— Крутой, — сказала она. — Вид у него такой, будто он в один прекрасный день может войти в какую-нибудь забегаловку и расстрелять всех до одного только потому, что там испорчен игральный автомат.

— Угадала, это он. Ты встречала его на…

— На вечере в прошлом месяце. Я помню. — Плечи ее вздрогнули.

— Он безобиден.

— Возможно, для тебя, — сказала она. — Господи.

Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Не только для меня. Для каждого, кто мне дорог. В этом смысле Бубба безумно благородный.

Ее руки убрали мои влажные волосы с висков назад.

— Он все же психопат. Люди, подобные Буббе, заполняют приемные покои новыми жертвами.

— Ладно.

— Поэтому я не хочу, чтобы он когда-нибудь приближался к моей дочке. Понятно?

Когда родитель чувствует угрозу для своего ребенка и необходимость его защитить, он обретает особенный взгляд, в чем-то даже звериный, излучающий явную опасность. Он может быть совершенно бессознательным, и, несмотря на то, что происходит от глубокого чувства любви, пощады от него не жди.

Именно такой взгляд был у Грейс в данный момент.

— Договорились.

Она поцеловала меня в лоб.

— Поэтому не стоит наводить справки о парне, который звонил. Об этом ирландце.

— Не буду. Он сказал что-нибудь еще?

— «Скоро», — сказала она, обходя кровать. — Где я оставила свой жакет?

— В гостиной, — сказал я. — Что ты имеешь в виду — «скоро»?

Она приостановилась на пути к выходу, оглянулась.

— Когда он сказал, что будет наведываться. Помолчал секунду и добавил: «Скоро».

Она вышла из спальни, и я услышал легкое поскрипывание паркета в гостиной, когда она шла к двери.

Скоро.

Вскоре после ухода Грейс позвонила Дайандра. Стэн Тимпсон согласился уделить мне пять минут по телефону в одиннадцать часов.

— Целых пять минут! — воскликнул я.

— Для Стэна это очень щедро. Я дала ему ваш номер. Он позвонит вам ровно в одиннадцать, Стэнли очень точен.

Дайандра дала мне расписание занятий Джейсона на неделю и номер его комнаты в общежитии. Я записал все, но тут голос ее стал слабым и ломким, в нем зазвучал страх, и, прежде чем мы попрощались, она сказала:

— Я ужасно нервничаю. Как мне это надоело.

— Не волнуйтесь, доктор Уоррен. Все образуется.

— Думаете?

Я позвонил Энджи, трубку сняли после второго звонка. Но сначала я уловил непонятный шорох и шум, как если бы она переходила из рук в руки, а потом услышал шепот Энджи:

— Я возьму, ладно?

Голос Энджи был хриплым и неровным от сна.

— Алло?

— Доброе утро.

— Угу, — сказала она. — Так и есть. — На другом конце снова послышался шорох, на этот раз простынь, из которых пытались выпутаться, и скрип матрасных пружин. — Что стряслось, Патрик?

Я передал ей содержание разговора с Дайандрой и Эриком.

— В таком случае, это точно был не Кевин. — Ее голос все еще был вялым. — Это бессмысленно.

— Не совсем. У тебя есть ручка?

— Где-то имеется. Сейчас найду.

Снова шелест и шорох, что означало, что Энджи бросила трубку на кровать и отправилась искать ручку. Надо сказать, что кухня у Энджи без единого пятнышка, так как она просто не пользуется ею, ванная у нее сверкает, потому что хозяйка не терпит грязи, но зато спальня всегда выглядит так, будто в ней только что распаковали сумки после длительного путешествия во время урагана. Носки и нижнее белье выглядывают из ящиков комода, чистые джинсы, рубахи и колготки разбросаны по полу или свисают с дверных ручек и со спинки кровати. Сколько я знал Энджи, она никогда не надевала то, что решала надеть с вечера. Среди этого беспорядка можно было увидеть и книги, и журналы, и согнутые и сломанные расчески, которые валялись по полу.

Масса предметов была потеряна в спальне Энджи, и вот теперь она решила найти не что иное, как ручку.

После того как несколько ящиков были выпотрошены, а денежная мелочь, зажигалки и сережки рассыпаны по прикроватной тумбочке, кто-то сказал:

— Что ты, собственно, ищешь?

— Ручку.

— Вот, возьми.

