– Да, темновато, – согласился я, – Сейчас спичку зажгу.

Я пошарил в кармане и вытащил коробок, стянуть его с кухни удалось кое-как, тут нужна была хитрость – я отбирал понемногу спичек из каждого коробка так, чтобы мать с отцом ничего не заметили. Спички эти были великим трофеем и береглись мной пуще зеницы ока. Я чиркнул одной, выставил руку впереди себя. Яркий огонёк всколыхнул царство тьмы. Странно, но свет практически не пробивался сквозь окна, словно они были не просто пыльные и грязные, а наглухо закрытые ставнями. И эта полная тишина. Как может быть такое, чтобы в доме, за стенами которого грохочет стройка, не было бы слышно абсолютно ни единого звука? От этой тишины у нас даже заложило уши. Я сглотнул. Тьма, казалось, стала ещё гуще, там, за пределами нашего маленького источника света. Спичка тут же погасла.

– Успел что-нибудь разглядеть? – спросил я Валерку.

– Не-а, – протянул тот, – Слишком уж быстро.

– Ну, извините, – отозвался я, – Другого не имеем. Вот был бы фонарик.

– А я могу у отца взять! – обрадовался Валерка, – Давай завтра сюда вернёмся, и я с собой фонарик захвачу.

– Это другое дело, – ответил я, – Тогда сейчас что, на выход?

– Не, ну почему сразу на выход, давай уж потихонечку осмотримся. Интересно же. Я ночь не усну, если не узнаю, что тут и как.

– Давай, – согласился я.

И мы, осторожно ступая, двинулись вдоль стены, вперёд.

Я вытянул руки вперёд и ощупывал пространство перед собою, прежде чем сделать шаг. Валерка ринулся было напролом, но я тут же остановил его окриком:

– Стой!

– А чего такого?

– Чего-чего? А вдруг тут подпол открыт? Провалиться захотел?

Немного погодя глаза привыкли к темноте, начали различать предметы – шкаф, перегораживающий комнату на две половины, стол у окна, растрёпанный, продавленный диван, пара стульев, часы с кукушкой на стене, цветочные горшки на окнах, с мумиями цветов, тронь – и рассыплются в труху.

Внезапно, из-за шкафа, где, по моим предположениям, находилась кровать, как это водится в деревенских избах, послышался какой-то неясный звук. То ли вздох, то ли стон. Мы с Валеркой насторожились.

– Ты слышал? – шёпотом спросил меня Валерка.

– Да, – ответил я так же, шёпотом, – Как будто дышит кто-то. Может тут кто-то живёт? Тот, кто и приоткрыл нам дверь, а?

– Да ну, – засомневался Валерка, – Ерунда, кто тут станет жить. Видно же, что пылища кругом, даже следов ничьих не видать.

За шкафом тем временем чавкнуло, словно кто-то вытащил ногу из болотной жижы, вздохнуло вновь протяжным вздохом. Мы попятились.

– Идём отсюда, только тихо, не шуми! – зашептал я Валерке.

И мы потихоньку, пятясь, стали пробираться к выходу. Нечто за шкафом не торопилось появляться. Но, когда мы уже дошли до двери, из глубины комнаты раздалось влажное шлёпанье, будто кто-то не спеша шагал мокрыми босыми ногами по половицам. Наши нервы не выдержали, и мы поспешно бросились к двери и, рывком распахнув её, вылетели в сени. Я схватился за ручку входной двери, толкнул и… Ничего не произошло.

– Открывай уже, – заскулил за моей спиной Валерка.

– Да я бы рад, не получается! – огрызнулся я.

– Оно сейчас вылезет сюда, – вновь продолжил Валерка.

– Иди и сам открой, раз такой умный! – психанул я, и, развернувшись к другу, подтолкнул его к двери.

Валерка налёг на дверь плечом, принялся теребить замок, но тот не поддавался. Валерка ударил дверь ногой, потом ещё и ещё раз – никакого эффекта. За дверью, ведущей в дом, послышалось мокрое чавканье и шлёпанье.

– Мамочки мои, оно сейчас сюда вылезет! – взвыл Валерка.

И тогда я толкнул дверь, что находилась по левую сторону от входа, не ожидая того, что она откроется, но всё же не теряя последней надежды. И – о, радость – дверь легко распахнулась, не издав ни звука!

– Валерка, сюда, – я буквально втащил друга следом и бесшумно затворил за собой дверь.

