— Мисс Маккриди. — Пул поправил манжеты. Говорил он небрежно, почти нараспев.

— Послушайте, я…

— Где деньги? — Чем небрежней и распевней говорил Пул, тем явственнее угадывалась исходящая от него угроза.

— Я не… — Хелен провела рукой по лицу и повисла на поручнях. — Я была совсем никакая, понимаете? Выходим мы из мотеля, идем по автостоянке. Через две секунды мимо нас проносится вся полиция Нью-Гэмпшира. Рей прижался ко мне, мы сквозь них и прошли. Аманда плакала, они, видно, решили, что мы — семья, просто мимо проезжаем.

— Аманда была с тобой? Там? — сказала Беатрис. — Хелен!

— Что? — ответила Хелен. — В машине надо было ее оставить?!

— Итак, вы уехали, — сказал Пул. — Вы были никакая. И что потом?

— Рей заехал к другу. Пробыли у него примерно час.

— Где в это время находилась Аманда? — спросила Беатрис.

— Да я почем знаю, Беа? В машине или в доме вместе с нами. Одно из двух. Говорю тебе, я была совсем никакая.

— Когда вышли из дому, деньги были при вас? — спросил Пул.

— Вряд ли.

Бруссард открыл блокнот.

— Где дом?

— В переулке.

Бруссард закрыл глаза.

— Где именно? Адрес, мисс Маккриди.

— Я вам говорю, я была совсем никакая. Я…

— Ну, тогда хоть город назовите, вашу мать, — сказал Бруссард сквозь зубы.

— Чарлстаун, — сказала Хелен, склонила набок голову и задумалась. — Да. Почти точно. Или Эверетт.

— Или Эверетт, — сказала Энджи. — Это значительно сужает круг поисков.

— Чарлстаун — это там, где большой памятник, Хелен, — сказал я и ободряюще улыбнулся. — Вы понимаете, о чем я говорю. Похож на памятник Вашингтону, но только на холме Банкер.

— Он надо мной что, смеется? — обратилась Хелен к Пулу.

— Я бы не рискнул делиться своими предположениями, — сказал Пул. — Но мистер Кензи прав. Если б вы были в Чарлстауне, вы бы запомнили памятник. Ведь верно?

Наступила очередная долгая пауза, Хелен изо всех сил напрягала то, что осталось от ее мозга. Я уж подумал, не принести ли ей еще банку пива для стимуляции мышления.

— Точно, — очень медленно проговорила она. — На обратном пути мы проехали по большому холму рядом с памятником.

— Значит, дом, — сказал Бруссард, — был на восточной стороне города.

— Восточной? — повторила Хелен.

— Вы были ближе к району Банкер-Хилл, к Медфорд-стрит или Банкер-Хилл-авеню, чем к Мейн-стрит или Уоррен-стрит.

— Ну, раз вы так говорите…

Бруссард склонил голову, потер ладонью щетину на щеке, коротко вздохнул.

— Мисс Маккриди, — сказал Пул, — вы еще что-нибудь о доме помните, кроме того, что он стоял в конце переулка? Это был дом на одну семью или на две?

— Он был очень маленький.

— Будем считать, что на одну семью. — Пул сделал пометку в блокноте. — Какого цвета?

— Они были белые.

— Кто?

— Друзья Рея. Женщина и мужчина. Оба белые.

— Отлично, — сказал Пул. — Но — дом. Какого он был цвета?

Она пожала плечами:

— Я не помню.

— Поехали искать Ликански, — сказал Бруссард. — Можно поехать в Пенсильванию. Черт, я сяду за руль.

Пул выставил руку:

— Дайте нам еще минутку, детектив. Мисс Маккриди, пожалуйста, вспомните. Вспомните тот вечер. Запахи. Музыку, ведь у Ликански в машине стереосистема. Вспомните все, что угодно, только бы снова почувствовать себя в той машине. Вы ехали из «Нашуа» в Чарлстаун. Это примерно десять часов, может, чуть меньше. Вы были никакая. Вы свернули в этот переулок, и вы…

— Мы — нет.

— Что?

— Мы в переулок не сворачивали. Остановились на улице. В переулке стояла старая сломанная машина. Пришлось колесить минут двадцать, пока нашли, где ее оставить. Там это непросто.

Пул кивнул:

— Сломанная машина в переулке. Было в ней что-нибудь запоминающееся?

