Второе умение – «Ласковые глаза». Теперь я смогу смотреть вдаль в цвете, а то до этого у Взора всё черно-белое было. Ну и третье – распознавать ложь. Не эмоции, а именно ложь. Анна не лгала мне, даже в том, что хотела начать сначала. Когда она уходила, весь её вид вызывал во мне сочувствие, так хотелось её приобнять и успокоить, чтобы её лицо осветила улыбка. Я чуть не дрогнул, но всё же проявил силу воли. Она – моя слабость; но я никому не хочу давать возможность давить на меня, время не то. Так что закрыл за ней дверь и закончил со стиркой, перестирав всё, что скопилось за последний месяц. Едва успел чайку попить, как появился посыльный в звании лейтенанта: меня вызвали к Шапошникову, машина ждёт внизу.

Но маршала я так и не увидел, машина доставила меня в санитарное управление армии. Оказалось, нужно обсудить, куда везти и где разгружать раненых. Тут был свой куратор от медиков, и мы с ним на машине исколесили весь город: он показывал, где будут размещать ранбольных. Там спешно шли работы по утеплению помещений, работали мужчины и женщины; казалось, весь город пришёл на помощь. В общем, так и оказалось: коммунисты и комсомольцы кинули клич, и люди откликнулись как один. Помещения оббивали белой тканью, чтобы антисанитарии не было; уж не знаю, где столько нашли, но смогли.

К наступлению темноты работы должны были закончить. Останутся только те, кто будет следить за печками, чтобы они не погасли и помещения не остыли, но они уйдут перед приездом раненых. Меня всё устроило.

Как только стемнело, я приступил к работе. Ездил по улицам на выданной мне машине, Хранилище постепенно опустошалось, и людей там становилось всё меньше и меньше. Когда рассвело, я улыбнулся: раненых в Хранилище не осталось. А те, кто остались, к теме эвакуации медсанчастей отношения не имели.

Я заехал в санитарное управление, там с ночи продолжалась авральная работа: всё подготовленные помещения были переполнены, почти все школы забиты ранеными, даже уроки пришлось отменить. Чтобы урегулировать вопросы с размещением, было принято решение две трети раненых отправить вглубь страны, этим и занимались. Многие раненые требовали ухода, операций и всего того, что у них там в этом направлении делается. А машину у меня забрали, она санитарному управлению принадлежала, а раз мавр сделал своё дело, то мавр может валить.

Было девять утра. Я отошёл на соседнюю улицу и свернул во двор, Взор подтвердил, что свидетелей нет. Достав из Хранилища новенькую «эмку», из тех, что были найдены в Киевском котле, я запустил движок и покатил к дому. Там припарковал её и поднялся к себе в квартиру. Поскольку я уже терял тут машину (после моего ареста она так и не нашлась, как сгинула), а терять я не люблю, то на эту машину я наложил метку: теперь, если угонят, то достаточно будет поездить по городу, и Взор покажет пропажу.

Весь день я спал, а проснулся, когда уже стемнело. Ну вот, привык жить ночной жизнью. Покинув квартиру через балкон, я направился на дело. Да, к Филатову этому, пора поквитаться за всё. Проблема была в том, что я знал только его должность, но где он живёт, когда дома бывает – всё это было мне неизвестно. И как получить информацию, кроме как взяв языка, я не знал. Оставалась надежда на опцию прослушивания. Может, кто помянет его? На велосипеде, чтобы тихо, я добрался до центрального управления городской милиции, покрутился и покатил назад. И чего ездил, если прослушивать и из квартиры можно? Ну, хотя бы определил, какое здание мне нужно. Кстати, район с моим домом в зону работы Взора попадал; если кто ко мне ломиться будет, сразу узнаю.

Вернувшись, я убрал велосипед в Хранилище, потоптался на том месте, где ранее оставил свою машину, и, осмотревшись, ругнулся: у меня тачку угнали. Опять. Так вышло, что я не акцентировал на ней внимание, сосредоточившись на здании управления столичной милиции, вот и проворонил. Ну да ладно, время есть, поищем. Дарить машину каким-то ушлёпкам я не собирался. Да и размяться хотелось.

