Простыни, подушки и одеяла были беспорядочно скомканы, но этот мужчина, не прерываясь ни на миг, продолжал вбиваться в него снова и снова. В горле застрял хриплый стон удовольствия, но прежде чем он смог излиться, Чу Ваньнин услышал голос позади себя:

— Почему ты молчишь? Давай же, кричи!

Иллюзия и реальность наложились друг на друга. Чу Ваньнин плотно стиснул зубы. Пусть вожделение переполняло его тело, а неконтролируемые эмоции, как морской прилив, захлестнули его разум, он лишь еще ниже склонил голову, не желая даже рот открыть.

Смежив веки, Чу Ваньнин стал еще грубее орудовать рукой.

Но просто закрыть глаза было недостаточно, чтобы перестать видеть эту эротическую галлюцинацию во всех ее грязных подробностях.

Толкнувшись в его тело еще пару раз, мужчина, громко бранясь, вышел из него и отстранился. Обхватив Чу Ваньнина своими крепкими сильными руками, он заставил его перевернуться, и в свете свечей тот, наконец, увидел искаженное похотью невероятно красивое лицо. Конечно же это был Мо Жань.

Из-за того, что в своих эротических фантазиях он так ясно представлял себе Мо Жаня, Чу Ваньнин всегда чувствовал стыд и еще более мучительное возбуждение. Страдая от угрызений совести, он затряс головой, пытаясь избавиться от этой иллюзии.

Но это не помогло.

Он слышал частое дыхание Мо Жаня за перегородкой.

В этой порнографической иллюзии, занимающийся с ним сексом дикарь дышал также хрипло и тяжело.

Чу Ваньнин же настолько потерял стыд, что в этой своей эротической фантазии смог увидеть даже самые мелкие и пошлые детали. Перевернув его, Мо Жань приставил свой огромный блестящий от смазки член к его растраханному судорожно сокращающемуся анусу. Внушительная головка терлась о его вход, иногда дразняще проникая чуть глубже, но не входя в него полностью.

Тем временем в комнате гостиницы, Чу Ваньнин одной рукой продолжал ублажать себя, а другой мертвой хваткой вцепился в матрас.

Позорище!

Он испытывал невыносимое унижение и стыд.

Как могло выйти так, что его одолевают подобные фантазии?

Он совершенно точно не... никогда не видел ничего подобного... так почему это все выглядит настолько реально? Почему ему кажется, словно в прошлом он, в самом деле, испытал все это безумие уродливого и грязного, но обжигающе страстного совокупления?

Неужели животное начало человека с рождения выгравировано на его костях?

— Упрямишься? Правда думаешь, если с твоих оскверненных губ не сорвется ни слова, ты сможешь сохранить свою чистоту?

В этой иллюзии влажные глаза Мо Жаня смотрели на него с нескрываемой злостью и неприкрытой похотью.

— Столько раз я трахал тебя, так к чему сопротивляться? Ты сам захотел, чтобы я выебал тебя, сам согласился лечь под меня…

— Прекрати…

Иллюзия или реальность.

Остался только этот тихий шепот…

— Как можешь ты снова стать чистым[151.2]? Думаешь, после всей той грязи, в которой ты измазался, когда брал меня в рот, отсасывал мне, раздвигал передо мной ноги, насаживался на мой хуй и у тебя из всех щелей текло то, что я соизволил тебе дать, ты все еще чистый? Не будь глупцом, с того дня, когда ты впервые лег под меня, это слово больше не имеет к тебе никакого отношения.

— Не надо, замолчи…

Чистота и невинность.

Он больше не чист.

Гордость и чувство собственного достоинства.

Они изорваны в клочья, как ветхое платье.

— Тебе действительно стоило бы увидеть, как ты смотришься подо мной[151.3]… — взгляд Мо Жаня, словно срезающий кожу острый нож, медленно скользил по его телу сверху вниз, пока не замер на судорожно сжимающемся, дрожащем отверстии, которое после последнего совокупления было все еще влажным и липким от спермы и крови.

Его взгляд стал более глубоким и туманным, кадык судорожно дернулся. Шепотом выругавшись, Мо Жань обхватил рукой свой возбужденный орган и снова начал медленно вводить его в сжавшийся под этим яростным напором дрожащий проход, постепенно растягивая его.