Она вернулась к телефону.

— Ручка есть.

— Бумага? — спросил я.

— Да, бумага.

На это ушла еще минута.

— Давай, говори, — сказала она.

Я дал ей учебное расписание Джейсона и номер его комнаты в общежитии. Она должна была понаблюдать за ним, пока я ждал звонка Стэна Тимпсона.

— Заметано, — сказала Энджи. — Но, черт побери, мне надо бежать!

Я взглянул на часы.

— Его первое занятие начнется не раньше девяти тридцати. У тебя еще есть время.

— Ничего подобного. У меня в девять тридцать встреча.

— С кем?

Ее дыхание было несколько затруднено, из чего я сделал вывод: она натягивает джинсы.

— С моим адвокатом. Увидимся в университете, позже.

Она повесила трубку, а я стал смотреть на улицу внизу. День был таким ясным, что улица казалась замерзшей рекой, вытекающей из каньона и продолжающей свой путь между рядами домов, трехэтажных и кирпичных особняков. Ветровые стекла в машинах были сухие, белые и непроницаемые для солнца.

Адвокат? На протяжении последних трех месяцев моего романа с Грейс в моем сознании иногда бывали некоторые просветления, во время которых я с удивлением вспоминал, что у моего партнера также есть своя жизнь. Отдельная от моей. В ее жизни были адвокаты, сложности, мини-драмы и даже мужчины, которые подавали ей ручки в ее спальне в восемь тридцать утра.

Итак, кто был этот адвокат? И кто тот парень, что подавал ей ручку? И почему меня это интересует?

И что за чертовщина с этим «скоро», что это значит?

До звонка Тимпсона оставалось еще полтора часа, и мне их надо было как-то убить, а сделав зарядку, я обнаружил, что в моем распоряжении еще больше часа. Я полез в холодильник в надежде найти там что-то, кроме пива и содовой, но он был пуст, поэтому я вышел на улицу, чтобы выпить чашку кофе на углу.

Я купил кофе и вышел на улицу. Прислонившись к фонарному столбу, я несколько минут потягивал его и наслаждался чудным днем, наблюдая за уличным движением и пешеходами, спешащими по своим делам в сторону метро в конце Крещент-стрит.

Позади меня из кафе под названием «Таверна „Черный Изумруд“» доносился запах несвежего пива и въевшегося в дерево виски. «Изумруд» открывался в восемь утра для тех, кто возвращался с ночной смены, и теперь, ближе к десяти, там было так же шумно, как в пятницу вечером: в помещении стоял гул ленивых, сливающихся друг с другом голосов, прерываемый иногда ревом толпы или резким звуком удара бильярдного кия по мячу, посылаемому в сетку.

— Эй, незнакомец!

Я повернулся и очутился лицом к лицу с невысокой женщиной, на лице которой была какая-то смутная, изменчивая усмешка. Она заслонила рукой глаза от солнца, поэтому мне потребовалось какое-то время, чтобы узнать ее. К тому же волосы, одежда и даже голос стали другими. Что касается последнего, то он стал более глубоким с тех пор, как я его слышал, хотя все еще оставался прозрачным и эфемерным, готовым, казалось, унестись вместе с бризом прежде, чем слова успеют его заполнить.

— Привет, Кара. Когда вернулась?

— Не так давно. Как твои дела, Патрик?

— Хорошо.

Кара покачалась на каблуках, отвела глаза в сторону, на левой стороне ее лица возникла мимолетная улыбка, и она сразу стала такой знакомой, такой родной.

В свое время она была чудным ребенком, веселым, но одиноким. В то время, когда большинство ее сверстников гоняли мяч, ее можно было увидеть на спортплощадке с блокнотом в руках — она выводила там свои каракули либо рисовала. Когда она подросла и заняла вместе со своими друзьями место на углу Блейк-Ярд, которое, кстати, десять лет назад моя компания считала своим, то и тогда ее можно было видеть где-нибудь в стороне, сидящей спиной к забору, или на портике парадного подъезда, попивающей что-нибудь из баночки и взирающей на окрестности так, словно она увидела их впервые. Ее не сторонились и не считали чудачкой потому, что она была красива, гораздо красивее остальных красавиц, а настоящая красота ценится в нашей округе больше, чем любой другой товар, так как считается еще более редким даром, чем получение богатого наследства.