Три чаши вина и парочка блюд сейчас для него были важнее всех завоеваний его прошлой жизни.
— Мы готовы сделать заказ. Одну порцию окуня-айхуа с кедровыми орешками, «львиные головы» фаршированные крабовым мясом, «хрустальные» свиные ножки, окорок копченый с вишней, суп трех свежестей, паровая свинина в рисовом кляре на листе лотоса и, пожалуйста, все без острых приправ. Второй заказ: одна порция отварной рыбы в остром сычуаньском соусе, острый соевый творог по-сычуаньски, салат из свиного языка и бычьих потрохов с огурцом и перцем, цыпленок с арахисом и перцем чили, и все это с кунжутным маслом и поострее. А в эти блюда соли не жалейте: нефритовые пельмени с креветками, ребрышки и картофель выпаренные в соевом соусе, сушеный морской гребешок в желудочной сетке и лапа феникса в соусе из черных бобов[132.7]. А на десерт…… — Мо Жань взглянул на Чу Ваньнина и закрыл свиток. — Мы не будем выбирать, просто принесите по порции каждого.
水晶肴肉 shuǐjīng yáo ròu шуйцзин яо жоу — свиные ножки (мясо, типа нашей грудинки) в прозрачном застывшем рассоле/холодце.
三鲜上汤 sān xiān shàng tāng саньсяньшантан «суп трех свежестей» — трехсоставной бульон, включающий свежую рыбу, свежие грибы и мясо.
粽叶粉蒸肉 zòngyè fěnzhēngròu цзунъе фэньчжэнжоу — приготовленные на пару кусочки свинины с рисовой мукой в листьях лотоса.
水煮鱼shuǐzhǔ yú шуйчжу юй — отварная рыба в остром сычуаньском соусе.
麻婆豆腐 má pó dòufu мапо доофу — острый соевый творог [мапо] по-сычуаньски: соевый творог жареный со свиным/говяжьим фаршем и перцем в остром соусе.
夫妻肺片 fūqī fèi piàn фуци фэй пянь — нарезка из свиного языка, холодных бычьих внутренностей, включая легкие и желудок, с огурцом и сычуаньским перцем.
宫保鸡丁gōngbǎo jīdīng гунбао цзидин — цыпленок гунбао; блюдо сычуаньской кухни из мяса цыпленка с арахисом и перцем чили.
瑶柱金钱肚 yáo zhù jīnqián dǔ яо чжу цзиньцянь ду — сушеный морской гребешок (или мясо других моллюсков) в желудочной сетке жвачных животных.
豉汁凤爪 chǐ zhī fèng zhuǎ чи чжи фэн чжао — лапа феникса (куриная лапа) в соусе из черных бобов.
Не поднимая глаз, Чу Ваньнин сказал:
— Съесть все не получится.
Мо Жань ответил:
— Заберем с собой.
— Оно остынет.
— …Разогреем в Зале Мэнпо.
Чу Ваньнин подумал, что Мо Жань ведет себя как мелкий делец, в шахте которого вдруг наткнулись на золотую жилу и, разбогатев за одну ночь, он теперь сорит деньгами направо и налево, выбрасывая их на ветер. Но сейчас Чу Ваньнин не хотел заниматься воспитанием своего ученика, поэтому он спокойно развернул меню и сделал заказ:
— Принесите порцию рулетиков из бобовой муки, ерпа в листе бамбука[132.8], и три рисовых шарика со сладкой бобовой пастой. Спасибо.
Вскоре на стол начали подавать заказ. Ши Мэй любил острую пищу, а Чу Ваньнин нет, поэтому Мо Жань сразу разделял поданные блюда. Очень быстро одна половина стола зазеленела от поданных пресных блюд, другая же заполыхала от еды, щедро сдобренной красным перцем. Когда все было расставлено на столе, подобное контрастное сочетание цветов оказалось на удивление красивым.
— И, наконец, мы рады представить вам, коронное блюдо нашего ресторана — окунь-ауха с кедровыми орешками.
Как только блюдо было объявлено, двое слуг внесли поднос с большой и ароматной рыбиной. Обжаренный до золотистой хрустящей корочки окунь весил не менее двух с половиной килограмм и был красиво выложен на огромной тарелке из лазурного фарфора. Рыба была нарезана одинаковыми кусками, полита ярко-красным кисло-сладким соусом и украшена изумрудно-зеленым горошком и кедровыми орешками, мелко нашинкованным юуаньским окороком и хрустальной мякотью креветок. Это впечатляющее зрелище не только ублажало взор, но и возбуждало аппетит.
