В итоге необслуженными остались два стола: за одним из них сидел Чу Ваньнин, а за другим – Ши Мэй, которые из-за разных пристрастий сели порознь. Сначала Мо Жань обслужил стол Чу Ваньнина. Увидев его, Учитель нахмурился и сделал ему выговор:

— Хватит уже хлопотать, еда стынет.

Когда он подошел к столу Ши Мэя, тот с улыбкой сказал:

— А-Жань, ты просто мастер на все руки, спасибо.

— Ха-ха, могло быть и лучше, к тому же я просто помогал тетушке.

После этих слов Мо Жань повернулся, чтобы уйти. Ши Мэй решил, что он хочет сходить за тарелкой для себя, поэтому подвинулся, освобождая ему место на скамейке, и предложил:

— Садись здесь. Я уже заказал еще одну чашку с мантами специально для тебя.

Сначала Мо Жань остолбенел от неожиданности, потом неловко почесал затылок и с улыбкой сказал:

— Я хочу сесть за стол Учителя.

— ...С каких пор ты перестал есть острую пищу? Там ведь сидят только те, кто не ест острое.

— Я бросил, — сказал Мо Жань.

Ши Мэй какое-то время молчал. На мгновение его взгляд опасно потемнел, но почти сразу он вновь широко улыбнулся и со смехом произнес:

— Я, конечно, слышал о людях, которые бросали пить и курить, но еще никогда не слышал, чтобы кто-то бросил есть острый перец.

— Не стоит сравнивать это с курением. Если долго не есть такую пищу, то потом не так уж и хочется, — махнув рукой, Мо Жань снова направился на кухню, с улыбкой напутствовав, — а ты давай ешь манты, а то бульон остынет и будет не так вкусно.

Автору есть что сказать:

Мо Жань: — Я собираюсь бросить есть острое.

Чу Ваньнин: — Зачем самому себе создавать проблемы.

Ши Мэймэй: — Ты не сможешь бросить есть острое. Это как научить Учителя есть полезные сладости, учитывая его дурное пристрастие к сладким извращениям[183.8].

Сюэ Мэнмэн: — Вот не понимаю я вас, гомосеков! Хотите встречаться — зеленый свет! Но зачем вы вовлекаете в свои извращенские игры мой любимый перчик?

Перчик: — Уа-а-а! *безутешно рыдает*

Быстро сходив на кухню, Мо Жань вернулся с полной тарелкой риса и коробом для закусок и сел рядом с Чу Ваньнином.

Чу Ваньнин был несколько удивлен его выбором и с сомнением уточнил:

— Ты... не пойдешь к столу Ши Мэя?

Мо Жань удивленно воззрился на него:

— А зачем мне идти к его столу?

Услышав его ответ, Чу Ваньнин сразу же воспрял духом и его настроение значительно улучшилось. Опустив глаза, он несколько раз кашлянул и пробормотал:

— Я думал, еда с того стола тебе больше по вкусу.

Мо Жань посмотрел на порозовевшие кончики ушей и внезапно его осенило: неужели Чу Ваньнин ревнует? От этой мысли его сердце затрепетало в груди. С улыбкой он склонился к Чу Ваньнину и прошептал ему на ухо:

— Мне по вкусу быть там, где есть ты.

Уши Чу Ваньнина стали малиновыми от смущения.

Сначала он упирался коленями в ноги Мо Жаня, но теперь это прикосновение вдруг стало ощущаться как-то уж слишком остро, и он захотел отодвинуться. Однако Мо Жань не дал ему этого сделать и под прикрытием стола нагло схватил его за ногу.

— Ты!..

Его вскрик тут же привлек внимание сидевших за их столом людей:

— Господин бессмертный, что случилось?

Сообразив, что он повел себя недостойно, Чу Ваньнин заставил себя успокоиться и холодно ответил:

— Ничего.

Мо Жань спрятал улыбку, про себя решив, что ревнующий Чу Ваньнин ему очень даже нравится.

На самом деле он не собирался делать ничего безрассудного или развратного, ведь сейчас игра не стоила свеч[184.1], а просто хотел удержать его рядом.

