Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Надеюсь, Грегори разыщет все украденное.

— Да сдались вам эти побрякушки, Евангелина Романовна! Вашу красоту смарагды оттенять должны, то есть изумруды. Желаете подарок?

— Не желаю. Лучше расскажите мне, какие драгоценности ваш барин предпочитает.

В дымных серых глазах блеснули смешинки.

— Надо мной бар нет.

— А кто есть? — спросила я быстро.

Туз ответил веско и спокойно:

— Один только Господь, перед которым я за свои грехи отвечу.

Торжественную паузу, воцарившуюся после этих слов, нарушать не хотелось. Мы с собеседником смотрели друг другу в глаза, не мигая. Фартовый первый отвел взгляд, сказал шутливо:

— Про барина вам лучше Герочку своего расспросить.

— Да помрет он, до сути даже не дойдя, — махнула я рукой. — Шестерка, что с него взять.

— А попробуем? Только придется головешку его набриолиненную после отрезать. Вы крови боитесь?

— Ни в малейшей степени, — ответила я честно, не уточняя, что крови-то нет, не боюсь, а вот покойников боюсь до тошноты и обмороков. — Голову сечь обязательно?

— Обычай у нас в Крыжовене такой, не древний, а вполне новый, чтоб покойники после не поднимались.

— Так барин ваш… некромант?

Туз кивнул и откинулся на стуле, позволяя халдеям расставить перед нами блюда со снедью. Еда меня не интересовала, я едва дождалась, чтоб официанты отошли.

— И давно он шалит? С какого времени заметен?

— Дайте подумать… — Яшка полюбовался жиденьким супом в своей тарелке. — С год примерно упыри по Крыжовеню принялись шастать, но и раньше звоночки были всякие.

Он зачерпнул ложкой, снял пробу, мечтательно прикрыл глаза.

— И вы ничего не предпринимали?

— Мы — это кто?

— Да кто угодно. Люди, обыватели.

— У нас, Евангелина Романовна, каждый за себя. Кому удалось упыря обезглавить, тот молодец, а не сдюжил, отправляйся упырье войско пополнять.

— А приказные?

— Они, что ли, не люди?

— Они законом на защиту подданного имперского населения поставлены. Пристав Блохин что говорил?

— В личной беседе? — продолжал куражиться Туз. — Что-то не припомню даже.

— Разумеется, — хлопнула я ладонью об стол, — у вас другие темы со Степкой были для разговоров.

Фартовый застыл, приоткрыв рот. Наконец сказал:

— Ваша горячность, Евангелина Романовна, вовсе удивительна. Пошутил я. Не знаком был со Степаном Фомичом.

— Меня ваши делишки с покойным приставом занимают мало, сейчас мало. Предположу… Хотя нет, даже предполагать не буду, чем вы втроем с Бобруйским промышляли. Мне нужна информация, мистер Ас. Кто такой барин? Где его найти? Кто ему служит?

— Купца еще приплели, — вполне натурально удивился фартовый. — А на вопросы отвечу так, на первых два — не знаю, а на последний — кто угодно из живых и все из мертвых, кому родня не озаботилась головы прежде погребения отсечь. Бобруйский! Может, он со мною дела вел, только я не с ним, с Сергунькой Чиковым договаривался. Но это пока он жив был, а как помер, я сразу Степану Фомичу сказал, что ничего общего с упырями…

— Погоди, Яков, — перебила я фартового, не заметив, что перешла с ним на «ты» и ухватив его за руку. — Чикова совсем недавно застрелили.

— А до этого он вешался, в травне еще, и топился, и от опия помирал. И всякий раз… — Он перегнулся через стол, не замечая, что окунает кончик шелкового галстука в суп, стиснул с силою мои пальцы. — Чую я покойников, Геля, как зверь кровь чую. Ходят среди нас, людьми притворяются, только гнилые внутри.

Я посмотрела на сидящего за соседним столиком Зябликова, тот без аппетита ковырялся в тарелке, любуясь настенным натюрмортом. Проследив мой взгляд, Туз хрипло хохотнул:

— Герочка живехонек, от него только страхом пахнет. Боится болезный, что его, такого раскрасавчика, мимо воли обратят.

— Он сам на себя навский артефакт подчинения нацепил, — пожаловалась я, — таскается вот теперь, никак не отстанет. Я уж собиралась его калечить, чтоб в больничке полежал.