В итоге он вошел полностью, так, что даже его мошонка, словно стремясь тоже втиснуться внутрь, вжалась в исстрадавшийся растянутый анус. Невероятно огромный пульсирующий орган заполнил его так полно и плотно, что, казалось, достиг того предела, после которого Чу Ваньнин скорее умер бы, чем дал ему войти еще глубже.

— Ааа…

Иллюзия? Или все-таки реальность?

В конце концов, рвущийся из горла стон перелился через край. Именно этот стон пробудил Чу Ваньнина и помог ему вырваться из плена сна.

Видение быстро рассеялось и растаяло словно дым.

Последнее, что он увидел, это был Мо Жань, который стремительно и остервенело вбивался в его тело. Среди сбитого постельного белья и подушек охваченные безумием страсти двое мужчин неистово совокуплялись. Он услышал тяжелое дыхание Мо Жаня и слова, сказанные его хриплым обжигающе страстным голосом:

— Я каждый день так трахаю тебя, что будь ты женщиной, давно бы уже понес от моего семени… Ох, не боишься, что твоего ребенка называли бы ублюдочным семенем зла[151.4]?

Стыд и возбуждение, животная страсть и человеческие чувства.

Очнувшийся в своем гостиничном номере распаленный Чу Ваньнин был очень зол на свое тело. Он резко перевернулся, думая лишь о том, как навсегда избавиться от этих грязных образов, засевших в его голове.

Он вдруг почувствовал себя очень обиженным.

За что ему это? Его глаза покраснели от досады за подобную несправедливость.

Никогда прежде ему и присниться не могли все эти вещи. Раньше он никогда и нигде не видел ничего подобного, даже ни на один эротический рисунок украдкой не взглянул. Так почему ему снятся такие абсурдные и бесстыжие эротические сны… и что ему делать, если кто-то узнает об этом?

Воспоминание об иллюзии почти развеялось, но в этот момент кровать за стеной вдруг заходила ходуном. Мо Жань начал мастурбировать задолго до того, как на это решился Чу Ваньнин, и теперь его наслаждение почти достигло пика и было готово забить ключом. Он больше не мог терпеть и, чтобы побыстрее кончить, начал еще более неистово двигать бедрами и поясницей. Ему, в самом деле, слишком долго пришлось сдерживать себя, поэтому хватило нескольких сильных толчков, чтобы с тихим хриплым рычанием он, наконец, пришел к желанной разрядке.

Услышав этот сдавленный хриплый рык, Чу Ваньнин так возбудился, что отбросил последний стыд. Устремив взгляд покрасневших влажных глаз на стену, он стал еще грубее двигать рукой, надрачивая свой член, до тех пор пока также не кончил прямо на постель.

В своей жизни Чу Ваньнин никогда не испытывал такого головокружительного экстаза, как в эти секунды семяизвержения.

Он судорожно хватал ртом воздух и, не сдержавшись, прохрипел:

— Даа… ааа…

После оргазма у него все поплыло перед глазами. Совершенно не понимая, как так вышло, что он угодил в эти липкую любовную паутину, обессиленный Чу Ваньнин повалился поверх испачканного одеяла и с ошеломленным выражением на лице попытался восстановить учащенное хриплое дыхание.

Он так долго избегал всех соблазнов.

Вот только в сердце своем все же хотел с головой погрузиться в это чувство любви.

Когда желание и любовь переплетаются, похоть уже не кажется такой отвратительной и неприемлемой. Поэтому, после того как он осквернил свое тело в деревне Юйлян, Чу Ваньнин просто опустил руки, но внутренне совсем не изменился. Сейчас же он все еще чувствовал стыд, но тот утонул в той влаге, что до краев наполнила его сердце, и приятное возбуждение окончательно поглотило его.

Внезапно Чу Ваньнина захватило страстное желание, скорее даже невыносимая жажда, чтобы эта деревянная стена между ними исчезла и такой же мокрый от пота Мо Жань прижался к его спине своей вздымающейся раскаленной грудью и, задыхаясь от страсти, осыпал поцелуями его плечи и шею.