Учитель ощутил что-то похожее на страх.

Он понимал, что не успеет позвать на помощь, если Воплощённое Зло решит выйти в мир в полном объёме прямо сейчас. Не хотел верить в то, что Небесная Императрица сама предложила устроить Йи такое испытание, зная, чем оно закончится... неужели не знала? Не видела? Или повторялась история с отгремевшими вулканами и грядущим потопом? Огромное испытание, урок для всех...

Учитель не понимал, что задумал его ученик, до тех пор, пока по столу не побежали один за другим пауки.

Они, большие и маленькие, десятками стягивались со всех концов к хорошо освещённому пыточному столу. Откуда только взялись — в подземельях, где им просто нечем питаться!

Призрачный мальчик с каким-то отстранённым интересом погладил щёку пленного, и по ней, следом за пальцем, двинулись пауки:

— Бойся. Бойся, так надо, это страшно, правда, не слишком больно.

Пленник стонал и рычал, насколько позволяла жёстко раздвинувшая зубы воронка — Йи не стал вдвигать её в горло.

— Они не намерены лезть к тебе в желудок, их куда больше интересует твоя голова... ты же отказался говорить нам то, что должен был сказать... видишь, это мои друзья.

Крупные, чёрные пауки замерли на краю воронки в ожидании приказа.

— Они послушны мне, и сейчас отправятся в твою голову...

Одной рукой Йи держал воронку, вторую положил на грудь пленнику, чтобы лучше чувствовать сердце.

Выкусить...

Учитель затаил дыхание.

Когда девятилетних детей проверяли, способны ли они призывать к себе зверей и птиц и могут ли ими управлять, Йи точно так же, как и со стихийной магией, провалил экзамен. Как, когда он понял, что его слышат пауки, неизвестно.

Да и неважно.

Пленник забился, как рыба, выброшенная волной на берег, и Йи, разрывая ему губы, выдернул воронку из его рта.

Пауки разлетелись во все стороны, один попал на лицо Учителю, и тот, вместо того, чтобы стряхнуть, дожидался, пока невесомый мохнатый зверь сам найдёт дорогу прочь.

— Говори! Говори, пока мы не передумали!.. — эхо в голосе Дэя всё ещё пугало Учителя, но...

Но почему-то страх утихал.

И пленник — заговорил, дрожащим, срывающимся голосом, перемежая откровения с мольбами больше не звать пауков.

Йи ушёл в Тень прямо в пыточном зале, даже не дослушав, что говорил пленник. Учитель, наверняка, накажет за бегство, но потерять сознание рядом с разделочной доской показалось куда более постыдным завершением первой в жизни почти самостоятельной пытки.

У Йи Дэя, как только он научился сокращать в Тени расстояния, появилось любимое место в предгорье. Там с уступа на уступ тёк в маленькое круглое озерцо обжигающе ледяной ручей. В зиму берега схватывались льдом, к которому подплывали яркие пёстрые карпы. По весне вокруг первыми зацветали сиреневые шарики букашника и розовые и голубые колокольчики. Дэй принёс и посадил рядом с ними жёлтую мшанку и золотистую крупку. Рядом с небольшим плоским камнем, наполовину погружённым в воду, было гнездо у шершня.

Йи нравилось сидеть на камне, смотреть на цветы, на воду, на шершня.

Там Дэй чувствовал покой и умиротворение. Там его неспособен был найти Лю Чу. Там...

Там он и узнал, что ему подчиняются пауки.

Как же он их боялся!

Этот страх был где-то за гранью осознания, что-то глубинное, неистребимое, неконтролируемое. Он отравил первое знакомство Йи с местом волшебной тишины и покоя: оказалось, пауки сочли его очень удобным для жизни задолго до появления черноглазого мальчика. Сам мальчик вызвал у них желание держаться как можно ближе к нему. Так случалось со всеми призываемыми зверями, им хотелось прикасаться к тому, кого они сочли своим другом и хозяином, подчиняться ему... Йи, видя, как его окружают несметные полчища восьминогих монстров, молча взмолился: пусть они уйдут! Все! Сейчас! Чтобы я их не видел!

И пауки ушли. И Дэй, действительно, больше ни разу не видел ни одного паука вблизи озерца. А когда встречал их где-то ещё, молча просил: пожалуйста, не подходи ближе. И пауки не подходили — когда их не дурманила воля полудемона Лю.