В тот же миг дверь, что вела в избу, распахнулась, и нечто бесформенное, тёмное, чавкающее, как глубокая лужа в дождливый день, вывалилось в сенцы. Мы с Валеркой стояли, стиснув зубы, силясь не закричать от страха, и в чуть приоткрытую щёлку, в пол пальца толщиной, во все глаза наблюдали за тем, что с плюханьем и чваканьем переползало со ступени на ступень. Размером оно было со взрослого человека, в ширину практически такое же, как и в высоту, а вот формы его не поддавались словесному описанию. Оно постоянно менялось, словно перетекало из одного состояния в другое, то застывало, как кусок льда и становилось похожим на каменную чёрную глыбу, то начинало дрожать и колебаться, как студень, который мама варит на Новый год, и который я терпеть не могу, просто не выношу одного его вида, то внезапно плюхалось на пол и превращалось в жидкую лужу, то вновь собиралось в сгусток.

– Генка, что это? – прошептал мне в ухо одними губами Валерка.

– — Сам не знаю, – ответил я ему так же еле слышно.

Мы застыли на месте, забыв даже, как дышать, и тут, этот кусок слизи повернулся к нам. Мы замерли по стойке смирно, и я почувствовал, как по моей спине стекает струйка холодного пота. Валерка ухватил меня за руку своей ледяной ладонью, вцепившись пальцами так, что я не мог даже отодвинуться от него. Мы во все глаза смотрели на то, что пялилось в нашу сторону, хотя у твари и не было глаз, и вообще чего-то, что можно было бы назвать лицом. Но мы ощущали кожей, как оно смотрит прямо на нас.

Тем временем субстанция, похожая на сгусток тьмы, двинулась к нам, и мы увидели, что вслед за нею, там, где она только что проползла, остаётся густая тьма, такая чёрная, что кажется пропастью на фоне серых ступеней. Я захлопнул дверь, и со всей силы потянул за ручку.

– Валерка, дай что-нибудь, – заорал я, прятаться было уже всё равно бессмысленно.

– Что? Что дать? – заметался он вокруг меня.

– Палку какую-нибудь ищи, – крикнул я, – Может черенок от лопаты или ещё что! Ну, тут же чулан, должно же тут что-нибудь быть!

Валерка закрутился на месте, шаря руками по стенам и полу.

– Быстрее ищи, сейчас оно войдёт!

– Сейчас, сейчас, – шептал Валерка.

И тут вдруг на дверь навалилось снаружи что-то огромное, липкое, тяжёлое и влажное, вздохнуло, как опара, и полезло, просачиваясь сквозь щели и петли. Я прижал дверь спиной, но силы были не равны. Дверь хрустнула под медленным, но неуклонным давлением чёрного сгустка тьмы, и с треском упала вперёд, я еле успел отскочить в сторону. В ту же минуту горячее, влажное нечто обволокло меня со всех сторон, и я отключился.

Мы с Валеркой сидели на берегу реки. Мимо плыли баржи, одна из которых была гружена песком, другая лесом.

– Интересно, разминутся или нет? – задумчиво сказал Валерка, пожёвывая травинку.

Я удивлённо воззрился на него:

– А почему нет? Река в этом месте широкая. Всегда расходились.

– Там отмель начинается, метрах в трёх от левой баржи.

– А ты откуда знаешь? С отцом на ту сторону плавал?

– Нет, вижу.

Я прищурился, усмехнувшись, и тут тоже увидел её. Река. Она была словно в разрезе. Я видел толщу воды, с плавающими в холодной глубине рыбами, так, как если бы стоял у стены громадного стеклянного аквариума. Внизу река была совсем тёмной, почти чёрной, солнечный свет не проникал туда, но мои глаза различали каждый камушек, каждую корягу на её дне. Вода становилась всё светлее по мере приближения к поверхности, и на самом верху была прозрачной, прогретой солнцем, я ощутил её тепло. Дни стояли жаркие, несмотря на середину сентября. Справа я увидел водоворот, могучая воронка поднималась от самого дна, засасывая в себя ветки, мусор и мелких рыбёшек. Крупные рыбы оплывали водную круговерть, огибая её, и не попадаясь в поток. Песчаная коса, невидимая сверху, и покрытая водой на глубину около двух метров, тянулась от противоположного берега к центру реки. Дно левой баржи прошло буквально в тройке метров от неё, едва не задев.