— Мой сын, — сказал он, все еще тряся головой.

— Может быть, его уже нет в живых, — сказал я.

— Он — последнее, что у меня осталось. Если я потеряю его из-за того, что позвонил в полицию, я просто умру, мистер Кензи. Мне незачем будет жить.

Я присел на корточки возле дверцы автомобиля Кристофера Доу. Мне на голову упали первые капли дождя. Теплого, как пот, и маслянистого. Свежести он не принес. Казалось, мне на голову капает жидкая грязь.

— Не мешайте мне. Я хочу его остановить. Отдайте мне сумку, и я верну вашего сына домой живым.

Он поднял руку от руля и повернул ко мне голову:

— С какой стати я доверю вам пятьсот тысяч долларов?

— Пятьсот тысяч? — переспросил я. — Это все, что он потребовал?

Он кивнул:

— Это все, что я смог собрать за такой короткий срок.

— Это вам ни о чем не говорит? — спросил я. — Такая торопливость? Готовность удовлетвориться значительно меньшей суммой по сравнению с тем, чего он хотел вначале? У него земля горит под ногами, доктор. Он уже сжег за собой все мосты. Сейчас у него одна задача — свести потери к минимуму. Если вы поедете на эту автостоянку, вы никогда больше не увидите ни своего дома, ни своего кабинета, ни даже салона этой машины. И Уэсли тогда тоже умрет.

Он запрокинул голову на спинку сиденья и уставился в потолок.

Дождь усилился. Капли слились в теплые струи и веревками хлестали меня по спине, заливаясь за воротник.

— Верьте мне, — сказал я.

— Почему? — Он все так же не отрывал взгляда от потолка.

— Потому что… — Я стряхнул с лица дождевые капли.

Он повернулся ко мне:

— Потому что что, мистер Кензи?

— Потому что вы уже заплатили за свои грехи, — ответил я.

— Простите?

Я сморгнул влагу с глаз и кивнул:

— Вы за все заплатили, доктор. Вы совершили ужасный поступок, но потом она провалилась под лед, и сначала ваш сын, а теперь и Пирс мучили вас в течение десяти лет. Не знаю, достаточно ли этой кары для Божьего правосудия, но на мой взгляд — более чем достаточно. Вы свое отсидели. Отмотали весь срок в своем персональном аду.

Он застонал. Прижался затылком к подголовнику сиденья. По лобовому стеклу струились потоки дождя.

— Эту боль нельзя избыть. Она не кончится никогда.

— Боль, может, и останется, — сказал я. — А вот Пирс — нет.

— Что — нет?

— С Пирсом будет покончено.

Он долго смотрел на меня немигающим взглядом.

Наконец он кивнул. Откинул крышку бардачка, нажал кнопку, и багажник, щелкнув замком, открылся.

— Возьмите сумку, — сказал он. — Заплатите долг. Сделайте все необходимое. Но верните моего сына домой, слышите?

— Хорошо.

Я начал подниматься, и он положил ладонь мне на руку.

Я склонился к окну.

— Я был не прав.

— Насчет чего?

— Насчет Карен, — сказал он.

— В каком смысле?

— Она не была слабой. Она была хорошим человеком.

— Да, хорошим.

— Возможно, именно поэтому она и умерла.

Я промолчал.

— Возможно, так Бог карает плохих людей, — сказал он.

— Как именно, доктор?

Он откинул голову назад и закрыл глаза:

— Он оставляет нас в живых.

Кристофер Доу поехал домой к жене, получив инструкцию собрать вещи и перебраться в отель «Времена года». Я пообещал, что свяжусь с ним, когда все будет закончено.

— Только ни в коем случае, — предупредил я его, — не отвечайте на звонки — ни на мобильный, ни на пейджер, ни на домашний телефон.

— Не уверен, что…

Я протянул руку:

— Давайте их сюда.

— Что?

— Мобильник и пейджер. Не спорьте.

— Я хирург. Мне…

— Сейчас это не имеет никакого значения. Речь идет о жизни вашего сына. Доктор, отдайте мне мобильный и пейджер.

Ему это было не по душе, но он повиновался. Потом завел мотор и уехал.

— Не нравится мне эта затея с автостоянкой, — сказал Бубба, когда мы забрались в его фургон. — Неизвестно, какую ловушку он там подстроил. Уж лучше в Плимуте.

