3. Часть городских мастеров (Киев, Смоленск, Новгород и др.) работала на рынок. Их изделия расходились по деревням. Особо выделяется киевское производство выемчатых эмалей и стеклянных браслетов. Район сбыта достигал протяжения в 1 400 км.

4. В связи с наличием налаженного сбыта киевских ремесленных изделий в пределах Киевского княжества возникает в XI в. деревенский кустарный промысел по производству шиферных пряслиц в селениях близ Овруча. Район сбыта — все Русские земли, Болгария, Херсонес и Польша.

5. Часть изделий русских мастеров экспортировалась в соседние государства.

Русские вещи найдены: в Волжской Болгарии, в Херсонесе, Чехии и Моравии, в Польше, у Балтийских славян, в Швеции.

Русское ремесло оказало свое влияние на ряд западных славянских областей.

Для русской деревни IX–XIII вв. удалось наметить следующие группы ремесленников: кузнецы, ювелиры, гончары, бондари, сапожники (?).

По месту проживания (но не по характеру производства) этот список можно пополнить такими профессиями, как жерносеки (жерновники), камнерезы.

По всей вероятности, один и тот же ремесленник совмещал заготовку сырья и его обработку, т. е. кузнец был одновременно и домником, и рудником, сапожник был и кожевником, и скорняком.

Намеченные группы крайне неоднородны. Прочно выделившимися в особый разряд специалистов можно считать только кузнецов. Гончары, хотя и существовали повсеместно, но никогда, разумеется, не играли такой важной роли в крестьянском хозяйстве, как кузнецы.

Как показал произведенный выше анализ каталога восточнославянских гончарных клейм, продуктивность каждого отдельного гончара была невелика. По-видимому, каждый отдельный поселок или незначительная группа поселков, объединенных общим кладбищем, обслуживался особым гончаром. Но даже в этих небольших пределах ремесло деревенского гончара едва ли могло быть для него единственным источником существования.

Очевидно, гончарное дело было для гончара подсобным, дополнительным к земледелию сезонным занятием, как это было в XIX в. решительно во всех местах, где применялся ручной гончарный круг деревенского типа.

Примерно в таком же положении находилось и бондарное дело. Распространенность его прослеживается хуже, потому что погребальные обычаи были различны: в одних местах покойнику ставили в могилу глиняный горшок, а в других — деревянное ведро. Последний обычай был наиболее распространенным на Волыни и в западнорусских областях. Сделать деревянное ведро значительно труднее, чем слепить горшок, но эти ведра, зато были более долговечны, так что рынок сбыта у бондарей был примерно таков же, как и у гончаров.

Безусловно, важнейшим ремеслом в деревне было кузнечное# Оно было к тому же ремеслом в полном смысле слова, полностью отрывавшим кузнецов от земледелия для таких сложных и разнообразных работ, как добыча руды и кричное или доменное дело. Остался невыясненным вопрос о степени отрыва ювелиров-литейщиков от кузнецов.

Изживание «матриархальной» стадии литейного дела, когда изготовлением женских украшений занимались сами женщины, привело в X в. к тому, что литейное дело слилось с кузнечным (это облегчалось производственным оборудованием). В дальнейшем, в связи с общим развитием производительных сил, литейное дело могло отпочковаться от кузнечного в самостоятельное ремесло.

Как показал анализ кузнечной техники, в большинстве деревенских кузниц работало двое кузнецов — мастер и подручный. Возможно, что разнообразные работы в кузнице требовали участия всех членов семьи.

Большой интерес представляет вопрос о районе, обслуживаемом одной кузницей. Метод, примененный в предыдущей главе, здесь, к сожалению, непригоден.

Косвенными данными являются находки домниц на городищах. С известной долей вероятности можно считать, что там, где выплавлялось железо, оно и ковалось. Такое допущение возможно, однако, лишь для некоторых районов. Для бассейна Оки оно невозможно, так как здесь выплавка железа производилась в стороне от поселка, в «волчьих ямах». В Белоруссии же по неизвестным для нас причинам руду почти всегда приносили в поселок, и здесь, на краю городища, варили из нее железо.

Необходимость кузнечных инструментов для проковки крицы делает достоверным тезис: где варили железо, там его и ковали.

Белорусской Академией Наук в течение нескольких лет было произведено сплошное обследование городищ и селищ специально с целью выявления следов древней металлургии[964]. Наиболее полно обследованной оказалась территория Полоцкого княжества (Минск, Борисов, Бобруйск), где удалось выявить большое количество домниц (сыродутных горнов).

Если мы допустим, что наличие домниц означает наличие здесь же и кузницы, то ошибки будут возможны главным образом в сторону преуменьшения числа кузниц, так как, во-первых, некоторые домницы могли ускользнуть от обследователей, во-вторых, в отдельных поселках руда могла выплавляться на стороне и, в-третьих, следует допустить возможность существования кузниц без собственной металлургической базы, работавших на покупном железе (при наличии специалистов-домников, варивших железо на продажу).

Со всеми этими оговорками перейдем к данным обследования.

Выяснилось, что выплавка железа производилась не на каждом городище. Из 4–5 соседних синхронных городищ выплавка железа велась только на одном.

Если и густота кузниц такова же, то мы получаем средний район радиусом в 12–15 км. В пределах этого небольшого района работала одна металлургическая мастерская. В противовес районам сбыта литейщиков, которые пришлось устанавливать только по готовой продукции, здесь, наоборот, мы располагаем самыми центрами металлургического производства.

В высшей степени интересно совпадение размеров небольших замкнутых мирков, определенных двумя совершенно различными способами: район, обслуживаемый одной литейной мастерской, — радиус 10–15 км; район, обслуживаемый одной домницей (и кузницей), — радиус 12–15 км.

Взаимная проверка обоих методов показывает, что мы можем доверять полученным размерам районов.

Что представляют собою эти маленькие замкнутые и экономически друг от друга независимые районы?

Изучение их следует вести в связи с изучением таких древних терминов, как «вервь», «погост», «община». В каждом таком самостоятельном мирке, на территории которого находилось несколько городищ-убежищ и курганных «коломищ», в мирке, объединявшем десяток мелких поселков, существовали свои общинные ремесленники.

Ремесленники эти были наследственными; гончар, передавая сыну свое ремесло, передавал ему и свое клеймо, к которому сын добавлял «отпятныш» — дополнительную черту, означавшую принадлежность клейма именно ему. Обилие производственных секретов в доменном и кузнечном деле еще настоятельнее требовало передачи ремесла по наследству от отца к сыну. В отдельных случаях, при особо благоприятных условиях мы наблюдаем появление в деревне, наряду с общинным ремеслом, производства, рассчитанного на очень широкий рынок сбыта (напр., овручские камнерезы).

В таких случаях ремесленники целой округи перерастают в товаропроизводителей, связанных с рынком при посредстве скупщика. В кадрах феодальной деревни Киевской Руси появляются еще в XI в. те элементы, которые считались характерными только для Западной Европы.

В заключение остановлюсь на некоторых надстроечных явлениях, связанных с ремеслом: «второе великое разделение труда — отделение ремесла от земледелия» неизбежно должно было сказаться на идеологии древнего славянина.

На фоне древних земледельческих культов должны были появиться мифы о происхождении техники и в первую очередь техники металлургии, так как раньше всего в славянской общине выделились кузнецы.