— Очень на него похоже. — Галстук свой фартовый из супа вынул, а руку мою отпускать и не думал, перебирал интимно пальцы, поигрывал перстнем. — Хочешь, я эту змейку с него сниму? Поглядим, куда наш пострел метнется прятаться.

— Ты можешь? — Выразить крайнюю степень удивления можно было, лишь всплеснув руками, для этого мне понадобились обе конечности.

— Я на этих цацках навьих собаку съел. Думаешь, чем мы с Блохиным промышляли? Всего-то и надо нужную мелодию наиграть. Доставай дудку, сейчас мы фраерка освобождать будем.

— Не время, — остановила я фартового. — Зябликов мне еще пригодиться может, он единственный, про кого мы точно знаем, что он барину служит, он нас в логово отведет.

— Нас? — Туз покачал головой. — На такое я ни в жизнь не согласный.

— Тогда зачем ты мне это все рассказал?

— Молчать не мог больше. Ты когда на площади нынче кричала, что все мы гнилые, дрогнуло сердце. Я, Геля, в Бога верую, а то, что в Крыжовене творится, — воле его противно до самой крайней степени.

— А не боишься, что барин тебя накажет? Услышит и накажет. Он ведь слышит все, упырь, крысиное ваше величество.

— Он чародеев только слышит, — ответил Туз с улыбкой, — а я, к счастью, человек.

— На три примерно четверти. — Думала я уже о другом, потому говорила рассеянно: — Чего?

Посмотрев внимательно в серые глаза, я уточнила:

— Ну, или половина у тебя людская, на остальную ты, Яшка, явный неклюд. Где сегодняшний день проводить собираешься? Мне бы вечерком переговорить еще с тобой коротенько.

— Неклюд?

— Ты сам говорил, что смерть, как волк, чуешь и страх тоже. Плюс у тебя зрачки забавно на свет реагируют. Предположу, что внутренний твой зверь не волк вовсе, а, к примеру, рысь.

— Неклюд?

— Ну чего заладил? Бывает. У мамки спроси. Жива мамка-то?

— Приютский я, сирота.

— Тогда поверь мне на слово. Давай, мистер Ас, назначим друг другу свидание и попрощаемся до вечера.

Договорились встретиться здесь же часу в десятом. Я оставила за столом пребывающего в крайней степени растерянности фартового, Герочку даже звать не пришлось, сам соскочил с места, чтоб вперед халдея подать мне шубу.

Значит, по порядку. Что мы имеем? Некоего некроманта, появившегося в Крыжовене примерно с год назад, его частично живых, частично дохлых подручных. Упырье войско, как говорил Туз. Что у нас супротив этого? Надворная советница с револьвером. Ну, положим, если Семену удастся главного закуклить, армия его опасности не представит. Кстати, любопытная несостыковка получается. Крестовский вчера еще собою жертвовать не собирался. Что его передумать заставило? Что-то, что в тереме Бобруйских случилось? Вспоминай, Геля. Вы на поминках сидели, потом ты к лекарю бегала. Что происходило в твое отсутствие? И зачем Семен чешуйку у гнума приобрел?

Лавочка гравера оказалась закрыта. Не просто даже закрыта, витрина была поверх ставней заколочена крест-накрест досками. Не желая верить в неудачу, я пробежалась до «Фотографического храма искусств Ливончика», чтоб убедиться, что и это заведение покинуто.

— Ваше высокоблагородие, — догнал меня испуганный Зябликов, — что случилось?

— То, чего следовало ожидать, Геродот, — пнула я крылечко, — то, что всем нерасторопным болванам, навроде меня, причитается. Ступай за коляской, к кузнечным мастеровым поедем.

Зябликов рысцой устремился по направлению к ресторану, на двери за моею спиной звякнул колокольчик.

— Геля! — Соломон Леевич втащил меня внутрь. — Зачем ты здесь?

Ставни не пускали в салон ни единого солнечного лучика, носатое лицо гнума освещалось красной фотографической лампой, которую он держал в руке.

— Имущество-то свое упаковал уже, дядюшка?

— А что я, по-твоему, делать должен?

— Да делай, что тебе угодно.

— Пришла зачем?

— Да какая разница? У тебя же времени, поди, ни минуточки нет, скарб ждет. Беги, Ливончик, спасайся.

Гнум шмыгнул носом.

759
{"b":"858784","o":1}