— Ну ты даёшь! — восхитился Лэй. — А сможешь ещё раз так? Ну-ка, давай теперь я к тебе со спины захожу...

Сменился противник, сменился угол падения света — но история повторилась.

… — Я смотрю на тени и слушаю дыхание, — рассказывал Йи, объясняя, как у него получилось забрать меч у Ксиабо. О том, что слушает, скорее, стук сердца, он решил не говорить.

Лэй знал, к чему готовиться, держал крепче, и так просто завладеть его оружием не вышло, но потом ребята пришли к выводу, что вряд ли нападающие будут так-то уж вцепляться в рукояти.

— А хорошая штука, сам додумался, или кто показал? — интересовался Ксиабо, деля на троих кусок мяса и хлеб.

— Наверное, не сам, — задумался Йи. — Мне Учитель на одном из уроков показывал, как можно в бою отнимать ножи и мечи, именно такого движения не было, но было что-то похожее...

— Учитель? — переспасили Маленький Борец и Гром.

Им, как и всем ученикам клана, иногда доводилось вставать в пару с Учителем, но этот парень говорил о занятиях с ним так, словно они для него дело привычное и ежедневное.

— Да, — кивнул Йи. — Я буду палачом, и он меня учит пока тому, как защищаться...

— А вёсен тебе сколько? — спросил Лэй.

Он, внимательный и спокойный, и так уже задавался вопросом: почему не встречал этого юношу раньше.

— Тринадцать...

Ксиабо расхохотался:

— Да ладно! Для тринадцати ты что-то слишком крупный!

— Да и я со своих тринадцати не намного вырос, — заступился Лэй.

Узнав возраст Дэя, он с облегчением выдохнул: видел, видел его раньше среди палачей, просто их традиционно держали чуть в стороне от других. Да и не ожидал, что Йи так так стремительно выпрыгнет из малышей в юноши.

— Это же ты у нас ходишь в Тень?

— Мгм, — кивнул Йи, дожёвывая хлеб.

Что-то определённо приятельское между ними троими уже возникло — совсем не так, как с Гэнгти Тшу. И, тем более, не так, как с Чинь Хуа.

Вот, наверное, умел бы Маомао говорить!..

1

Léishēng — Лэй, Лэй Шэнн, гром

2

xiǎo zhànshì — Ксиабо Джэнши, Маленький боец

Заживляющие мази в аптечке будущего палача стали подозрительно быстро заканчиваться: конечно, одно дело, когда он тратил их на себя после уроков с Тенями и Учителем и на малышей, которым в лазарет бежать страшно, а к палачам в самый раз. Но когда лечить ушибы и порезы теми же мазями стали ещё два здоровых лба...

— Эх вы, слабаки! — обидно расхохотался как-то раз Лю Чу, заприметив, что на тренировочной площадке открыли полевой лазарет. — Шрамы украшают воинов!

Йи больше не прятался от него в Тень, проходил как мимо пустого места, а теперь впервые за долгое время встретился взглядом — и, кажется, Лю не понравилось сапфировое мерцание в бездонной черноте глаз Дэя:

— Это ты о шрамах, полученных в учебных боях?..

Хохот невольных слушателей вышел куда более обидным, чем шутка полудемона, тем более, Чу не нашёлся, что ответить. Но он знал, как оставить поле боя за собой: демонстративно погладил свой новый кулон. «Это мамин подарок», — честно врал он Учителю на вопрос, откуда такое оригинальное украшение: два коротких, в мизинец длиной, узких серповидных лезвия на одной цепочке. Лю сразу заметил, как дёргается при виде него Йи Дэй. Стоило теперь Йи «показать зубы», как рука Лю сама тянулась к стали, чернёной с серебром, белой с позолотой. Гладил он, впрочем, больше рубаху рядом с кулоном — пальцы слишком хорошо помнили боль от порезов, зарастить которые помогала только мамина магия.

Так вышло и в этот раз: Гром и Молния смеялись удачной перепалке, а Йи — нет. О, да он даже трясся от злости! Пусть все считают, что Лю улыбается его словам, признаёт поражение. Но он-то знает, что его радует бессильная злоба любимчика учителей.

— Ты как-то странно реагируешь на подвеску этого воображалы, — заметил Лэй, когда помогал Йи относить в его спальню опустевшие баночки от мазей.

От природы наблюдательный, он всегда старался замечать странное и находить ему объяснение.

Йи, вовсе не такой уж скромник, как могло бы показаться, замялся, засмущался:

— Я знаю, ты не будешь смеяться... — Дэй прищурился и будто бы невзначай сделал вывод:

— И знаю, что ты никому не расскажешь...

