Сердце Нуорэдэ тревожно ёкнуло: умер?..

Еле слышное сопение, перемежаемое тихими стонами при попытках пошевелиться, позволило выдохнуть с облегчением.

Уснул.

И с этого момента дела пошли на лад.

В тот же день, ближе к вечеру, неразличимому в сумраке, красавица напоила Йи молоком.

— Фу, какая гадость, — внятно выговорил он, но допил до конца и снова уснул.

Нуорэдэ позволила себе покинуть лазарет и тоже немного поспать не в плетёном кресле на веранде, а на нормальной кровати у себя в комнате.

Когда она вновь пришла в лазарет, малыш не спал, встретил её, как пять лет назад, прямым и ясным взглядом:

— Доброго утра, Нуор-р-рэдэ!

Он всегда проговаривал её имя так, словно у него под языком перекатывались хрустальные горошинки.

Льняные полотнища, которыми занавесили бревенчатые стены от сквозняков, пушистые дорожки с цветочными мотивами, устилавшие дощатые полы, дарили комнате совершенно домашний уют.

— Доброго, — красавица погладила голову Йи.

Почти везде уже затянуло новой кожей ожоги, заново отрастали сгоревшие волосы, колючие на вид, но мягкие на ощупь.

— Ты помнишь, что с тобой случилось? — присела Нуорэдэ на подушку рядом с лежанкой.

— Да, — без размышлений ответил Йи. — Ко мне пришёл дракон, дохнул на меня огнём и велел умереть, но это было слишком больно, я так ему и сказал.

Нуорэдэ покачала головой. Она чего-то подобного и ждала от этого фантазёра. Наверняка же в горячечном бреду видел сны.

— Это были послания духов с той стороны ночи, — улыбнулась красавица, подготавливая отвар шиповника и чернокорня.

Малыш засомневался:

— Ну нет! Когда мне драконы снятся, они со мной не разговаривают. А этот пришёл, поговорил, я отказался умирать, и он ушёл. А потом пришла ты и начала меня лечить. Мне вот потом уже снилось, хочешь, я расскажу тебе? Как смешные дяди с оранжевыми и жёлтыми волосами ехали в Циньдар, а попали к водным драконам?..

— Давай ты расскажешь мне это в другой раз? — Нуорэдэ помогла Йи сесть на кровати и стирала мокрым полотенцем подсохшие чешуйки мази с его спины. — А сегодня потратишь силы на то, чтобы выпить немного бульона?

— Так я уже не слабый! — заявил малыш. — У меня полно сил! Я даже вот что у тебя спрошу...

Он дождался, пока Нуорэдэ вновь опустится на подушку у его лежанки.

— Я спрошу, позволишь ли ты мне предложить себя тебе в мужья.

Нуорэдэ мягко улыбнулась и подняла руку, потрогать лоб Йи, но там здоровой кожи было пока маловато. Коснулась пальцами ямочки под подбородком.

Да, жар у малыша был страшный — однако чёрные глаза заглядывали прямо в душу красавицы и чистой своей прямотой давали понять: никакого бреда. Всё настолько серьёзно, насколько может быть в сознании маленького мальчика.

— У меня уже есть двое, — ответила Нуорэдэ, как отвечала бы взрослому мужчине.

И даже не добавила: а ты совсем кроха!

— Я знаю, — кивнул Йи. — Я знаю, Мастер Огненной Пыли и воин. А я... я быстро расту. Очень. Я уже умею мыть посуду...

Да. Держать огненную завесу против хэнгов было куда проще, чем не смеяться в голос от таких выводов Йи Дэя!

Наверное, она слишком долго молчала, и малыш понял, что желанного согласия не дождётся:

— Эх!.. — разочарованно выдохнул он. — Хорошо... я спрошу тебя ещё раз, когда подрасту. Чуть-чуть. Вот настолечко... — он показал пальцами, на сколько намерен подрасти, и Нуорэдэ обняла его покрытые корками ожогов пальчики мокрым полотенцем:

— Договорились. Но теперь — бульон!

Он улыбнулся... не будь он ребёнком, Огненная бы решила, что в его улыбке светится совершенно взрослое осознание отказа.

— Договорились, — кивнул Йи, сморщился от боли в обгорелой шее.

И снова улыбнулся, как сумел, обожжёнными губами.

