Кроме техники нашей батареи я прибрал шесть пулемётных зениток на автомобильных шасси, из них четыре счетверённых зенитных пулемётов Максима и два ДШК, плюс батарею ПВО-ПТО калибра 37 миллиметров. Батарея была на пять орудий, взял с техникой, они буксируемые. Ну и так пробежался, прибрал то, что не уничтожили, а просто бросили: мотоциклы, легковые машины, и довольно много, несколько броневиков, девять разных танков, в основном лёгких. Среди танков был один КВ-1 с пустыми баками. Не знаю, откуда он там взялся.

Мародёров вокруг было немало, но я Взором уже видел, что брать, поэтому делал всё быстро, перемещаясь бегом. Я нахожусь в неплохой физической форме, тренируюсь каждый день, и даже находясь в воде, делаю разные силовые упражнения, качанию Хранилища это не мешает. Боем на саблях также занимаюсь, но это уже на суше. Бегом перемещаясь по дороге, я касался заранее выбранной мной техники и отправлял её в Хранилище. Итог – больше ста единиц авто и бронетехники и двадцать шесть зенитных орудий, от крупных (нашёл две в 85 миллиметров) до пулемётных.

Нагнав своих, я встал в строй. Дивизион шёл обособленной колонной, неся на носилках шестерых раненых. Одним из них был спасённый нами подполковник. Диверсанты серьёзно с ним поработали: рука в трёх местах сломана, двух пальцев нет, на теле сплошные гематомы. Оставлять его в живых они явно не планировали.

Интересно, как выходить будем? Да и получится ли? О, кажется, ко мне посыльный. Ну точно, Лебедев вызывает. Уже бегу.

Да, этот марафон по оврагам, болотам и буеракам я запомню надолго. Двигались остатки нашего корпуса три недели и прорвались, пусть и немногие, в районе Пинска. Многие не понимали, почему, идя на Минск, мы оказались у Пинска. Командиры ошиблись? Наименования-то схожи. На самом деле передовую мы перешли в районе Пинска, но двигались на Мозырь, как я понял.

Я эти три недели мало спал, много бегал и в итоге стал похож на скелет, которого ветром шатает. Однако это не так, я усох, не без этого, зато мышцы что канаты. А вы побегайте каждый день километров по сорок да поспите от силы часов пять в сутки, так же выглядеть будете.

Все бойцы моего хозотделения выглядели не лучше меня. Вот батарейцы, в отличие от нас, были здоровыми, откормленными, аж лоснились. Сытые, форма справная, чистая, даже у некоторых поглажена, оружие блестит, все побриты. Идеальное подразделение. Но так выглядела только наша вторая батарея, остальные окружённые, выходившие с нами, включая наш дивизион, выглядели узниками концлагерей: худые, грязные, оборванные, многие без оружия. Непонятно кто, а не Красная армия. Почему мои бойцы так выглядели? О, это интересная история.

Я практически ничего не доставал из Хранилища. Наоборот, постоянно его пополнял и качал, используя каждую секунду свободного времени, а весь свободный объём сразу заполнял находками с брошенных складов. Да и трофеи были, хотя и немного. В общем, я со своими бойцами из хозотделения (семь человек со мной) обходил деревни и сёла по пути следования нашей группы, обменивая трофеи на продукты.

За эти три недели у нас было больше трёх десятков боестолкновений с немцами – с небольшими группами, с патрульными. В половине случаев сшибки заканчивались нашей полной победой, мы добивали подранков и с них имели трофеи, которые и обменивали на продукты. Целую технику я прибирал. Мои бойцы в таких кратковременных сшибках и огневых контактах получили самый большой опыт в нашей группе окруженцев и были увешаны трофеями с ног до головы.

Каждый день мои бойцы и батарейцы получали полные нормы для каждого на завтрак, обед и ужин. Но кормил я только своих батарейцев, и только их, и даже когда приходили бойцы с котелками для комдива, Зиновьева и других, я посылал этих бойцов подальше. Эти командиры не состояли в моей батарее, а кормить левых я не собирался. В нашей группе окруженцев были двадцать два старшины, тринадцать интендантов. И никто из них – повторяю: никто! – не ходил сам и не отправлял группы за продовольствием. Шли со всеми, как будто так и надо, как будто заботиться о своих подразделениях – это не их работа. Я – заботился.