— В Плимуте он мог окопаться еще основательнее, — сказала Энджи.

Он кивнул:

— Зато там понятно, чего ждать. Я знаю, где сам поставил бы растяжки, если бы мне пришлось залечь на дно. А вот на этой стоянке… — Он покачал головой. — Не люблю импровизаций, особенно от Пирса. Слишком рискованно.

— Значит, едем в Плимут, — сказал я.

— Опять на болото, — сказала Энджи.

— Опять на болото.

Едва мы свернули с автострады на Плимут, как зазвонил мобильный Кристофера Доу. Я поднес его к уху, и в ту же секунду фургон Буббы мигнул задними огнями, притормаживая под «кирпичом». Второй рукой я переключился на нейтральную передачу.

— Опаздываете, доктор.

— Скотти! — сказал я.

Молчание. Зажав телефон плечом, я переключился на первую передачу и, следуя за Буббой, повернул направо.

— Патрик, — произнес наконец Скотт Пирс.

— Тебе не кажется, Скотт, что я — как бронхит? Стоит тебе подумать, что ты от меня избавился, как вот он я, тут как тут.

— Смешно, Пат. Расскажешь это доктору, когда он получит по почте аорту своего сына. Уверен, он оценит эту шутку.

— Скотт, твои деньги у меня. Хочешь их получить?

— У тебя мои деньги.

— Ага.

С главной дороги Бубба свернул на грунтовку, тянувшуюся вдоль Национального парка Майлза Стэндиша и ведущую к болоту.

— Подозреваю, чтобы их получить, мне придется оказать тебе массу мелких услуг, Пат.

— Еще раз назовешь меня «Пат», Скотти, и я их к чертовой матери сожгу.

— Хорошо, Патрик. Что от меня требуется?

— Дай мне номер своего мобильного.

Он продиктовал номер, и я повторил его вслух для Энджи, которая записала номер в блокнот, на присоске прикрепленный к бардачку.

— Сегодня вечером ничего не будет, Скотт, поэтому езжай домой.

— Подожди.

— Если попытаешься связаться с Доу, ни цента из этих денег не увидишь. Тебе все ясно?

— Да, но…

Я нажал отбой.

Фургон Буббы свернул на узкую дорогу Энджи следила за ним, не отводя глаз.

— Откуда ты знаешь, что он не вернется на Конгресс-стрит?

— Если он и в самом деле где-то прячет Уэсли, то только здесь. Пирс чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Он приедет сюда, потому что здесь его главный козырь. Ему необходимо убедить самого себя, что он по-прежнему дергает за все ниточки.

— Ого, — сказала она. — Можно подумать, ты сам веришь в то, что говоришь.

— Надежда умирает последней.

Мы миновали поляну, углубились в лес еще на четыреста ярдов, загнали обе машины под деревья и пешком двинулись назад, к грунтовке.

Впервые за десять, как минимум, лет я видел Буббу одетым не в плащ. Он был в черном с ног до головы. Черные джинсы, черные армейские ботинки, черная футболка с длинными рукавами, черные перчатки, черная вязаная шапка. Перед встречей с Кристофером Доу мы, повинуясь его приказу, заехали ко мне на квартиру и тоже захватили черную одежду. Покидая в лесу машину, мы переоделись.

По пути к грунтовке Бубба сказал:

— Когда обнаружим объект, я пойду первым. Тактика простая. Вы должны держаться в десяти шагах за мной. — Он повернул голову и поднял палец: — Четко за мной. Куда я, туда и вы. Если я подорвусь, вы побежите назад той же дорогой, какой шли. И не вздумайте, мать вашу, меня вытаскивать. Усекли?

Таким я Буббу еще не видел. От привычного психопата не осталось и следа. Исчез знакомый мне безбашенный громила. Даже голос у него изменился и звучал чуть ниже. Испарилась всегда окружавшая его аура, превращавшая его в странного и опасного волка-одиночку. Ее место заняла полная собранность и спокойная уверенность в собственных силах.

Он попал в родную стихию, подумал я. Прирожденный боец, он был создан для битвы. И знал это.

Шагая за Буббой, я понимал, как воспринимали Буббу его однополчане в Бейруте. Не важно, кто формально командовал отрядом, — в реальности все слушались Буббу, шли за Буббой и полагались на Буббу, веря, что он проведет их через огонь и воду и поможет вернуться целыми и невредимыми.