Хелен покачала головой:

— Просто груда ржавого железа. Стояла на подпорках. Ни колес, ничего.

— Понятно, подпорки, — сказал Пул. — Больше ничего?

Хелен уже начала отрицательно покачивать головой, но вдруг замерла и захихикала.

— О чем смеемся? — спросил Пул.

— А?

— Что вас рассмешило, мисс Маккриди?

— Гарфилд.

— Джеймс Эй? Наш двадцатый президент?

— А? — Хелен выпучила глаза. — Нет. Тот кот.

Мы все посмотрели на нее в недоумении.

— Тот кот! — Она вытянула руки. — Из комиксов.

— Гм, — произнес я.

— Помните, все прилепляли этих Гарфилдов на окна в машинах? Ну. В той машине тоже был. Вот так я поняла, что он висит там типа вечно. Ну, сами подумайте, кто в наше время прилепляет Гарфилдов к стеклам?

— И в самом деле, — зло сплюнул Пул.

По прибытии в Новый Свет Уинтроп и другие первопоселенцы обосновались на клочке земли площадью примерно полтора квадратных километра, большая часть которого была на холме. Холм назвали именем родного английского города — Бостоном. Первая же зима оказалась суровой, и тогда выяснилось, что вода здесь почему-то солоноватая, поэтому поселенцы переправились через пролив, забрав с собой название «Бостон» и оставив на некоторое время то, что в дальнейшем станет Чарлстауном, без имени и назначения.

С тех пор Чарлстаун тесно связан с историей освоения Северной Америки. Основали его ирландцы, здесь прожило десять поколений рыбаков, купцов, ведших морскую торговлю, и портовых рабочих, поэтому горожане печально известны своей немногословностью и нежеланием общаться с полицией, вследствие чего частота убийств здесь хоть и невелика, но процент нераскрытых — самый высокий в стране. Эта неразговорчивость проявляется и в повседневной жизни. Спросите местного жителя, как пройти на такую-то улицу, и он прищурится.

— Какого хрена ты тут толчешься, если дороги не знаешь?! — так мог бы он вежливо ответить и показать, уж если вы ему действительно понравитесь, сложенный кулак с выставленным средним пальцем.

Заблудиться и заплутать в Чарлстауне легко. Таблички с названиями постоянно куда-то исчезают, здания вдоль улиц местами так теснятся друг к другу, что можно легко пропустить переулок, ведущий к домам, которые стоят за ними в глубине. Улочки, ведущие по склону холма, часто заканчиваются тупиками, заставляют водителя разворачивать назад.

Кварталы Чарлстауна меняют характер с поразительной быстротой. В зависимости от направления движения жилой район Мишавам может смениться вполне пристойными, с точки зрения среднего класса, кирпичными домами, подковой окружающими Эдвардс-Парк. Улицы здесь проходят через великолепие колониальных городских зданий из красного кирпича с белой отделкой, обступающих площадь Памятника, и без всякого предостережения или уважения к истории переходят в темно-серый район Банкер-Хилл, один из беднейших белых жилых кварталов по эту сторону от Западной Виргинии.

Повсюду разбросаны исторические здания — из кирпича и известкового раствора или обшитые чем-то вроде дранки в колониальном вкусе. На вымощенных булыжником улицах попадаются дореволюционные бары и места проживания моряков уже после Версальского договора — подобное редко встретишь в других американских городах.

Но тут по-прежнему хрен проедешь. Собственно, последний час этим мы и занимались, следуя за «таурусом» Пула и Бруссарда с Хелен, сидевшей на заднем сиденье, поднимались в гору, спускались, огибали, пытались пересечь Чарлстаун. Изъездили весь холм, петляли по задворкам обоих жилых районов, дергались бампер к бамперу по анклавам яппи в гору мимо Памятника на Банкер-Хилл и вниз по склону к началу Уоррен-стрит. Колесили и у доков, проезжали мимо и старых «железнобоких», и военно-морской базы, и мрачных складов, и крытых ангаров, где раньше ремонтировали танкеры, а ныне перестроили в дорогостоящие жилые помещения, со скрежетом преодолевали ухабы дорог у самого океана вокруг выгоревших помещений давно забытого рыбоводческого хозяйства, где не один умник последний раз видел Таинственную реку, лунную дорожку на воде, когда пуля, начав движение с казенной части ствола, вломилась ему в череп.