— Но Учитель говорит — всё же есть, — скомкано пробормотал Упрямец, которому раздирающая, пульсирующая боль мешала даже дышать.

— Да. И я хочу ему верить. Его опыт в дроблении костей куда больше моего.

— Да лучше уж ходить одноногим с палкой, чем быть двуногим недвижимым... — Отшельник закрыл глаза и долго-долго молчал.

Устав от тишины, тихо прошептал:

— Значит, ты не будешь вместе со мной просить его не мучить меня больше... проще ведь отрезать!

— Проще будешь потом учить свою мелкую охотиться, — строго объявил Учитель.

И когда только успел так близко подойти!

— Зови учеников, пусть проходят к столу, я собрал твоих старших и своих, чтоб смотрели, — кивнул Учитель Цуею на занавеси у входа и обратился уже к Отшельнику:

— Я-то думал, они сами тебя лечить возьмутся — а ты же слышал, что придумали? Что у меня в таких делах опыта больше! Может, они и правы...

Алая Лента, сияя изумрудной зеленью глаз, отправилась осматривать пленников.

Судя по тому, что рассказал ей Учитель, Заклинатель пытался открыть Проход в Диюй, чтобы в Поднебесную Империю вышли Львы Тёмного Пламени. В моменты извержений они всегда толпились у Проходов, веря, что в Поднебесной найдутся самоубийцы, готовые предать свой мир неугасимому пламени ада — и ведь всегда находились!

Учитель ходил в любимчиках у Небесной Императрицы. Как иначе он сумел бы понять, куда ведёт его жизненный путь, и успеть хлопнуть дверьми Прохода по носу Пламенного Льва.

Пленного Заклинателя раздели донага, напоили чистой водой, закрепили на пыточном столе. Судя по всему, ему предстояло ждать разговора с Алой Лентой — и через неё самой Небесной Императрицей! — и палачами не меньше суток. Что ж, хватит времени рассмотреть как следует всё то, что применят к нему — факелы по обе стороны стола давали достаточно света. Лезвия, цепи, крюки, распорки...

Алая Лента предложила оставить в пыточной сменные караулы из воинов и палачей или хотя бы одних воинов, одних палачей, но Учитель сказал, что лучше поставить охрану у входа в подземелье. Меньше шансов, что Заклинатель сумеет пробиться в головы сторожей и убедить их, что ему для начала нужно убрать кляп изо рта или освободить левую руку.

Остальные трое пленников не казались представляющими серьёзную опасность, но Алая Лента согласилась с Учителем: случайно в эту компанию мог попасть только селянин, он жил раньше в горах, бежал от землетрясения, одинокий после смерти жены, не знал, куда податься — а тут откуда ни возьмись помощь, поддержка, друзья. Торговцы же давно были знакомы с Заклинателем, не первый раз приходили в горную общину со своими товарами. Конечно, шанс того, что они просто случайно шли мимо, оставался, но был невесомым и призрачным.

Алую Ленту ничуть не удивило, что у дверей лазарета, где Учитель показывал, как можно спасать конечности с перемолотыми в крошку костями, обнаружилась Нуорэдэ. В последние дни её сложно было застать где-то ещё.

— Я сердце твоё в порошок раскрошу, лишу тебя сна и покоя лишу...— нараспев проговорила Алая Лента, поправляя выбившиеся из укладки пряди волос Огненной.

— Нет, — устало выдохнула бывшая Алая Лента. — Ты цитируешь «Нефритовую лилию в яшмовой вазе», а тут и не пахнет вешними темами... Предсказаниями — пахнет. И всё.

Алая Лента обняла Нуорэдэ:

— Ты слишком мало спишь, ты почти не ешь, посмотри, на что ты стала похожа! Тебе надо отдохнуть, как следует отдохнуть!

— У меня как раз это в планах на ближайшее будущее... — глухо проговорила ей в плечо Огненная. — Но пока длится настоящее, я дождусь Учителя, и мы вместе отправимся есть. Я договорилась на кухне, там всё подготовили, когда скажу, разогреют...

Никогда ещё раньше жизнь не казалась Лю такой и настолько странной и непонятной.

