Душой и телом он был сержантом. По сравнению с ним Джон Уэйн выглядел салагой.

Бубба передвинул ремень спортивной сумки, переместив ее со спины на грудь. На ходу расстегнул, вытащил М-16 и посмотрел на нас:

— Уверены, что не хотите такую же?

Мы дружно покачали головами. М-16. Да если я из нее шмальну, то с первым же выстрелом вывихну себе плечо.

— Пистолетами обойдемся, — сказал я.

— Запасные обоймы взял?

Я кивнул:

— Четыре.

Он взглянул на Энджи:

— А у тебя?

— Три, — кивнула она.

Энджи посмотрела на меня. Нервно сглотнула. Я понимал ее состояние. У меня самого во рту пересохло.

Мы вступили на дощатый настил и прошли мимо сарая.

Бубба сказал:

— Находим дом. Проникаем внутрь. С этого момента стреляйте во все, что движется. Никаких разговоров. Если не прикован, значит, не заложник. Если не заложник, значит, враг. Ясно?

— Да, — сказал я.

— Эндж? — Он посмотрел на нее.

— Да. Ясно.

Бубба помолчал, пристально изучая бледное лицо Энджи с широко раскрытыми глазами.

— Ты готова? — мягко спросил он.

Она несколько раз кивнула.

— Просто если…

— Бубба, не будь сексистом. Мы же не в рукопашную собираемся. Все, что от меня требуется, — это целиться и стрелять. А стреляю я лучше, чем вы оба вместе взятые.

Бубба перевел взгляд на меня:

— А вот ты…

— Ты прав, — сказал я. — Лучше я домой пойду.

Он улыбнулся. Энджи улыбнулась. Я улыбнулся. Вдыхая затхлый воздух ночного болота, я подумал, что снова улыбаться нам придется не скоро.

— Ладно, — сказал Бубба. — Значит, идем втроем. Только помните: в бою можно все, кроме одного — мешкать. Так что не тормозите.

У опушки мы остановились. Бубба скинул сумку с плеча, мягко опустив ее на землю. Открыл и достал три прямоугольной формы предмета с парой ремешков на каждом и выпирающими линзами и два из них протянул нам.

— Наденьте.

Мы так и сделали. Мир вокруг нас окрасился в зеленоватые тона. Кусты и деревья стали цвета мяты, мох приобрел изумрудный оттенок, а все остальное погрузилось в ядовито-салатовую марь.

— Не торопитесь, — сказал Бубба. — Дайте глазам привыкнуть.

Он достал здоровенный инфракрасный бинокль, поднес его к глазам и принялся сканировать лес, каждый раз сдвигая окуляры ровно на четверть дюйма.

Тошнотворная зелень вокруг резала глаза. Пистолет 45-го калибра, засунутый за пояс, жег мне спину, как раскаленная кочерга. Пересохшая глотка с трудом пропускала воздух. Честно говоря, с нацепленными на лицо очками ночного видения я чувствовал себя довольно глупо. Могучий Рейнджер,[119] да и только.

— Нашел, — сказал Бубба.

— Что?

— Смотри сюда.

Он поднял руку и указал направление. Сначала я увидел только кончик его пальца, нацеленный на море водорослей впереди. Постепенно я начал различать в зеленой мешанине очертания кустов и деревьев и, наконец, заметил окна.

Окон было два. Расположенные вровень с землей, они глядели на нас как пара перископов. Высотой не больше полутора футов, они так явственно выделялись на зеленом фоне, что это привело меня в недоумение — как это в прошлый раз мы могли их прозевать.

— Днем вы бы их точно не заметили, — сказал Бубба. — Разве что стекло бы забликовало. Там все выкрашено зеленым, даже рамы.

— Ага. Спасибо за…

Он поднял палец, велев мне замолчать, и вскинул голову. Примерно через полминуты я тоже услышал. Урчал автомобильный мотор, и шуршали по грунтовке шины. Машина приближалась к тому месту, где мы стояли. Шуршание шин стихло; машина добралась до края поляны, находившейся севернее нас. Бубба хлопнул нас по плечам, поднял свою сумку и, пригнувшись, двинулся вдоль лесной опушки.

Вскоре его фигура растворилась в темноте. Мы, так же пригибаясь, пошли вслед за ним.