Чу Ваньнин любил сладкое, а кисло-сладкие блюда вообще были его слабостью. Хотя при виде этого окуня ни один мускул не дрогнул на его лице, но глаза невольно заблестели.
Этот блеск не укрылся от глаз Мо Жаня.
Обслуживающий их слуга окинул изучающим взглядом стол и обнаружил, что со стороны Ши Мэя еще осталось свободное место. Он было хотел подвинуть другие блюда, чтобы расчистить место для рыбы, но другая пара рук оказалась куда проворнее и уже начала переставлять тарелки. Мо Жань передвинул ближе к себе мясные блюда, которые не очень нравились Учителю, а все острое и пряное поставил перед Ши Мэем. Так перед Чу Ваньнином появилось пустое пространство, и Мо Жань с улыбкой сказал:
— Поставьте эту рыбу здесь.
— О, хорошо!
Конечно, слуга был просто счастлив встретить гостя, который решил помочь ему с сервировкой стола. С радостным лицом он забрал блюдо у принесших его людей, водрузил на освободившееся место и, низко поклонившись, вышел.
Мо Жань осуществил эту перестановку естественно и непринужденно и для стороннего наблюдателя все выглядело лишь как желание помочь обслуге, но Ши Мэй сразу почувствовал за его действиями проявление благосклонности и был очень удивлен увиденным. В его глазах на мгновение свет сменился тенью, но Ши Мэй тут же опустил взгляд, пряча странный блеск во взгляде. Однако даже так он выглядел слегка разочарованным.
Ши Мэй чувствовал, что вернувшийся после пятилетних странствий Мо Жань уже не тот, что прежде. И дело было не только во внешних изменениях, но и в его чувствах по отношению к нему, которые за эти годы, похоже, угасли.
Он ведь тоже любил окуня с кедровыми орешками, так почему это блюдо оказалось так далеко от него? Как Мо Жань мог забыть об этом? Или же…
Или же господин его сердца изменился, и с этих пор ничего не будет как раньше?
Ши Мэй никогда не был склонен принижать свои достоинства. Он знал, что и внешностью, и характером превосходил Чу Ваньнина. Во всем мире совершенствующихся вряд ли нашлось бы даже десять людей, которые могли бы в этом сравниться с ним.
Но сейчас в нем зародилось зерно сомнения.
Он знал, что в юности Мо Жань прослыл развратным и ветреным человеком. Со стороны могло показаться, что в человеке для него самое главное — это красивая внешность, но это было не более, чем иллюзией. На самом деле больше всего в мире Мо Жань ценил искренние дружеские чувства.
Если человек давал ему пару медных монет, он возвращал ему тысячу золотых.
Теперь с прежней враждой между ним и Учителем было покончено, и эти двое очень хорошо ладили, что не скажешь об их отношениях, которые, похоже, стремительно шли ко дну. От этой мысли Ши Мэй почувствовал холодок в сердце. Подняв голову, он из тени внимательно присмотрелся к лицам этих двоих, ярко высвеченных свечами.
Один, низко опустив голову, пил вино. Глубокие и темные как омуты, влажные глаза феникса чуть прикрыты похожими на мягкие перья черными как смоль ресницами, на бледном лице маска безразличия и скуки.
Другой, со счастливой улыбкой подперев рукой щеку, не сводил глаз с того, что пил. Словно полная луна, заглянувшая в чашу «Белых цветов груши», в его глазах отражался огонь свечей, как искрящийся на весеннем солнце белый снег танцевали в них яркие блики, отбрасываемые убранством Башни Чжунцю. Подрагивающие длинные ресницы рождали легкую рябь на этих бездонных озерах, в которых сейчас, подобно звездам на ночном небе, сияли преданность и любовь. Вот только владелец этих глаз и сам пока не знал об этом.
Ши Мэй был так шокирован увиденным, что отшатнулся и локтем случайно сбил со стола палочки для еды. Когда они с глухим звуком упали на пол, он очнулся от оцепенения и, извинившись, наклонился, чтобы их поднять.
Но под столом его ждало еще одно потрясение.
Безразличные к его внутренним терзаниям палочки для еды упали прямо рядом с сапогом Мо Жаня. Мерцая драгоценной отделкой, теперь они преспокойно лежали и ждали, когда их подберут.
Ши Мэй не привык беспокоить людей по пустякам, поэтому не стал звать слугу и просить его принести еще одни палочки для еды. Кроме того, пережив такое потрясение, даже самодостаточный человек с самым золотым характером вряд ли смог бы смириться с потерей и сохранить самообладание. Довольно часто в таких ситуациях люди действуют импульсивно, не задумываясь о последствиях.