И он, и Нуорэдэ уже знали: даже когда Йи Дэй вырастет на двадцать и два раза по «столечко», предлагать себя в мужья Огненной он не станет.

За время пути в изрядно разросшейся компании Учитель успел позабыть о том, как мучили в первые дни сны о сгорающем заживо человеке, которого дым и огонь не давали разглядеть. Он был уверен, что вести с той стороны ночи слали о трагедии Отшельника, просто выбрали не те краски, чтобы нарисовать беду. Когда же сначала услышал, а после и увидел своими глазами едва не сгоревшего заживо Йи Дэя, испытал сложное чувство.

Как говорят, одна радость может разогнать сотню горестей, так и в сердце Учителя разом стихли сто и два волнения, когда при виде него маленький мальчик, от заживающих ожогов похожий на вставшую на задние лапы ящерицу, радостно захлопал в ладоши. Только заноза, царапающая изнутри ржавой заусеницей, потихоньку разрослась до размеров большого гвоздя: Небесная Императрица наложила Печать на уста Учителя, и он прикладывал все силы к тому, чтобы даже самому себе не напоминать лишний раз о том, кем является Йи.

Выжил — и это радость. И никаких сомнений.

Нуорэдэ и Алая Лента рассказали Учителю то, что говорил Лю Чу, кухарки и ученики подтвердили, что слышали те же слова, сам Лю с готовностью повторил — а Йи рассказал свой сон про дракона, предлагающего умереть.

— Учитель! Смотри! Я уже совсем здоров! Пусть меня выпустят отсюда! — малыш попрыгал на лежанке, раскинув руки.

Ему вчера разрешили надевать рубашку, пока коротенькую и то только потому, что он впервые на памяти Нуорэдэ — раскапризничался. Цуею сказал: «Видать, и правда, выздоравливает».

— Тебе не больно от рубахи? — спросил Учитель.

— Нет! — наморщив нос, соврал Йи.

По светлой ткани расплывались пятна крови — там, где от резких движений лопнула кожа или сорвало неподжившие корки.

— А если честно? — прищурился Учитель.

Йи заметил кровь на рукаве, кровь на подоле, вздохнул и сознался:

— Если честно, то немножко больно. Ну вот совсем чуть-чуть.

— Тогда снимай рубашку...

— Но Учитель!..

— ...снимай рубашку и ложись. Теперь лечить тебя буду я. Сам. Заодно расскажу, как.

— А они мне не говорили, как лечат, потому что я слишком маленький! — пожаловался Йи, стягивая рубаху.

Оказалось, что это больнее, чем «немножко», и что без помощи Учителя очень сложно раздеться.

— Они — лекари. А я — Учитель. Их задача — вылечить. Моя — научить. Ты маленький, но у тебя хорошая память. После долгой болезни и сам становишься хорошим врачом...

— Не хочу! Не хочу долгой! Я и так уже долго болел!

— Э нет, Йи. Ты не болел, ты болеешь. Ложись и слушай: ромашка растёт везде, куда ветер занесёт её крошечные лёгенькие семена...

Учитель рассказывал — Йи, затаив дыхание, слушал и запоминал: как растёт лекарственная ромашка, как понять, какие цветы можно брать, как их сушить, как хранить, что с их помощью можно вылечить...

Пока не уснул.

В соседней палате Цуею разговаривал с Отшельником.

Эта комната, чистая и светлая, ничуть не походила на жилую: запах свежей крови смешивался с ароматами ромашки, чернокорня, целебных масел, выглаженных бинтов... да и кровать, оснащённая сложной системой ремней и рычагов, не могла стоять в обычной спальне.

Лекарю и Отшельнику довелось познакомиться ещё в те времена, когда Эрудит носил имя Вангудэрэн, Упрямец, и Цуею был уверен, что именно это имя очень подходит ему и сейчас. Он настойчиво просил, чтобы ему вернули контроль над ногами, если паралич вызвали искусственно — и сознались, что дела хуже, чем ему казалось, если парализовало без вмешательства со стороны людей. Всего одного человека, но тем не менее. Отказывался принимать лекарства, дурманящие разум.

И попробуй такого переупрямь!

— По твоей ноге прокатились одно за другим все Каменные Кольца, — напомнил Цуею пациенту.

— Да.

— Будь воля моя, ты бы лишился ноги уже там, в дальних полях, я не стал бы и разбираться, есть ли шанс...