Всего мастеру при изготовлении паникадила необходимо было отлить 65 деталей, которые затем надлежало собрать, спаять, соединить шарнирами или заклепками[1278].
Орнаментальные мотивы, применяемые при изготовлении хоросов-паникадил были многочисленны и разнообразны, но повторялись на нескольких экземплярах.
Так, например, круглые звенья на цепях в ряде случаев имеют изображения крылатых кентавров со скипетрами. Тяжи цепей всегда обработаны плетеным орнаментом. Треугольные пластины имеют тех же крылатых кентавров, только большего размера. Иногда под кентавром, вписанным в большой круг, расположены в малом круге барсы. Трапецевидные пластины содержат круг со вписанным херувимом; по сторонам круга — плетенка, напоминающая готические элементы. К числу готических элементов относится и мотив лилии, встречающийся на многих русских вещах этого времени.
Несколько больше разнообразия в устройстве основного цилиндра. Квадратные большие пластины здесь иногда заменяются длинной полосой с круглыми просветами, в которые вставляются литые фигурки святых[1279].
Наличие готических элементов на бронзовых церковных хоросах иногда приводило исследователей к предположению, что эти вещи изготовлены в Германии и попали в Новгород путем ганзейской торговли[1280].
Необходимо остановиться на происхождении и датировке хоросов. По своему типу они, несомненно, восходят к византийско-киевским образцам[1281].
Бытование в XIV–XV вв. паникадил более древнего типа доказывается изображениями их на иконах и миниатюрах. На иконе XIV в. из Кривецкого погоста на Северной Двине и на рисунке Феофана Грека (известном в копии 1423 г.) есть изображения паникадил о расширяющимся книзу поддоном, характерным для более раннего времени XI–XII вв.[1282]
Восприняв старую, хорошо им известную форму, новгородские мастера незначительно изменили ее, устранив поддон, чем придали более законченный и изящный вид всей люстре, не нуждавшейся в подставке. Сохранив в основном форму византийских хоросов, литейщики не законсервировали византийский орнамент. В области орнаментики новгородские художники жили общей жизнью с Северной и Западной Европой, применяя в своем творчестве те новые элементы, которые появлялись в искусстве этого времени. Новгород и Псков знали свою готику, использовавшую и русские и общеевропейские элементы.
Вопрос о местном, русском производстве паникадил решается наличием русских литых надписей на них[1283].
Датировка меднолитых паникадил устанавливается как по наличию готического плетения XIV–XV вв., так и по лилиевидному орнаменту, датируемому первой половиной XV в.[1284] За рубеж XIV и XV вв. говорят и накладные литые фигурки святых. Этот способ орнаментации известен с конца XIV в. и широко распространен в XV в. Таким образом, временем появления паникадил описанного типа нужно считать вторую половину XIV в. или XV в. Окончательно оформился этот тип, надо думать, в XV в. Паникадило Софийской ризницы имеет в числе святых Сергия; придел Сергия в Софийском соборе был открыт в 1414 г. Точное время канонизации Сергия неизвестно. Умер он в 1392 г.[1285] При изучении всех сохранившихся до нас паникадил бросается в глаза удивительная однотипность отдельных частей. В некоторых случаях совпадают все детали[1286], в других — только отдельные элементы. Сравнивая три паникадила — новгородское «корсунское», новгородское никитское и островское — мы видим, как перемешаны здесь черты сходства и различия. «Корсунское» паникадило совпадает с никитским в оформлении цилиндрического обода и трапецевидных пластин. Сходство литых фигурок и их оформления настолько велико, что позволяет ставить вопрос об использовании одних и тех же литейных форм[1287]. Но треугольные пластины нижней части в этих паникадилах совершенно различны: на софийском под кентавром находится плетенка, а на никитском — барс.
Сопоставляя софийское паникадило с островским, мы заметим совершенно иное оформление цилиндрического обода, но полную идентичность трапецевидных пластин с херувимами и готической плетенкой. Здесь вновь напрашивается предположение об одной форме для всех 12 пластин обоих хоросов. Треугольные пластины в каждом случае различны.
Если мы будем сравнивать никитское паникадило с островским, то здесь, при различии обода, мы отметим сходство именно в треугольных пластинах, имеющих по два круга на каждой; в большом круге кентавр, в малом — барс. Одинаковы здесь и цепи. Итак, все три предмета различны и в то же время имеют ряд тождественных частей.
Все это заставляет нас допускать наличие единой мастерской, рассчитанной на массовый сбыт, в которой отливались детали нескольких типов и потом из этих деталей монтировались готовые изделия.
Принимая во внимание географическое размещение меднолитых паникадил (Новгородская земля и Новгород; в других местах их нет), такую мастерскую естественнее всего предполагать в Новгороде Великом. Литье производилось по восковой модели, но с сохранением формы, которая служила не только для б или 12 частей данного паникадила, но и для повторения этих отливок. Невысокий, мягкий рельеф всех частей позволял возобновлять форму посредством оттиска в глине готовой пластины[1288].
Для того чтобы закончить раздел о литье, нам необходимо было бы остановиться на литье благородных металлов, преимущественно серебра. Но здесь мы уже вторгаемся в область ювелирного дела, требующую особого рассмотрения.
3. Ювелирное дело
Ювелирное дело XIII–XV вв. известно по большому количеству образцов, сохранившихся в ризницах и сокровищницах, но уцелевшие вещи составляют, разумеется, лишь ничтожную долю тех богатств, которые были сделаны руками русских мастеров. Так, например, мы знаем, что Иван III в 1476–1478 гг. получил многочисленные богатые подарки от новгородских бояр и архиепископа[1289].
Почти каждый пир у того или иного новгородца сопровождался подношениями золотых ковшей, окованных серебром рогов, серебряных мис, золотых чар, сердоликовых, хрустальных «струфокамиловых» вещей, окованных в серебро позолоченных кубков, поясов и т. д.
По данным западнорусских летописей, в эти годы было вывезено из Новгорода 300 возов «перел, злата и серебра и камений многоценных»[1290].
Часть этих ювелирных изделий упоминается еще в XVI в. в духовной кн. Дмитрия Ивановича Жилки[1291].
Из всего золота и серебра новгородских бояр до нас дошел только один именной ковш в виде ладьи с надписью: «А СЕ КОВШЬ ПОСАДНИКА НОВГОРОЦКОГО ГРИГОРЬЯ КЮРИЛОВИЧА», датированный 1428–1436 гг. В летописи этот посадник носит прозвище Посахно[1292].
Мы привели этот пример лишь для того, чтобы показать, какую незначительную часть древнерусских ювелирных изделий можем мы изучать по нашим музейным коллекциям. И все же ювелирное ремесло находится в этом отношении в лучшем положении, чем любое иное ремесло, так как среди сотен вещей XIII–XV вв. сохранилось около двух десятков точно датированных предметов и, кроме того, нам известны имена восьми мастеров.
