Ее волнуют отношения с директором. После больницы она ездила с ним на конференцию в Ялту, и он вновь поцеловал ее в губы. На этот раз при всех, крепче и дольше. Она потом два дня ждала продолжения, но его не последовало, к сожалению. Она попросила объясниться, он отвел ее в свой номер, закрыл дверь на ключ и сказал, что считает это полезным для нее. Она так и не переспала с ним, хотя на сегодня это самый доступный мужчина. Она его не любит, считает слабым и нечестным, но завлечь в постель такого авторитетного мужчину очень хочется. Однако тогда она не сможет спокойно работать с ним, и ей придется уйти. В результате она останется совсем без общения. Хотя такое общение и тяготит ее, но на другое она пока не способна.
Я сравниваю отношения с директором с ее отношениями с родителями, говорю о возможном уходе из терапии в продолжение ее садомазохистских фантазий. Инне хочется бросить в меня диванной подушкой. Ничего, если она оторвет пуговицу на подушке?
– Ничего, пришьете.
У Инны предпраздничная сумятица. Праздники портят ей настроение, так как отец всегда отмечал их со своей любовницей, а на день рождения Инны напивался еще до прихода домой. В детстве Инна пригласила на день рождения всех своих друзей и подруг, они разбились на кучки и веселились, Инна тоже в одной из группок. Мать отвела Инну на кухню и закатила ей истерику, почему она не развлекает всех гостей, как положено хозяйке. Только сейчас Инна решила попробовать хорошо встретить Новый год.
Инна смотрит на часы. Она собиралась обсудить паническую атаку. Ее институтская подруга ушла обедать, Инна направилась за ней, но встретила знакомую и целый час проболтала с ней. Кафе закрылось на обед. Она почувствовала растерянность, ее трясло, она металась по этажам института. Похожее состояние Инна испытала в четыре года, когда отец оставил ее на вокзале сторожить чемоданы и долго не приходил. Она решила, что он напился и забыл про нее, стала громко плакать, ее успокаивали. Отец вернулся трезвый, с улыбкой, с которой и уходил, без объяснений и извинений.
Отец всегда говорил монологами, никого не слушая, вечно всеми и всем недовольный. Все, что она делала для него, он критиковал. Как-то она гладила отцу его врачебный халат, сделала складку, скомкала халат и забросила его на полку. В 12 лет отец взял ее, еще не умеющую плавать, на речку. Он шел, не оглядываясь, она за ним, пока дно не ушло из-под ног. Отец молча наблюдал за ней, и, когда она выбралась на мелкое место, издевательски спросил: «Ну что, нахлебалась?» Мол, мелкая, а туда же. Так папики предавали ее всегда.
Инна вспоминает случай в 13–14 лет, когда она вместе с отцом поехала к его другу. Тот был хозяином стоматологического кабинета, в котором отец работал врачом. Они с другом пили, и друг пригласил Инну танцевать, стал приставать и целовать. Инну парализовал страх, а отец не вмешивался, только смотрел бешеными глазами и показывал взглядом на бутылку. Потом он объяснил, что намекал на нее как на средство самообороны. Инна не помнит, каким образом отец спас ее тогда от насилия.
Я предполагаю связь панической атаки с перерывом в терапии. От меня и других мужчин Инна ждет отцовской любви, но ей ни из кого не удается сделать папика. Она понимает, что это невозможно, да и не нужно для ее развития. В детстве и юности она много фантазировала о своих отношениях с любимым человеком. Описывала в дневнике, как спасает хулигана с золотой душой. Я обещаю, что буду разделять ее чувства, не отгораживаясь улыбкой или высокомерием, и с надеждой, что она вырастит в себе хорошего внутреннего Родителя.
Инна выясняла отношения с подругой, и та указала на ее высокомерие. Хотя Инна знает это за собой, но на критику обычно обижалась так, что не хотелось жить. На этот раз она выслушала подругу спокойно. Она понимает, что ее высокомерие – это защита от чувства неполноценности, но ведь люди об этом не догадываются. Я замечаю, что, как и улыбка Инны, с которой она говорит о неприятном, так и позиция сверху могут быть невольным подражанием отцу. Инна об этом никогда не думала. Позиция сверху – это ее любимая позиция в сексе.
