— И звали этих людей?.. — Ручка Раерсона застыла над блокнотом.

Лайонел этот вопрос не заметил.

— Отличные. Идеальные люди. Чудесный дом. Любят детей. Одну девочку воспитали прекрасно, теперь она выросла, уехала, и им стало одиноко. И к Аманде относятся потрясающе, — добавил он тихо.

— Так вы ее видели, — сказал я.

Он кивнул.

— Она счастлива. Теперь даже улыбается. — У него перехватило горло, и он попытался проглотить помеху. — Она не знает, что я приезжаю и вижу ее. Первое правило Бруссарда — вся прежняя жизнь должна быть стерта и забыта. Аманде четыре. Со временем все забудет. На самом деле, — поправился он, — теперь ей уже пять, так ведь?

Мысль о том, что Аманда отпраздновала день рождения без его участия, тенью промелькнула по лицу Лайонела. Он отогнал ее.

— Как бы то ни было, я там бывал, незаметно подбирался, посмотрел на нее с новыми родителями. Выглядит она прекрасно. Выглядит… — Он прочистил горло и посмотрел в сторону. — Видно, что ее любят.

— Что было в ночь ее исчезновения? — спросил Раерсон.

— В дом я вошел через черный ход. Забрал ее. Сказал, что это такая игра. Она любила игры. Может, оттого, что Хелен собиралась пойти в бар, я сказал, что поиграем в игровые автоматы. — Лайонел взял губами из стакана кубик льда и разжевал его. — Бруссард сидел в машине на улице. Я ждал у подъезда, велел Аманде вести себя очень, очень тихо. Нас могла бы увидеть соседка напротив, миссис Дрисколл. Она сидела на крыльце через улицу от дома Хелен, но буквально на секунду ушла в дом налить себе чаю или зачем-то еще. Бруссард дал мне знак, что можно идти. Я донес Аманду до машины, и мы уехали.

— И никто ничего не видел, — сказал я.

— Из соседей — никто. Потом выяснилось, что видел Крис Маллен. Его машина стояла на той же улице, он вел наблюдение за домом. Ждал, когда вернется Хелен, хотел выяснить, где спрятаны украденные деньги. Он узнал Бруссарда. Сыр Оламон в дальнейшем использовал это, шантажировал Бруссарда, хотел с его помощью вернуть деньги. Кроме того, Бруссард должен был украсть какие-то наркотики из хранилища вещественных доказательств и в тот же вечер передать их у карьера Маллену.

— Но вернемся к вечеру исчезновения Аманды, — сказал я.

Лайонел толстыми пальцами достал из стакана второй кубик и разжевал его.

— Я сказал Аманде, что мой друг отвезет ее познакомиться с очень хорошими людьми, что мы с ней снова увидимся через несколько часов. Она только кивнула. Оставаться с незнакомыми людьми для нее было дело обычное. Мы проехали несколько кварталов, я вышел из машины и вернулся домой. Было половина одиннадцатого. Моя сестрица только через двенадцать часов заметила, что у нее дочь пропала. Вам это о чем-то говорит?

Некоторое время мы все молчали, слышно было только, как дротики ударяют в пробковую мишень в глубине бара.

— Я решил, что в подходящий момент расскажу Беатрис, — продолжал Лайонел, — и она поймет. Но не сразу. Через несколько лет, может быть. Не знаю. Я это до конца так и не решил. Беатрис ненавидит Хелен и очень любит Аманду, но такое дело… Понимаете, она уважает закон, все эти правила. Она, конечно, не согласилась бы на такое, но я надеялся, что, может быть, когда-нибудь, со временем… — Он посмотрел в потолок и слегка покачал головой. — Когда она решила вам звонить, я связался с Бруссардом. Он посоветовал ее отговорить, но мягко, не перегибая. Пусть, говорит, позвонит, если чувствует, что надо. А еще на следующий день он мне сказал, что, если запахнет жареным, у него на вас тоже кое-что имеется. Что-то там такое насчет убитого сутенера.

Раерсон посмотрел на меня, поднял бровь и улыбнулся, как бы говоря: «Так вон оно как?!»

Я пожал плечами и отвернулся. Тогда-то я и заметил человека в маске морячка Папая. Он проник в помещение бара через пожарный выход, в правой вытянутой руке на уровне груди, направив дуло горизонтально, он держал пистолет 45-го калибра.

