Сегодня мы никуда уже не пошли, ночью двинем, как стемнеет, но перешли в другое место: мол, там рядом мой схрон. После этого я стал бегать в кусты, доставать из Хранилища и приносить всё необходимое. Сначала медикаменты и патроны, а то с ними совсем была беда, потом принёс котёл на десять литров и ведро, за ними – продовольствие. Тут же был разожжён костёр, и начали готовить похлёбку и печь лепёшки на сковороде. Постепенно, бегая к «схрону», но не показывая его местоположения, я вот так оснастил всю группу. Даже сухпайки каждому выдал на три дня. Судя по лицам бойцов и командиров, я на должности зама по тылу прижился вполне. А рассказать о делах группы «боевых хомячков», то есть группы боевых интендантов, я не успел: все вырубились после сытного обеда. Ночью двинем дальше, так что нужно набраться сил. Я раскинул сигнальную сеть и вскоре сам уснул, завернувшись в плащ-палатку, про которую сказал, что она тоже в схроне была. Такие же плащи я выдал всем командирам. У меня же теперь ещё и планшетка на боку была, и я вёл записи.

Проснулись по подъёму, приказ капитана – подъём в восемь вечера, выдвигаемся в девять. Повар и его помощник встали на полчаса раньше, так что когда нас разбудили, в котле уже булькала похлёбка, припасов как раз на завтрак и хватило. В ведре закипала вода для чая. Что не выпьем, то разольём по фляжкам. Лепёшки были вчерашними, их достаточно напекли. После подъёма я сбегал к болоту, там был угол чистой воды, поплескался, умылся и вернулся обратно, оставив там ещё с десяток бойцов принимать водные процедуры.

Я уже интересовался: основная масса бойцов отходила от границы и всего шестеро – из самого Белостока: старлей с тремя бойцами из комендатуры да двое зенитчиков оттуда же. Я прикинул: похоже, никто из группы на немцев не работал, могли быть засланцы, но тут, видимо, чисто. Правда, с капитаном поговорил, и тот назначил младшего сержанта из пограничников ответственным за внутреннюю безопасность, а в помощники ему дал второго пограничника и бойца НКВД.

После завтрака (у меня свой котелок был), когда уже темнело, был дан приказ на выход, и мы, подняв раненых, направились в путь, к тропке по краю болота. Мне её Взор показал, и пару раз этой тропкой я уже пользовался. А иначе больше десяти километров пришлось бы обходить. Я двигался впереди; отстав метров на десять, за мной шли остальные.

Раненых вчера перевязали, сделали необходимые уколы, раны обработали, даже вроде почистили, и сейчас те себя получше чувствовали, в сознании были. Их перед выходом тоже покормили. Военврач сказал, что несложную дорогу они переживут, хотя оба относились к тяжёлым, ранения были серьёзные. В отряде было ещё четверо лёгкораненых, которые могли передвигаться самостоятельно, их раны тоже вчера обработали.

Вот так мы вышли к кромке болота. Слегу я уже срезал и, велев идти след в след, ступил на зыбкую тропу. Каждого из раненых пришлось нести уже не четверым, а двоим, выбрали самых крепких. Два часа убили, вымокли все по пояс, но болото преодолели. Передохнули полчаса, вылили воду из сапог и уже через час вышли на лесную дорогу.

Вообще, тут дорог было мало, в основном болота, озёр много, почва была пропитана влагой, поэтому немцам не составило труда перерезать основные дороги, заперев тут уйму войск и множество техники. Вот и на этой дороге стояло немало брошенных автомобилей. Кроме нас тут никого не было, ни наших, ни немцев. Посоветовавшись с капитаном, решили объявить привал на час. Пока другие отдыхали, я и ещё четверо осматривали технику на предмет ценного: припасов, патронов и всего, что могло пригодиться. Я приметил новенькую зелёную «эмку», этого года выпуска, аж блестела краской, да и в салоне пахло новьём. Я даже застонал от отчаянья: хочу эту машину. Она относилась к вездеходным, модель ГАЗ-61. Таких «эмок» у меня было всего три, эта четвёртая. Даже топливо в баке было, её просто бросили, как и остальную технику на дороге.

Пока бойцы осматривались вокруг, я отбежал в сторону, где между деревьев было свободное место, и стал доставать и убирать обратно десять КВ, качая таким образом Хранилище. За полчаса накачал аж пять кубов. Даже странно, что так много.