На конференции Инна встретилась со своим бывшим психологом, очень мило побеседовали, та сказала, что Инна изменилась к лучшему. Но все испортила, сказав, Инна ее хорошая доченька. Инна не хочет быть маминой дочкой. В детстве ее спрашивали, кого она любит больше – маму или тетю. Тетя не вникает в ее чувства, она просто помогает Инне в практической жизни.
Я нагибаюсь под стол за кошельком. Поднимаю предмет, похожий на черный пластиковый пенал. Рядом с ним лежит свернувшаяся в кольцо змея. Она распрямляется и кусает меня в левую ладонь. Мне жалко змею, так как она теперь умрет, и страшно за себя. Яд подействует через 30 минут. Забыв от страха о своей машине, я умоляю срочно отвезти меня в больницу двух девушек. Они свои, но какие-то замороженные. Дальше все идет на бегу, но как в замедленном кино. Возникает провал в памяти, и я оказываюсь в аэропорту, куда меня зачем-то привезли. Я одна среди чужих безразличных людей, красная и распухшая. Вижу зеркало, подхожу к нему, вся опухоль превратилась в прыщик на лице, который я выдавливаю.
В 12 лет Инна выдавила прыщик на промежности, на трусах осталась кровь, она положила их не в грязное белье, а в шкаф. Мать влетела к Инне на кухню с криком: «Что ты наделала! Ты лишила себя девственности!», имея в виду результат мастурбации. Больше всего в этот момент Инна боялась, что на крик придет отец и увидит ее трусы в крови, так и случилось.
Кошелек, кошелка – символы матки. Пенал – символ фаллоса. Укус змеи – проникновение, зачатие. Левая сторона – не правая, неправая, неправильная. Она же слабая, податливая, воспринимающая – женская. Яд змеи – сперма Змея-искусителя, символизирующего ее соблазняющего отца. Инна с жалостью думает о его смерти, хотя он не пожалел ее во время гепатита. Замороженные девушки – депрессивная мать клиентки и фрустрирующая женщина-аналитик. Опухоль, превратившаяся в прыщик, который Инна выдавливает – аборт. Чтобы через полмесяца начать сначала (яд подействует через полчаса). Инна пытается целиком вытравить из себя образы родителей. Я говорю, что они потакали своим инстинктам, это дикость, но на дичке прививают культурный сорт, чтобы повысить выносливость.
Инна в дешевой тяжелой тканевой куртке песочного цвета, простых коричневых сапогах без каблуков и дорогом темно-коричневом шерстяном платье. Приготовила бумажные платочки. Ей было страшно прийти сюда в таком виде, как она пришла, нарядившись и накрасившись, на последнюю группу. Когда участник, который ей нравится, назвал ее женщиной-вамп, у нее была растерянность. Она пропустила группу в воскресенье, так как с утра была не в форме после дня рождения у подруги. Сделала там глупость: переспала с парнем, который не очень-то и понравился. Проснувшись рядом с ним утром, удивилась себе и попрощалась с ним. Глупо не быстрое сближение, а попытка таким образом справиться с комплексом неполноценности.
Она чувствует себя шлюхой с семи лет. Она тогда увидела сцену из фильма, которую помнит до малейших деталей. Там главарь банды вызвал провинившуюся проститутку и под страхом смерти приказал ей при всех отдаться. Она делала это с удовольствием, а потом он отрубил ей голову. В это время она уже открыла для себя мастурбацию, которая вскоре стала навязчивой.
Тетка говорила, что ее мать спала с ее мужем. Отец не мешал своему другу приставать к Инне, а однажды во время ссоры пнул ее ногой под зад. Возможно, ее сложные отношения с отцом напоминают то, что было у матери с мужем тетки. И уж точно совпадают с ее отношениями с директором. Инна говорит, что отказала ему в обычном прощальном поцелуе, который надолго ее возбуждал, заставляя воображать постельные сцены с ним. Она спросила, как он представляет себе их отношения. Ведь он уже продемонстрировал ей, что, если Инна откажет ему в близости, он расстанется с ней, как с ее предшественницей. Он подтвердил ей, что хоть она и ему нравится, но она не одна и сейчас, и в будущем. Ей хотелось бы быть любимой игрушкой в его руках, но единственной.