Долгая пауза и едва заметный кивок подтвердили: Лэй понял и принял эту просьбу. Что бы ни сказал будущий палач, это будут знать он и Гром. Даже лучший друг, Ксиабо, не узнает.

Йи долго молчал, то ли подбирая слова, то ли собираясь с духом, но всё же решился:

— Лиэр-Дьян, Полдень, и Шиэр-Дъен, Полночь, что носит на цепочке Лю Чу, не украшение, а оружие. Пара волосяных клинков, я таких здесь больше ни у кого не видел, но в Оружейной Палате... ты же помнишь, нам о них говорили?

— Да, — кивнул Лэй.

Он совсем забыл, однако после слов Йи сразу же вспомнил, как молодой подмастерье-оружейник — вот бы стать одним из них! — им показывал волосяные клинки на стойке. Такие одинаковые, но такие разные, изогнутые чуть больше и чуть меньше, длиннее и короче, серебряные и позолоченные, с узорами для яда и для красоты, и в подарочном футляре, и вплетённые в косу манекена, и в бороду... а не знать, куда смотреть и на что обращать внимание — никогда не найдёшь!

— Хитрое оружие для шпионов, — сказал Лэй.

Йи покачал головой. Вроде бы, уже решился, но что же так тяжело. Вдох — выдох, начал говорить, значит... он вдохнул — и с жаром выпалил:

— Когда я вижу Полдень и Полночь, беспомощно свисающими с этой цепи, я ненавижу Лю! Разве можно так издеваться над боевыми клинками!

— Нельзя, — возмущённо припечатал Лэй. Его верно избрали в собеседники. — Ни с каким оружием так нельзя! А ты о них говоришь так, словно они Стальные Женщины?

— Да! — восторженно выдохнул Йи. — Да, они живые! Мы почти не слышим друг друга, Лю что-то с ними делает...

— Погоди, — остановил его Гром. — Раз они — Стальные Женщины, говорить с ними может только тот, кого они признают хозяином. Они — клинки Лю, но признали тебя?

Йи снова надолго замолчал. Решил, что, попробовав рассказать другу, сможет лучше понять сам:

— Мне кажется, они... мои. Я их услышал, когда впервые увидел, я слышал их так хорошо, они звали меня на помощь, только я был слишком маленький и слабый, и я до сих пор стараюсь их освободить... — Дэй приложил ладонь к боку, там ещё не до конца сошёл синяк. — Я попробовал их забрать, но Лю сильнее меня. А потом он что-то стал делать с ними, я почти перестал их слышать.

Лэй задумчиво проговорил:

— И если мы сейчас... хорошо, если ты сейчас обратишься за помощью к наставникам...

— ...получится, что я ещё совсем маленький и меня рано называть не то, что юношей, но даже мальчиком, — печально договорил Йи. — А ведь через пять дней церемония Дарения.

Конечно, именно таких ситуаций ни Лэй, ни Дэй не помнили, зато были свидетелями наказаний мальчиков и юношей, которые приходили к учителям с жалобами на несправедливость ровесников. Взрослые каждый раз говорили: у любой проблемы есть решение, если не можешь найти его сам — обратись за помощью к равным, не перекладывай ответственность за принятие решения на старших, учись понимать, заслуживает ли их внимания мешающая тебе мелочь.

— Я постараюсь что-то придумать, — пообещал Лэй.

Йи поблагодарил его поклоном.

Он так и не сумел признаться даже другу, как всё получилось с этими волосяными клинками.

Сначала ему был сон, из тех, что не совсем сны. Был он и раз, и другой, и третий, и почти вытеснил из ночей сны, где Йи пел о путешествии в Персиковую Долину Гэн и Чинь — о, в снах он не только пел! — наверное, снился и в те ночи, после которых утром Йи не мог вспомнить, что снилось.

Сон — не совсем сон, скорее, мечта увидеть реальное до одури перекошенное ужасом лицо Лю — и Йи, его рука, и в ней Лиэр-Дьян и Шиэр-Дъен, не впервые взятое в руки чужое оружие, а продолжение пальцев Дэя... взмах! И волна алой крови, Йи ощущает, какая она горячая, чует её запах, вкус, опьянение, горечь... неясно, что было до, непонятно, будет ли что-то после, но Йи пришёл в ужас, когда увидел Полдень и Полночь наяву, подвешенными, словно в насмешку над их боевой сутью, на красивую цепочку. И где? На шее того, чью кровь он с восторгом отведал в повторяющемся сне.