На дощатом помосте возник зеленый Скотт Пирс. Он быстрым шагом, почти бегом, миновал сарай и, грохоча досками, приближался к нам. Мы уже решили, что сейчас он нырнет в лес, но на берегу болота он остановился и замер.

Он медленно повернул голову в нашу сторону, и одну бесконечную секунду мне казалось, что он смотрит прямо мне в глаза. Он наклонился вперед и прищурился. Вытянул руки, словно пытаясь разогнать и комаров, и туман. Закрыл глаза и прислушался.

Он стоял так долго — по моим ощущениям, с месяц, — а потом открыл глаза и тряхнул головой. Раздвинул перед собой ветки и скрылся в лесу.

Я повернул голову. Буббы рядом с нами больше не было. Я даже не слышал, как он отошел. Он уже стоял ярдах в десяти впереди и, уперевшись руками в колени, смотрел, как Пирс пробирается по лесу.

Я перевел взгляд на Пирса. Он остановился, не дойдя ярдов десяти до окон, и наклонился, шаря рукой по земле. В следующий миг открылся люк. Он спустился вниз, и люк снова закрылся.

Внезапно Бубба возник рядом с нами.

— Не знаю, есть ли у него датчики движения. Не исключаю, что он может активировать мины изнутри. По моим прикидкам, у нас есть примерно минута. За мной. Шаг в шаг.

Быстро и беззвучно он двинулся вдоль берега, похожий на гигантскую камышовую рысь. Энджи следовала за ним в десяти шагах, а я — в пяти шагах за ней.

Бубба резко свернул к лесу, мы — за ним. Он в точности повторял маршрут Пирса, ни разу не остановившись, чтобы прикинуть направление.

Бубба добежал до люка и махнул нам рукой.

Мы догнали его, и внезапно меня охватило непреодолимое желание хоть ненадолго притормозить, сбавить обороты, очухаться. Все разворачивалось гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Слишком стремительно. Настолько, что не хватало времени перевести дух.

— Заметите движение, стреляйте, — прошептал Бубба и щелкнул переключателем винтовки, переводя ее в режим автоматического ведения огня. — Не снимайте очки, пока не убедимся, что внутри есть освещение. Если свет там горит, не пытайтесь их снять совсем, не тратьте время. Просто дерните вниз. Пусть болтаются на груди. Готовы?

Я промычал:

— А-а…

— Раз, два, три, — сказал Бубба.

— Господи, — сказала Энджи.

— Хорош ломаться, — сердито прошипел Бубба. — Или мы идем, или валим отсюда. Прямо сейчас. Ну?

Я достал из кобуры за спиной пистолет и снял его с предохранителя. Вытер о джинсы ладонь.

— Идем, — сказала Энджи.

— Идем, — сказал я.

— Если вдруг разделимся, — сказал Бубба, — увидимся в городе.

Он взялся за ручку люка. На его лице играла широкая улыбка.

— Как же меня все это радует, — прошептал он.

Я удивленно поднял брови и покосился на Энджи. Она крепче сжала револьвер, силясь унять дрожь в руках. Бубба распахнул люк.

Нашим взорам предстала белая каменная лестница — полтора десятка ступеней, круто спускавшихся вниз и упиравшихся в стальную дверь.

Стоя перед распахнутым жерлом люка, Бубба опустился на колено, прицелился из винтовки и дал очередь в верхний и нижний углы дверного косяка. Пули заколотили по стали, подняв фонтан желтых искр. Грохот поднялся оглушительный.

Окна брызнули осколками. Из проемов выглянули стволы. Они смотрели прямо на нас. Мы пригнулись. Бубба в мгновение ока сиганул вниз лестницы и ударом ноги снес дверь с разбитых петель.

Мы кубарем скатились за ним. Из окон доносился грохот пальбы. За дверью открывался бетонный коридор, по обе стороны которого располагались другие двери.

Он был залит светом, и я сдернул с глаз очки, оставив их болтаться на шее. Энджи поступила так же. Мы стояли оглушенные, ошеломленные, почти ослепленные безжалостным ярким светом, и непроизвольно моргали.

Из дверного проема примерно в десяти ярдах справа от нас появилась невысокая женщина. Я успел разглядеть ее стройную фигуру, темные волосы и направленный на нас пистолет, и в тот же миг Бубба нажал на спусковой крючок своей М-16, и у нее на груди расцвело красное пятно.

Пистолет выпал у нее из рук, она осела вниз в дверном проеме, умерев еще до того, как ее тело коснулось пола.