Небесная Императрица! Неужели это твой особенный дар, способность управлять тем, что заставляет бояться до обмороков?..

Если бы в этот день кроме Йи на берегу был кто-то ещё, кроме первых весенних цветов, упрямо пробивающих собой ноздреватый снег, может быть, он мог бы услышать, как мальчик разговаривает с кем-то, невидимым глазу. Или даже увидеть, как медленно ползут по бледным щекам слёзы.

1

Энлэй — польза

2

Вэйюан — сохраняющий глубины

Учитель встретил любимого ученика ожидаемым строгим выговором — и неожиданным ценным подарком.

В крепкой деревянной шкатулке в специальных креплениях выдвижных лотков хранились наборы лезвий, крюков, зажимов, расширителей... Йи не сумел бы описать то чувство, которое охватило его, когда он понял: это — те самые, с помощью которых он только что пытал человека!

В голове сделалось звонко и пусто.

Йи Дэй поблагодарил Учителя, как того требовали правила.

Учитель пригласил его разделить с ним трапезу.

Йи не посмел отказать, хоть при мысли о еде сводило судорогой живот.

В личных покоях Учителя царили совершенно осенние ароматы цветочного чая, а на столе не обнаружилось ничего, кроме двух чашек на тростниковых салфетках.

— На самом деле, я хочу с тобой поговорить, — признался Учитель. — Но я решил, что сейчас нашей беседе помогут душица и хмель.

Йи вздохнул. Вдохнул знакомое сплетение ароматов.

Учитель переставил на стол поднос с большим фаянсовым чайником, искусно расписанным драконами, маленьким фарфоровым чайником, по которому летели фениксы, стеклянными баночками с сушёными травами, сахарами, белым, коричневым и розовым, изящными раковинами морских обитателей.

Это была церемония «Извинение». Даже если Учитель не скажет церемониальных слов вслух, Йи будет знать: Учитель искренне раскаивается...

В чём?

Вероятно, это и есть то, о чём он хочет поговорить.

Учитель спустил с пальцев на угли в чаше под фаянсовым чайником живой огонь, обогрел чашки. Можжевеловый лоток, в который слили горячую воду, поделился с воздухом своим ароматом. Чайная кисть в руках Учителя исполнила «Танец годового круга». Первые чаинки познакомились с чашками. Как только чайник в драконах запел песнь «Шум ветра в соснах», его перенесли на фарфоровую подставку и наполнили водой фарфоровый чайник, в который перед этим поместили заварку.

Первую воду отдали можжевеловому лотку. Вторая вода заняла своё место под крыльями фениксов.

В церемонии извинения заваренный чай переливался в широкую чашу с изогнутым носиком, закрытым мягким ситом из шёлка, чтобы попасть в чашки участников церемонии освобождённым от частиц чая и трав.

Учитель молчал, пока шаг за шагом проходил извилистый путь чайной церемонии. Йи был благодарен ему за это: каждое привычное действие, каждый знакомый жест, на который мышцы откликались готовностью повторить, помогали мальчику вспомнить, что он — жив.

В травяном отваре Дэй на вкус распознал ещё ромашку. От её ненавязчивой горечи разжимались тиски в животе.

К концу первой чашки Йи почувствовал, как в гулкой пустоте, оставшейся в нём после знакомства с пыточным набором, начали зарождаться мысли. Неторопливые, мягкие.

О пустом.

И Учитель это почувствовал. Можно было начинать беседу.

Поначалу, впрочем, она больше напоминала монолог. И Йи знал, что непременно поблагодарит Учителя и за это: остаться один на один с собой, с нежданным подарком, подтверждающим нежеланную судьбу, ему было бы слишком... не страшно. Нет.

Слишком больно.

— Я уже очень давно хочу поговорить с тобой, — Учитель смотрел Дэю не просто в глаза — в самые заветные уголки его души. — Я много раз пытался составить беседу так, чтобы начать с самого важного, и сделать это так, чтобы ты меня понял. Мне казалось поначалу, что ты слишком мал и не сумеешь понять... кого я обманываю. Я уверен в этом и сейчас. Ты слишком, слишком мал. Тебе всего тринадцать. Но, в то же время, ты не глуп. И тебе уже тринадцать. Однако... я так и не понял, что оно, то самое важное, с чего я должен начать наш разговор. Может быть, то, о чём ты спросил меня. То, чего я не имею права у тебя спрашивать. Поэтому скажи мне, тебе понравился чай?