Ночью жизнь в столице замирала: действовал комендантский час. Даже мне было сложно ездить по улицам. Ладно патрули, они как раз проблем не доставляли, я просто объезжал их по параллельным улицам. Так ведь теперь на перекрёстках некоторых улиц стояли посты, вот их объехать было сложно. Но, как оказалось, возможно. У меня был пропуск на ночное время, свободный, но светить себя я не хотел. Так я и катался по улочкам, пока Взор не дал сигнал: на границе дальности его работы сработала метка, поставленная на машину. Это что-то вроде магической радиационной метки. Удобная штука, входит в арсенал «Облака». Правда, ставить метку можно только касанием, дистанционно не работает.

Я добрался до гаражей: здесь, похоже, было автохозяйство. Проникнув на территорию, я, зайдя со спины, ножом вскрыл аорту сторожу и отбросил его в сторону, чтобы кровью не запачкаться. Выронив берданку (благо та не выстрелила), он упал, хрипя и булькая. Пожилой совсем, а вор. Я прошёл к стоянке машин у ремонтного бокса и убрал свою машину в Хранилище. Подумав, решил поискать и ту, что пропала после ареста. И представляете, нашёл, в одном из боксов стояла. Машина новенькая, но пока каталась без меня, тысячу километров наездила. Забрал. А чужие мне не нужны, да и хлам тут один. Покинул территорию тем же путём и на велосипеде покатил обратно. Машину поставил на прежнее место и запер. Вскрывали её аккуратно, следов нет, внутри тоже всё было на месте. В квартиру вернулся тем же путём – через балкон. И вскоре уже спал.

Утром меня разбудил стук: уже знакомый посыльный в звании лейтенанта ждал на лестничной площадке. Часы на комоде показывали восемь утра. Встав, я прогулялся к двери и выяснил, что меня ожидают в Генштабе. Лейтенант спустился к машине, которую за мной прислали, а я умылся, быстро оделся и присоединился к нему. Вскоре мы доехали до нужного здания. Маршала ещё не было, тот прибывает в десять часов, потому что работает допоздна, а порой и до утра.

Я в новенькой отглаженной форме ожидал его прибытия в приёмной. Кроме меня тут было с два десятка командиров, все не меньше полковника, и я со своим званием откровенно не вписывался в компанию. Разве что Звезда Героя, к которой я очень серьёзно относился, хоть как-то примиряла их с моим присутствием. А так все косились. Правда, вскоре узнавать начали, перешёптывались. Вот так я и сидел почти час, пока не появился Шапошников. Осмотрев командиров в приёмной, он приметил меня, сидевшего в уголке, и велел:

– Зайди.

Я прошёл за ним в кабинет, чувствуя спиной недовольные взгляды командиров. Секретарь закрывал распахнутые окна: видимо, проветривали помещение, пока маршал отдыхал. А вообще свежо, бодрит. Маршал сел за стол и, указав на стул, велел мне садиться, после чего спросил:

– Ты встречался со штабом двадцать шестой армии и её командиром?

– Да, товарищ маршал, в первые же сутки, как линию заслонов перешли и оказались на территории котла. Встретили их в двух километрах от заслонов. Шли внаглую, с одним головным дозором, разводили дымные костры, не соблюдали шумомаскировку. Меня удивило, как они вообще до заслонов дошли, их давно должны были перехватить. Везунчики.

– Не такие уж и везунчики. Когда переходили линию застав, нарвались на пулемётный огонь. К своим удалось прорваться едва ли трём десяткам, остальных там положили. Командарм погиб.

– Ничуть не удивлён. Нашумели, скорее всего, товарищ маршал. Я их предупреждал, да, видимо, не в коня корм.

– Дело в том, что начальник политуправления армии, который выжил, хотя получил тяжёлое ранение бедра, сообщил, что ты вышел на их штабную колонну, отказался выполнять приказ да ещё навёл их на немецкую засаду.

– Вот сволочь злопамятная.

– Это так?

– Нет. Встречались, было дело, они сами вышли на нашу дневную стоянку. Парням пришлось прятаться, а я вышел к ним, поговорили. Командарм пытался отдать приказ, чтобы я их вытащил из того дерьма, в которое они сами залезли, да ещё бросив вверенные им войска. Да, я отказался выполнять приказ: парни бы меня не поддержали, а один я бы не справился. Так что показал им на карте, где немцы расположились, где пулемёты стоят, и посоветовал, как обойти. Шанс у них был, но, видно, нашумели, а дальше понятно: взлетели осветительные ракеты и заговорили пулемёты.