А выживали они, атакуя колонны немцев, иногда везло, и были машины с продовольствием, оттого вся группа окруженцев, полторы тысячи человек, и вышла к нашим. Причём наш командир, генерал-майор Хацкилевич, вышел с нами, хотя точно помню из истории, проверил по книгам, что он погиб при прорыве. Кстати, вот он как раз питался из наших котлов, как и командиры его штаба, их там человек двадцать было, ненапряжно. Всё просто: мне принесли приказ со всеми печатями и подписями, и я поставил их на довольствие. А у Лебедева и Зиновьева ничего не было, они сожгли в машинах и бланки, и печати, а на устные приказы я плевал, не в первый раз, между прочим. Я им лишение меня звания интенданта ещё долго припоминать буду.

Когда мы вышли из окружения, нас направили к сборному пункту в посёлке Житковичи. Комкора сразу забрали, за ним самолёт прилетел, срочно вызывали в штаб фронта, ну а нас начали проверять. Причём наши батарейцы привлекли особое внимание, слишком откормлены по сравнению с остальными, но Лебедев, кривясь, всё же подтвердил, что это его бойцы.

В селе наша батарея не стала размещаться, рядом роща была, вот и устроились на опушке. Я отправил пару бойцов договориться с хозяевами подворий насчёт бани и стирки для моих батарейцев, выдав трофеи для оплаты услуг. Бойцы начали осваиваться на опушке, сразу, без приказа, в выбранном месте начали копать ямы для туалета. А я тем временем прогулялся вокруг. Запустил активацию големов и погонял их, пока двух освоил, но чую, со дня на день третьего смогу активировать.

Доставать технику и вооружение батареи рано, нужно пару дней подождать: якобы нужно время, чтобы нам перекинули всё. Но в рощу я вернулся на полуторке со взводными палатками и котлами в кузове. Бойцы начали готовить на кострах, батарейцы ставить палатки – все при деле. Водитель осваивал машину, она теперь за батареей будет, о чём я и сказал капитану Хромцеву. Тот уже давно понял, что от командования ждать, а потому велел спрятать машину, загнав её вглубь рощи, иначе сразу отберут.

Прошёл ужин, до заката оставалось часа два, когда к нашей стоянке подкатил ЗИС с крытым кузовом. В кабине сидел политрук, но сразу ясно было, что он из Особого отдела. Из кузова соскочил Лебедев. Что дальше будет, я догадался и посетовал на себя за то, что не отслеживал действия командования дивизиона. Взор уже на тысячу семьсот метров работает, дальность позволяет накрывать часть посёлка. Я ведь знал, что Лебедев и Зиновьев меня ненавидят, что я их выбешиваю одним своим видом и что они постараются от меня избавиться, но не думал, что это произойдёт так быстро.

Вслед за Лебедевым из кузова вылезли два бойца в форме НКВД. Один остался у кузова, поглядывая внутрь, второй подошёл ближе.

– Старшина Туманов, сдать оружие, – приказал политрук.

Аккуратно сняв винтовку, я передал её Хромцеву, а не сотрудникам госбезопасности. Да и ремень, отстегнув, ему отдал. Меня обыскали, забрали документы и усадили в кузов.

Перед этим я успел сказать:

– Волков, за меня отделение принимаешь.

– Есть, – козырнул боец.

Он будет хорошим старшиной, я многое ему дал. Потом обратился к комбату:

– Капитан, извини, но вооружение и технику вернуть не смогу. Сам видишь, что происходит. Не моя вина.

– Живей.

Конвоир подтолкнул меня стволом карабина, и я всё же забрался в кузов.

В кузове находились ещё пятеро без ремней, как и я. Лебедев остался в расположении, ругался с Хромцевым, а грузовик покатил, но не в посёлок, а, объехав его, попылил дальше по дороге. На Мозырь, никак?

Ехали мы около часа, сидели на полу, так как лавок не было, разговаривать нам запрещали. Я подрёмывал, двое суток последних не спал, так что вырубать меня стало серьёзно, и если бы не тряска, уснул бы сразу.

Оказалось, нет, не на Мозырь. Двигались мы вдоль линии фронта и прибыли в небольшую деревню, где располагался военно-полевой суд. Интересно, за что меня задержали? Мне этого как-то не объяснили.