Я выбежала из кабинета и столкнулась с Иваном Ивановичем, который деловито басил в трубку телефонного аппарата:

— Да, именно Бобынина Наталья Наумовна. Мы прибудем через четверть часа самое позднее. — Чародей схватил меня за руку, остановил, привлек к себе. — Да, да… Уж будьте так любезны. Да… До скорой встречи, господин Адлер.

— У тебя деньги есть? — спросила я, глядя на Ивана с видом влюбленной дурочки. — Потому что гнумы без наличных нас на порог не пустят.

Значит, Зорин кузину все же расколол и те же выводы, что и я, сделал. И, в отличие от меня, догадался в банк протелефонировать. Ай да молодец.

Взгляд Иван Ивановича остановился на уголке моего рта:

— Взмок я, твою родственницу допрашивая. Мы с Натальей Наумовной господ Адлера с Робинзоном посетим, а после тебе придется мне душевные раны залечивать. Ох и помучила меня голубица кроткая. Вот вроде нет ее рядом, а голос до сих пор голову сверлит.

Мы поцеловались, обнявшись. Зорин был такой огромный, такой плотный, что захотелось распластаться на нем всем телом, от макушки до кончиков пальцев ног. Живот налился жаркой тяжестью, колени подогнулись, я повисла на чародее, желая остаться с ним так до самого утра.

Четверть часа дороги, там еще побудем сколько-то, а после…

— Где Натали? — обожгла неожиданная мысль. — Ты ее, что ли, переодеваться отпустил?

Пробежав прихожую, я толкнула дверь хозяйской спальни, которая, разумеется, оказалась пуста.

— Болван ты Иванович, Зорин!

Тот спорить не стал, пересек спальню, выглянул в раскрытое окошко. Стекло звякнуло, рассыпаясь осколками. Чародей пригнулся.

— Геля!

Попович оттащила меня за дверь, прижала к стене.

— Что происходит?

— Нас окружили. — Сыскарка держала в опущенной руке револьвер, расслабленно-расчетливая поза говорила о немалом огнестрельном опыте. — Совсем страх потеряли, в столице в войну играть. Бобынина у них, я видела, как она бежала.

Со двора что-то крикнули, мне послышалось «Абызову» и «отдать», Зорин ответил неприлично.

— Штурмовать они, положим, пока не решаются. — Геля посмотрела на меня по-кошачьи сожмурив глаза. — И подмогу я вызвала, Семен с Эльдаром примчатся, как только смогут.

— Время теряем.

— И я о том же.

— Более получаса нас в банке ждать не будут.

— Ага.

— Наталья у навов, без нее нам сейф не отопрут.

— А ей без документов. — Геля решительно взяла меня за руку. — Пригнись, нам надо до лестницы пробраться.

Гавр зевнул, приветственно «ав-ркнул».

Попович распахнула гардероб, напялила на меня первую попавшуюся шубу и шляпку, оказавшуюся вовсе не зимней:

— В лицо твою кузину в банке никто уже не помнит. Представишься ею, контрактом помашешь, ключ предъявишь, дальше действуй по обстоятельствам, а мы с Иваном пока навов отвлекать будем.

Она побежала вниз, я завязала под подбородком ленты.

— Полетаем, разбойник?

Гаврюша не возражал.

— Сейчас тетя Геля лихих людишек отвлечет, и только тогда мы сможем на балконе появиться, не раньше.

— Ав-р?

— Не знаю как.

С первого этажа донесся звук выстрелов.

Гавр с оседлываниями морочиться не стал, ухватил меня зубами за ворот шубы, как мама-кошка новорожденного котенка, и взвился, со свистом пронзая темнеющее небо.

Через четверть часа господина Адлера, запирающего на ночь двери банка, остановила очень хорошенькая, слегка заплаканная и растрепанная барышня с пухлой собачонкой на руках.

Ну, то есть, заплаканной я не была, мне ветром в глаза надуло, все прочее наличествовало. Хорошенькая, что греха таить. Вон и гнум очаровался, принялся расточать комплименты и поворачивать ключ в обратную сторону, продляя время присутствия. Банк был вполне обычным, я в таких неоднократно бывала. Приемную уже украшала рождественская ель, и бумажные гирлянды опоясывали колонны. Бубусик увлекся вазочкой с конфетами, что стояла на конторке. Господин Адлер, невзирая на очарованность, контракт прочел внимательно, спросил:

— Вы, Наталья Наумовна, желаете срок продлить?

— Желаю, — улыбнулась я и похолодела.