Его напарник, вооруженный дробовиком, был в пластиковой маске Каспера, симпатичного призрака, какими пугают на Хеллоуин.

— Руки на стол! Все! Живо!

Папай гнал перед собой двух игравших в дротики. Я успел заметить, что дверь на улицу Каспер запер на засов.

— Ты! — крикнул мне Папай. — Что, глухой? Руки на стол, твою мать!

Я положил руки на стол.

— Ну, блин, — сказал бармен, — понеслось.

Каспер дернул шнур у окна, и тяжелая черная штора, опустившись, закрыла его.

Рядом со мной часто и поверхностно дышал Лайонел. Его прижатые к столу руки были совершенно неподвижны. Раерсон быстро сунул одну руку под стол. То же сделала и Энджи.

Папай ударил одного из игравших в дротики кулаком в спину.

— На пол! Руки за голову. Выполнять. Выполнять. Живо выполнять!

Оба игравших в дротики опустились на колени и стали закладывать руки за шею. Пучеглазый наблюдал за ними, слегка склонив голову набок. Момент был напряженный, сейчас могло произойти вообще все, что угодно, в том числе самое худшее. Папай был способен на все, что бы ни пришло ему в голову. Пристрелить игроков в дротики, нас, перерезать им глотки. Все, что угодно.

Он ударил ногой в поясницу более старшего из двоих.

— Не на колени, я сказал, мордой в пол. На брюхо. Живо.

Оба повалились на пол к моим ногам.

Пучеглазый медленно стал поворачиваться к нам.

— Руки на стол, черт возьми, — прошептал он. — Не то порешу всех на хрен.

Раерсон вытащил руку из-под стола, показал пустые ладони и положил их на стол. Энджи сделала то же.

Каспер подошел к стойке и навел дробовик на бармена.

У середины стойки прямо против Каспера сидели две средних лет женщины, судя по одежде офисные служащие или секретарши. Наводя на бармена дробовик, он задел прическу одной из них. Плечи ее напряглись, и голова дернулась влево. Ее спутница издала стон. Первая сказала:

— О господи! Ох, нет.

— Успокойтесь, дамочки, — сказал Каспер. — Через минутку-другую все это закончится. — Из кармана кожаной бомбардирской куртки он вытянул пустой зеленый пластиковый пакет для мусора и подтолкнул его по поверхности стойки к бармену.

— Наполняй. И не забудь про деньги в сейфе.

— Да там мелочь, — сказал бармен.

— Давай что есть, — сказал Каспер.

Папай, в обязанность которого, по-видимому, входило следить за находившимися в помещении, стоял метрах в трех-четырех от меня, широко расставив слегка согнутые в коленях ноги, и медленно водил пистолетом справа налево и обратно. Я слышал из-под маски его ровное дыхание. Каспер стоял в такой же позе, наставив дробовик на бармена, но смотрел в зеркало, находившееся за стойкой.

Грабители с самого момента появления действовали профессионально.

Помимо Каспера и Папая в баре находилось еще двенадцать человек: за стойкой бармен и официантка, двое на полу, Лайонел, Энджи, Раерсон, я, две секретарши и двое за стойкой рядом с выходом на улицу, судя по виду водители грузовиков. На одном была зеленая куртка от тренировочного костюма, на другом что-то холщовое и из джинсовой ткани, старое и на толстой подкладке. Оба были грузные и одинакового возраста, лет по сорок пять. На стойке перед ними между двух стопок стояла бутылка дешевого виски «Оулд Томпсон».

— Не спеши, — сказал Каспер бармену. Тот стоял на коленях за стойкой и, как я понимал, возился с сейфом. — Не торопись, как будто ничего не случилось, циферки набирай правильно.

— Пожалуйста, отпустите нас, — сказал один из лежавших на полу. — У нас семьи.

— Заткнись, — сказал Папай.

— Никто не пострадает, — сказал Каспер. — Лежи тихо. Просто тихо себе лежи, и все. Все ведь просто.

— Знаете, чей это бар-то, вашу мать? — спросил тот, что был в куртке от тренировочного костюма.

— Что? — сказал Папай.

— Все ты прекрасно слышал. Знаешь, чей это бар?

— Пожалуйста, пожалуйста, — сказала одна из секретарш, — молчите.

Каспер повернул голову:

— Герой.

— Герой, — согласился Папай и взглянул на идиота.