Вернувшись, я убрал «эмку» в Хранилище и пробежался по дороге. Следом отправились два ГАЗ-ААА с зенитными счетверёнными пулемётами в кузовах. Потом я приметил три мотоцикла-одиночки и один тяжёлый, их тоже отправил в Хранилище. Ценного было много: шесть биноклей в чехлах, восемь стереотруб в штабном автобусе, планшетки, множество другой мелочи, но ничего крупногабаритного я больше не брал – некуда.

Мы пообедали сухпаем, не разжигая огня, и отправились дальше. Успели пройти едва ли метров триста, когда я Взором засёк движение. Отреагировал не сразу, дал приблизиться и после, остановившись, сообщил:

– Слышу шум движения. – Я указал рукой направление: – Там. Дальность триста-четыреста метров. Группа небольшая. Не думаю, что немцы, они малыми группами не ходят, да и ночью боятся.

Движение моей руки в темноте уловили, и Бабин (такова была фамилия капитана) отправил погранцов глянуть, кто там. Мы же остались ждать вестей. Я наблюдал дистанционно, как они встретились с нашими окруженцами (их пятеро было) и уже вместе с ними вернулись к нам. Окруженцы оказались бойцами одной из дивизий, дислоцированных тут, и пробирались к своим. Четверо друг друга знали, они были из штаба, старшим являлся лейтенант, начальник финчасти. А вот пятый к ним прибился вчера днём. Я попросил сержанта-погранца его проверить: мол, подозрительный, может засланцем быть. Ничего подозрительного я в бойце не видел, но пусть поработают. К моему удивлению, раскололи те его на раз. Он действительно работал на немцев, и это была его первая группа. Ещё пять дней назад он в лагере военнопленных сидел, согласился работать на нацистов, прошёл небольшую подготовку, и вот он тут. Вышел на эту группу и работал, его задачей было вывести их на засады. Командиры всё это выслушали и, надо сказать, были изрядно злы на предателя. Расстреливать его не стали, ножом погранец сработал, а труп в озеро сбросили.

Вот так наша группа, увеличившись на четырёх человек, двигалась до самого рассвета, пока не вышла на опушку. Здесь открывался вид на широкий луг: ни справа, ни слева края не видать. До противоположной опушки почти километр, после – ещё километров пятнадцать лесом, и начнутся поля. Там я планировал захватить две немецкие грузовые машины и на них, в темноте пристроившись к какой-нибудь тыловой немецкой колонне, приблизиться к фронту. Да, немцы ночью не воюют, с боевыми частями это так. Однако службы обеспечения и ночами гоняют колонны, если где что не успели. Редко гоняют, но бывает. Вот я и надеялся найти такую, пристроиться в хвост и проехать с ней хотя бы часть пути. Эти колонны у регулировщиков значатся, проверять их не будут, так что шансы проскочить велики.

Бабина в этот план я пока не посвящал. А сейчас лежал, прислонившись плечом к стволу берёзы и, покусывая травинку, рассматривал луг. Без бинокля, он был мне не нужен, хотя и висел на груди. Тут раздался шорох, и Бабин, ловко двигаясь по-пластунски, подполз ко мне. Сбив фуражку на затылок, изучая пустое пространство перед нами, он спросил:

– Что-то не так? Вроде пусто.

– Всё не так, – вздохнул я. – Метрах в трёхстах от нас пулемётная позиция, ствол направлен в нашу сторону, справа и слева от этой позиции ещё пулемётные точки на дистанции четырёхсот-пятисот метров. Обложили, твари. Сунемся – сразу положат. Там дальше, видимо, наши пытались прорваться нахрапом: если принюхаться, можно почувствовать вонь разложения. Немцы трупы не убрали, они им, должно быть, не мешают.

– Хм, это ты мне намекаешь, что атаковать смысла нет? Тут я согласен. Есть идеи, как пройти цепь заслонов?

– Думаю пока. Запасной план: дойти до болота, оно большое, границы его километрах в трёх. Вряд ли немцы его контролируют, а тропка там есть. Сложная, но есть. Это запасной план, не хочу лезть в болото, но как иначе тут пройти, пока не знаю. Разве что ночи дождаться, взять пулемётчиков в ножи и уйти дальше. Тут свои плюсы и минусы. Чтобы пройти заслон, нужно ждать ночи, а болотом, хоть и сложно, днём пройти можно.