У меня не было при себе денег. Вообще. А без денег, будь я хоть тысячу раз красавицей, ни один гнум со мною ничего не подпишет.

— Я, господин Адлер, желаю сей же час свой предмет изъять.

Хорошо сказала, уверенно. Навьючу на Гавра поклажу, да и заберу как-нибудь.

— К сожалению, срок хранения уже истек, и для начала, барышня Бобынина, вам придется оплатить нам следующие десять лет хранения. Вы же читали контракт, правда? Ну а после оплаты вы сможете изъять вклад в любой момент, хоть нынче. Но по контракту же остаточная сумма возврату вам подлежать не будет.

Ах так? Я ласково улыбнулась и со вздохом покачала головой:

— В шестом пункте сего документа, драгоценнейший господин владелец банка, указано, что срок хранения истекает в полночь.

— Но полгода, которые мы оказывали вам, дражайшая барышня Бобынина, услугу без оплаты, облагаются штрафом.

— О котором в контракте ничего не сказано.

Гнум посопел, я рассеянно считала конфеты, исчезающие в пасти прожорливого Бубусика, и улыбалась с невинно-придурочным видом.

Вазочка опустела, гнум сел за конторку, предложив мне обождать на диванчике, и стал перечитывать документ.

Читай-читай! Не будь я дочерью Абызова, если там хоть полсловечка про штрафования сказано.

Пустые банковские помещения были наполнены гулкой тишиной, солидной, надежной, успокаивающей. Из-под входной двери тянуло сквозняком, я подумала, что гнум неплотно ее прикрыл.

— Вы абсолютно правы, барышня Бобынина, — наконец недовольно сказал Адлер. — Удивительно наблюдать столь отточенный в финансах ум у столь юной особы.

— Полноте. — Я поднялась.

Бормоча себе что-то под нос, банкир проводил меня в дальнюю комнату с цельнометаллической круглой дверью. Сжав в пальцах ключ, я не могла взять в толк, куда его требовалось засовывать.

— Барышня в растерянности? Не знаете, что делать?

— Ах, — хихикнула я, — позабылось за десяток-то лет.

— И сколько вам тогда было? По виду лет семь или восемь.

Меня бросило в пот, ключ грозил выпасть из повлажневших пальцев.

— Дамам вопросы про возраст задавать моветон! — отчеканила я. — Извольте, господин банкир, отпереть ваше хранилище.

Гнум мешкал, я поняла, что близка к провалу. Цоканье когтей по паркету зловеще разнеслось в тишине. Бубусик проковылял к двери, посмотрел на гнума, поморщился, перевел взгляд глаз-пуговок на дверь и процокал сквозь нее, позволив нам полюбоваться пухлой своей кормой и поросячьим хвостиком.

Облегчения я не показала, пересекла оптическую преграду, за которой оказался коридор с двумя дюжинами одинаковых кованых дверей с прикрепленными на них цифрами. На моем ключе значилась девятка, а девятая дверь находилась в середине правой стены. Ключ подошел, но, когда я сдвинула в пазах металлическую створку, до меня донесся звук шагов, дамские каблуки постукивали о паркет.

— Дитятко мое непутевое! — Навья вынырнула из-за морока, широко разведя, будто для объятий руки. — Уж кто бы мог подумать… Какая встреча!

— Ав-р…

Гаврюша зашуршал крыльями, хлестнул стену хвостом. Он у меня драться не шибко любит, но всегда готов.

Фальшивая нянька не испугалась, продолжала куражиться:

— А я уж не чаяла, что ты нынче явишься, заскучала даже.

Морок, преграждающий коридор, мигнул, пошел рябью и развеялся. За ним стоял банкир в компании двух дюжих мужиков и мужичка похлипче с холщовыми нарукавниками и торчащим из-за уха карандашиком. Гнум был бледен, косился в сторону конторки, под которой, видимо, располагалась тревожная кнопка. А хлипкий, напротив, краснотою соперничал с вареными раками. Он зыркал по сторонам, будто в поисках щели, куда можно забиться.

Гавр заворчал, мягко переступал лапами, собираясь прыгать. Положим, с тремя навами мы справимся. Этот, в нарукавниках, видно, банковский работник и, скорее всего, тот самый купленный князем человечек. Его в расчет можно не брать. Не знаю, сколько ему заплатили, но явно не столько, чтоб жизнью рискнуть. Сейчас я спущу кота, и он порвет супостатов на лоскутки, мне же останется лишь вытащить из драки ни в чем не повинного Адлера.