Группа Моргана не без оснований опасалась иметь дело с Селигманами, когда речь шла о железных дорогах. Морган восхищался подходом Якоба Шиффа. Морган тоже был организатором, который занимался не только финансовыми, но и физическими характеристиками предприятий и следил за тем, чтобы они, как только он получал в них долю, управлялись именно так, как он хотел. Вскоре после смерти Джозефа Селигмана Якоб Шифф стал единственным немецким банкиром-евреем, к которому Морган — хотя бы иногда, но всегда с неохотой — относился как к равному.
Шифф в течение четырех лет изучал железнодорожную компанию Union Pacific и ее проблемы, прежде чем приступить к реализации проекта, который все на Уолл-стрит считали безнадежным. Union Pacific, присоединившись к Central Pacific с помощью «золотого колышка» Лиланда Стэнфорда, с тех пор испытывала проблемы. На одной из ранних гравюр изображен экипаж маленькой линии, прокладывающий себе путь через равнину против стада воинственных буйволов. Вскоре человеческие противники Union Pacific стали еще более свирепыми, а решающую роль сыграл старый клиент Селигманов Джей Гулд. К тому времени, когда Шифф заинтересовался этой линией, Гулд уже выжал из нее всю кровь и бросил ее, а компания обанкротилась. Среди наиболее крупных долгов Union Pacific — задолженность перед правительством США в размере 45 млн. долл. плюс 6%-ные проценты по государственным облигационным займам, которые компания использовала в качестве залога для привлечения еще одного миллиона от населения. Невыплаченные проценты накапливались в течение тридцати лет. Пробег линии сократился с 8 167 до 4 469, а ее дочерние компании оказались в отчаянном клубке долгов. От линии не осталось ничего, кроме того, что Морган, неоднократно отказывавшийся помочь в ее спасении, назвал «двумя полосами ржавчины на равнине».
Это был неудачный момент для железных дорог. Две другие линии, Santa Fe и Northern Pacific, потерпели крах в течение года после друг друга. Тем временем Дж. П. Морган стал единоличным правителем американских финансов. Все остальные банкиры в любых начинаниях должны были подчиняться ему. Но Морган испытал настоящее облегчение, когда к нему пришел Джейкоб Шифф и сдержанно поинтересовался, не будет ли Морган «возражать», если Kuhn, Loeb «попробуют» реорганизовать Union Pacific. Морган бодро ответил: «Валяйте!». Он сказал, что с Union Pacific «покончено», и добавил: «Я не хочу даже финансового участия». Как оказалось, это была самая большая тактическая ошибка в карьере Моргана.
В течение нескольких месяцев Шифф и Kuhn, Loeb занимались скупкой облигаций Union Pacific. Но Шифф начал сталкиваться с любопытной и невидимой стеной противодействия своим планам. В Конгрессе происходили странные и необъяснимые задержки. По непонятной для Шиффа причине часть прессы вдруг стала враждебно относиться к нему. Европейские держатели облигаций под разными загадочными предлогами удерживались от подписания определенных соглашений. Обдумав ситуацию, Шифф решил, что в Америке есть только одна финансовая сила, достаточно сильная, чтобы обеспечить столь тонкий антагонизм. Он вернулся в офис г-на Моргана и, слегка улыбнувшись, спросил, не передумал ли Морган. Морган ответил: «Я даю вам слово. Я не несу ответственности. Но я выясню, кто виноват». Через несколько дней Морган послал за Шиффом и сообщил: «Это тот маленький двухбитный брокер Гарриман, который вмешивается. Следи за ним. Он — остряк».
«Нед» Гарриман был не просто так. Он был одним из самых неприятных людей своего времени и одним из самых нелюбимых. Он был маленьким, худым и сутулым, с водянистыми глазами за толстыми линзами очков. У него была тюремная бледность, жуткий кашель, гнилостное дыхание, из носа текло. Он постоянно болел то одной, то другой болезнью, а говорил таким низким голосом, что его редко можно было услышать. А когда его можно было услышать, он не мог сказать ничего приятного. Гарриман был неспособен к такту. Он никогда не улыбался. Джеймс Стиллман из National City Bank назвал его «небезопасным человеком, с которым можно вести дела». Тем не менее, относительно небольшая железнодорожная линия Гарримана, Illinois Central, была одной из самых управляемых и прибыльных в стране.