Поэтому Мо Жань снова потянул Чу Ваньнина за ногу, по-детски навязчиво пытаясь уговорить его опереться о себя.

Тот опять попытался отодвинуться, и он снова вернул его назад.

В конце концов Чу Ваньнин не выдержал и пнул его под столом, но отодвигаться больше не стал.

Довольный Мо Жань весело рассмеялся, на что Чу Ваньнин проворчал:

— Ты просто ненормальный.

После чего они оба принялись за еду.

Мо Жань украдкой глянул в тарелку Чу Ваньнина и, как и ожидалось, там оказался лишь пучок зелени и кусок тофу. Похоже, манты с бульоном внутри уже съели сидевшие за столом не знающие меры и приличий дети.

Тогда Мо Жань вручил Чу Ваньнину принесенный им с кухни бамбуковый короб.

— Что это?

Склонившись, Мо Жань зашептал:

— Плетенка с мантами. Шесть с икрой[184.2] краба и шесть с мясом очищенных креветок. Я сделал их специально для тебя… Тсс, молчи и ешь быстрее. Так и знал, что ты лучше голодным сидеть будешь, чем начнешь соперничать за еду с другими людьми.

— ...

Если бы он начал есть за общим столом приготовленные специально для него баоцзы, это точно не осталось бы без внимания, поэтому смущенный Чу Ваньнин в нерешительности замер на месте. Однако стоило ему взглянуть в сияющие искренностью и заботой глаза Мо Жаня, на его испачканную в муке щеку, и он не смог ему отказать.

Тем более, что сама эта фраза «я приготовил это специально для тебя» захватила в плен его сердце.

Все также молча Чу Ваньнин открыл короб и, используя палочки, застопорил крышку в вертикальном положении, чтобы спрятать от окружающих его содержимое. Но как бы он ни пытался скрыть очевидное, стоило ему откинуть крышку и по залу стал распространяться утонченный аромат запеченного в нежном тесте крабового мяса. Как только он вонзил зубы в нежное тонкое тесто, наваристый, обжигающий рот бульон брызнул на язык, согрев своим жаром не только тело, но и душу.

— Ну как, вкусно? — сгорая от нетерпения, Мо Жань внимательно следил за выражением его лица. В его глазах ясно читалась надежда получить похвалу.

Полностью вовлеченный в процесс Чу Ваньнин, не отрываясь от еды, сказал:

— Неплохо, ты тоже попробуй.

— Я не буду есть, это все для тебя, — со счастливой улыбкой на губах Мо Жань не сводил с него пронизанных теплом и светом черных глаз. — Если нравится, попробуй еще с мясом креветки?

Этот молодой человек так искренне и неотрывно смотрел только на него своими черными как смоль глазами, из-за муки на щеке казавшимися еще ярче, и выглядел таким уязвимым и очаровательным, что сердце Чу Ваньнина не могло не дрогнуть.

Он все еще не мог понять, почему Мо Жань оставил красавца Ши Мэя и обратил свой взор на него. Но сейчас в этом ясном и уверенном взгляде не было и намека на то, что в его сердце осталось место для кого-то другого, что не могло не вселить уверенность в сердце любого даже самого неуверенного в себе человека.

После ужина староста деревни пригласил всех пойти посмотреть представление труппы бродячих артистов, которое должно было пройти на установленном около реки деревянном помосте, откуда уже доносился звон цимбал и звуки хуциня[184.3]. На сцену вышли шуты, акробаты и актеры с выбеленными лицами[184.4]. Струящиеся рукава плыли по ветру, яркие маски сменяли друг друга, один из артистов под барабанную дробь поднял голову к небу и, убрав медную трубку изо рта, изрыгнул столб пламени. В огненной вспышке ярко засверкали бусы и заколки в волосах актеров и зрителей. Толпа ахнула и разразилась громкими аплодисментами.

Чу Ваньнина никогда не интересовали подобные низкопробные трюки. Во-первых, уловки простых смертных выглядели слишком уж неловко, а так как он с первого взгляда мог раскрыть секрет их фокусов, то не испытывал никакого азарта, а значит и удовольствия. Во-вторых, во время таких представлений вокруг сцены яблоку было негде упасть, а ему никогда не нравились шум и суета.