Комиссар и главстаршина козырнули и ушли. Я довёл субмарину до места, и мы всплыли. Сразу открылись люки, выбежали артиллеристы, и цепочка матросов начала подавать снаряды. Со стволов снимали затычки, устанавливали прицелы и подавали первые снаряды.

Первым грохнуло палубное орудие, то самое «ахт-ахт», и у борта «семёрки», на палубе которой тоже суетились артиллеристы, встал фонтан разрыва. Вторым выстрелом попали, яркий цветок разрыва возник и погас на рубке, частично сметя артиллеристов осколками. Тут и зенитки заработали, стреляя по катерам, которые уже отошли от пирса, но были подсвечены пожаром на берегу. Клянусь, не знаю, откуда там пожар и кто виноват, но факт – он был.

Старпом с частью команды спешно перезаряжали торпедные аппараты в носовом отсеке, поскольку в кормовом отсеке перезаряжать было нечего: там всего и были две торпеды, основная и запасная, и обе были использованы. А все остальные помогали артиллеристам, так что выстрелы гремели практически не переставая. Лодка ушла ко дну, даже швартовы, не выдержав её веса, были вырваны с корнем. Оба катера тоже выбыли из строя: один, замедляясь и погружаясь носом, горел, второй уже фактически утонул.

Обе зенитки, добив остатки лент по пакгаузам, перезаряжались, а палубное орудие уже било по шведским судам. И да, мы не забыли о шведах у рядом стоявшего судна: двое автоматчиков и пулемётчик держали на прицеле борт, так что когда там показались головы, были даны несколько предупреждающих очередей, и больше шведы не показывались.

А вот когда мы фактически добили шведов, и, благодаря очередям с зениток три из четырёх судов полыхали, а четвёртое просто тонуло, горели склады и пакгаузы на берегу, я заметил, что шведы рядом вытягивают якорь и, поднимая пар в котлах, снимаются с места, явно собираясь уйти. Да только они опоздали: немцы были настолько злы, что открыли по судну огонь, явно надеясь достать нас, когда снаряд пройдёт судно насквозь. Стреляли и береговые батареи. Всё, пара валить.

– Покинуть палубу! – скомандовал я, всё это время находившийся на мостике.

Очередной немецкий снаряд разворотил борт шведа. Один матрос, снимавший прицел с орудия, вскрикнул и упал: ему досталось осколком. Его быстро подхватили и начали аккуратно спускать вниз, где его уже ждал врач. Убедившись, что всё снято и орудия закреплены, я отдал приказ погрузиться. Тем более швед, полыхая, подожжённый немцами, к тому времени практически ушёл в сторону.

Мы успели, удалились, шуруя в сторону, пока три тральщика и два сторожевика утюжили бомбами то место, которое мы только что покинули. Ещё два корабля выискивали нас, снуя туда-сюда. Уходил я не наобум, а к довольно сильному течению, где, встав в струю, заглушил все системы, оставив только дежурное освещение, и позволил течению тянуть лодку к выходу из бухты.

Команда, пока было время, занималась перезарядкой торпедных аппаратов. Пока артиллеристы расстреливали цели, старпом с небольшой группой торпедистов успел зарядить только два аппарата, теперь вот заряжали ещё два, старясь делать это тихо, а то слухачи немцев нас очень старательно искали. Не всегда удавалось соблюдать тишину, но аппараты всё же зарядили.

А я направил «семёрку» к выходу. В принципе, целей в порту хватало, но хорошего понемногу. До рассвета оставалось не так много времени, а нам ещё нужно вырваться из порта и отойти подальше. Ловить нас будут очень старательно.

Оп-па, а немцы не дураки: половина тральщиков, бросив бесполезные поиски, рванули к выходу, туда же направились два минных постановщика, получившие приказ поставить противолодочные сети и минные цепи, чтобы закрыть напрочь выход из порта.

У меня мелькнула было идея расстрелять торпедами трёх оставшихся шведов, что-то потратить на мелочь, которая нас ищет, а потом, замаскировавшись, встать у той же корабельной свалки. Но подумав, я решил не менять план и всё же покинуть Любек. Шанс выскочить есть, и рисковать не стоит, мы и так по меркам подводников отлично поработали, я бы даже сказал более чем.