До этого момента Э. Х. Гарриман считался главным образом неприятным человеком на Уолл-стрит. Ему принадлежала небольшая вторая закладная на несколько облигаций железной дороги Эри, и однажды он имел наглость позвонить в администрацию Эри и потребовать, чтобы чикагский экспресс сделал специальную остановку в Гошене (штат Нью-Йорк), чтобы он мог посетить скачки. Просьба была категорически отклонена. Однако Гарриман, зная, что экспресс будет стоять под флагом в Гошене, если пассажиры будут садиться в Буффало или в западных районах, позвонил своему помощнику и попросил его купить билет из Гошена в Чикаго. Гарриман сел в поезд в Джерси-Сити, а когда поезд остановился в Гошене, железнодорожники с удивлением обнаружили, что пассажира из Гошена в Чикаго нет, а вместо него высаживается Нед Гарриман. За подобные подвиги к нему относились с недоверием и обидой.
Когда Джейкоб Шифф впервые пришел к Гарриману, его подход был тактичным. «У нас проблемы с реорганизацией Union Pacific, мистер Гарриман», — сказал Шифф. «Похоже, мы встречаем сопротивление. Мы хотели бы знать — исходит ли эта оппозиция от вас?»
«Я ваш человек», — сказал Гарриман.
«Почему?» — спросил Шифф.
«Потому что я сам планирую реорганизовать Union Pacific», — сказал Гарриман. «Она нужна мне для моей Illinois Central».
«Как вы собираетесь ее получить?» — спросил Шифф. спросил Шифф.
Гарриман ответил: «С моей Illinois Central я смогу занять деньги дешевле, чем вы».
Смелость этого странного человека произвела впечатление на Шиффа, и он сказал: «Возможно, мы сможем работать вместе».
«Возможно», — ответил Гарриман. «Если я смогу быть председателем исполнительного комитета».
Шифф категорически отказался и ушел. Противодействие его планам стало еще сильнее. Вскоре он вновь предстал перед Гарриманом. «Предположим, — сказал Якоб Шифф, — мы включим вас в исполнительный комитет линии. Тогда, если окажется, что вы самый сильный человек, вы станете в конце концов председателем».
«Отлично», — сказал Гарриман. «Я с вами. И, конечно, я буду самым сильным человеком».
Объединение усилий Шиффа и Гарримана стало началом сотрудничества, которое продлится более двадцати лет, в течение которых эти два человека практически ежедневно общались друг с другом, которое приведет к накоплению самого большого состояния в мире в области железных дорог, и которое приведет к тому, что великий Дж. П. Морган, называвший Гарримана такими эпитетами, как «сопляк» и «прокладка», и часто называвший Джейкоба Шиффа «этим иностранцем», признает обоих людей «моими дорогими друзьями».
Иллинойс Сентрал» Гарримана действительно обеспечил быстрый источник кредита, но для такого масштабного проекта, как возрождение Union Pacific, Шифф сразу же понял, что потребуется иностранный капитал. Он обратился к человеку, который был одним из его друзей детства в Германии, а сейчас являлся лондонским финансистом почти наравне с Ротшильдами, — сэру Эрнесту Касселю.
Кассель был маловероятным другом для Шиффа. Он стал элегантен и эпикурен, хотя его происхождение было схоже с происхождением Шиффа. Кроме того, Кассель, как и Август Бельмонт, был полным отступником от своей веры. Шифф мог быть весьма утомительным в вопросах соблюдения религиозных обрядов. Шифф презирал Бельмонта, которого однажды назвал «устрицей без раковины». Однако очень похожий на Бельмонта сэр Эрнест стал главным финансовым связным Шиффа в Лондоне, а с годами — и его личным арбитром вкуса в одежде, живописи, мебели и даже столовом белье и столовом серебре. Судя по всему, они никогда не обсуждали вопросы религии.
Если Джозеф Селигман практически изобрел международный банковский бизнес в Америке, то Джейкоб Шифф взял это изобретение на вооружение, усовершенствовал его и превратил в искусство, а его союз с сэром Эрнестом Касселем — еще один пример более современного и рационального подхода Джейкоба. Джозеф Селигман разработал семейный бизнес в духе Ротшильдов: «один за всех, все за одного», когда в каждой важной европейской столице находился брат. Такая схема вполне устраивала Селигманов, особенно в те времена, когда еще не было радиотелеграфа и атлантического кабеля, когда кровные связи через море с людьми, которым можно было доверять, были крайне важны. Однако ко времени Якоба Шиффа эта система стала старомодной и каунтифицированной. В наш более быстрый и конкурентный век она была слишком жесткой и негибкой.