Он знал: он — полудемон. Был бы демоном, не жил бы с людьми, но вечно стремился бы попасть в Поднебесную, был бы сильным и от рождения взрослым, не знал бы никаких родителей, никаких учителей... но уж как сложилось. Люди сплошь и рядом рассуждали, что их судьбы предначертаны в Небесных Нефритовых Скрижалях — а Лю, чем дальше, тем чаще мерещилось, что и в его жизни тоже имеется нечто предопределённое, хоть судьбы демонов и полудемонов не значились в списках дел Небесной Канцелярии.

Мама — знала Йогоаи о том или нет, но сын вспоминал о ней чаще, чем сам бы того хотел — мама говорила ему, что в нём зреет будущее. Лю спрашивал: «Как это?» А мама очень грустно усмехалась и вздыхала: «Увы, но тебе придётся узнать...»

Ну, будущее.

Ну, зреет.

Это что, с ним будущее постоянно пытается разговаривать? Очень на то похоже, ведь, если Лю следует советам этого голоса — этих голосов, непонятный он или они! Но, если Лю Чу делает так, как они подсказывают, в его жизни случается что-то хорошее. Не делает — плохое. Или неприятное.

Знать, как ему будет лучше, могло только будущее. Может быть, он начинает понимать, как оно в нём зреет...

Поначалу Лю даже не замечал голоса. Ему казалось, например, что он сам пошёл в тот давний день к вишне, где нашёл подкидыша. Но разве плохо было, когда он забрал у него ножики? Приловчился же не резать ими руки, а вырастет — задорого продаст, ведь он не собирается всю жизнь сидеть в сторожевом клане. То ли дело столица! Да и сапожки, которые ему подарили за то, что он нашёл гадёныша, оказались дивно хороши.

Лю впервые обратил внимание, что не все его действия выбраны им самим, когда напали хэнги.

Не хотел он воду для волов таскать в дороге! Не хотел и не стал! А голоса, целый хор, как разнылись внутри — аж голова разболелась, впервые в жизни, да так, что ещё целый день виски ломило. Голосам-то казалось, что правильнее было встать и вместе со всеми таскать воду. Может быть, это тоже привело бы к чему-то хорошему, да кто ж теперь узнает. Но Лю было лень, и он не послушался, сделал по-своему. Как же у него разболелась голова!.. И первый раз в жизни он задумался о том, что выполнение подсказок голосов приносит пользу — а невыполнение несёт боль.

Чаще всего желания незримого собеседника совпадали с желаниями самого Лю. Раз от разу полудемон всё больше привыкал к голосу, голосам; считал приказы подсказками. Вообще, собственными догадками! Проще ведь делать то, чего сам хочешь.

Убить Йи Дэя Лю Чу — хотел. Сам. Безо всяких подсказок и приказов. Не понимал, почему. Наверное, с того самого момента, когда нашёл под вишней. Да, собственно, и убил бы, теми же ножиками, что к нему привязали тонкой ленточкой, если б те клинки не распороли первым делом пальцы полудемона. Но момент был упущен.

А гадёныш оказался ужасно живучим.

Вот что б ему стоило сдохнуть от того, что на нём сгорела ясным пламенем вся кожа? Нет, выжил. Правда, за его жизнь боролись всем кланом...

Кстати, надо бы проведать бедного неловкого гадёныша, который чуть было сам себя не сжёг. Так и было! Сам себя, Лю ни при чём. Все в это верят, значит, всё так и есть.

Учитель, уезжая с Отшельником в Циньдар, сказал, что Йи можно выходить из палаты на веранду не больше чем на час в день, с веранды не спускаться, книги читать час после завтрака и час после обеда. Не тренироваться в калиграфии, не рисовать, соседних диалектов не учить.

Не жизнь — тоска, в общем, но Йи подумал и пришёл к выводу, что Учитель прав. Да, на нём всё заживало быстро, но не молниеносно, даже одежду пока надевать было рано, то там, то тут кровоточили ожоги. О каких выходах на веранду нагишом могла идти речь! И в этом Учитель и был прав: разрешил выходить. То, что Йи решил сидеть в палате — выбор самого Йи.

Когда выдалась свободная минутка, то есть, подсторожив, когда лекари, кухарки, уборщики разойдутся и Нуорэдэ тоже уйдёт, пришёл Лю Чу.

— Не всё тебе в любимчиках ходить! — начал он вместо приветствия. — Где Учитель? В столице! Где ты? Сидишь взаперти и носа на улицу высунуть не смеешь!