Всё же немцы не успели заткнуть выход, и мы, двигаясь фактически у берега, где было всего метров десять глубины, проскочили и направились к выходу. А вот там нас ждали обе субмарины, те самые, малая и французский трофей (я всё же опознал по обводам бывшего француза).

Я стоял у акустика, всё так же с наушниками на голове, и управлял лодкой согласно счислениям штурмана по гирокомпасу, но это для видимости. Ноги уже не держали (какой час стою), так что, согнав с места акустика, я устроился на стуле и сообщил:

– На выходе нас ждут две немецкие субмарины. Будем атаковать. Боевая тревога.

До рассвета оставался час. После зарядки торпедных аппаратов две трети команды часа два уже отдыхали, остальные управляли лодкой. Сейчас все снова вскакивали и бежали по боевым постам.

В этот раз я не стал устраивать перестрелку, как с первой немецкой подлодкой. Мы там чудом выжили, повезло, что торпеда мимо прошла. Я не ковбой, чтобы встать перед противником, прошлую ошибку признаю. Поэтому ушёл чуть в сторону и на небольшой скорости направился к малой подлодке. Она вёрткая, самая опасная из двух немцев.

Вскоре нас услышали, хоть мы и подкрадывались на малом ходу, то давая ход, то стопоря его и двигаясь по инерции. Акустик у немцев оказался хорош, всё же засёк нас, когда до них осталось чуть меньше километра.

– Полный ход. Два румба влево, – тут же скомандовал я.

Капитан противника тоже отдал приказ вперёд самым полным, а я, довернув, сделал так, чтобы их лодка оказалась на пути нашей торпеды. Дифферент делать не нужно, мы с малой находились на одной глубине. Это француз ниже на двадцать метров, да ещё и в стороне на три километра.

– Первый торпедный аппарат товсь! – скомандовал я.

– Есть товсь!

Стрелять я не торопился, пока не был уверен в результате. Субмарины сближались, и вот когда по моим расчётам попадание стало неизбежным, я скомандовал:

– Первый пуск!

– Есть первый пуск.

Торпеда ушла, и я пристально наблюдал за нею, скинув наушники: не хотел оглохнуть от разрыва. Прямое попадание в корпус у носа. Дав послушать звуки разрушения корпуса другим командирам (особенно хорошо был слышен удар корпуса о дно), я повёл лодку дальше. Бывший француз, поворачивая, направился нам навстречу: он слышал звук взрыва, но ещё, видимо, не понял, что случилось.

– Вторая субмарина идёт на нас… Похоже, средняя. Мы уничтожили малую, береговой обороны.

На француза я потратил две торпеды, зайдя сбоку. Первая попала в палубное орудие, оторвав его к чёрту, и нанесла повреждения внешнему корпусу. Но лодка осталась на ходу и начала проводить процедуру экстренного всплытия, продувая цистерны, вот и пришлось добить её второй торпедой.

После этого мы, опускаясь на глубину, на полном ходу направились прочь. Мы выполнили задание, навели шороху в Любеке, уничтожили немало боевых кораблей и теперь возвращались. Не припомню, чтобы столько побед было даже у немцев, а ведь они признаны лучшими подводниками в мире. Что они теперь скажут? Ну да, я читер, не отрицаю, даже признаю. Но кто не стал бы использовать такие сверхумения, если бы они у него были? Вот и я использовал.

Наверху уже рассвело. Акустики с тральщиков, слышавшие взрывы, покинув порт, начали розыски снаружи. Вот самолёты не нагнали: погода была нелётная.

Но мы ушли. На малом, иногда стопоря ход, пропуская над собой вражеские корабли, ушли. Мы возвращаемся, но у нас ещё остались две торпеды, и стоит найти цель, на которую их можно потратить. Может, к финнам заглянуть?

Наконец буксир подвёл нас к причальной стенке, и лодка, вернувшаяся из тяжёлого похода, встала у пирса. В общих чертах командование флота уже знало о наших успехах. На пути к Любеку, в порту и на обратном пути я отправил шифрованные сообщения.

Кстати, на обратном пути нам встретился конвой из трёх грузовых судов, которые шли из Финляндии под охраной двух кораблей сопровождения. Я передал командование Малькову, и он атаковал противника. Два транспорта мы отправили на дно, но все торпеды у нас вышли, и потом мы долго бегали от финнов.