— Позвольте? — Иван провел над запиской раскрытой ладонью. — Здесь нет ничего магического, как, впрочем, и в предыдущей бумажной поделке.

Он почти шептал, делая вид, что любуется проводкой, которую для них устроил конюх.

Серафима подняла на чародея беспомощный взгляд:

— Мне страшно, и я не понимаю почему.

— Князь тебя похитить обещал?

— Это как раз полная чушь, запрусь покрепче, и все. Думаешь, меня раньше…

Она запнулась, покраснела.

— Иван Иванович! — Громко позвала Натали. — Полюбуйтесь этим великолепным созданием.

— Само совершенство! — Сообщил так же громко Зорин, глядя, впрочем, на Серафиму.

Та еще пуще зарделась.

— Хочешь, сбежим? — предложил Иван шепотом.

— Я есть хочу. В обед ни кусочка не лезло, а сейчас…

Иван приблизился к Шароклякиной.

— Колдовать не вздумайте, молодой человек, — строго проговорила она, не выпуская из виду барышню Бобынину, которая, красуясь нарядным платьем, прохаживалась в одиночестве вдоль ограды, — проявите уважение, не те мои лета, чтоб каждый раз, когда вам с Симочкой пошептаться захочется, дамскую комнату искать.

— Ваша проницательность, любезная Лариса Павловна, может сравниться лишь с вашею зрелою красой.

— Ступайте уж, комплиментщик, а то Серафимочка мне в прекрасно-зрелые власы вцепится. Ревнивая она у вас, ну чисто кошка. Ступайте! Наталья Наумовна как раз края ограды достигла, сейчас на разворот пойдет.

Зорин все же поколдовал, чуточку, чтоб скрыть мороком направление, куда они с Серафимой Карповной бежали. Натурально бежали, взявшись за руки и смеясь.

— У тебя денежка есть? — спросила деловито Серафима, когда он снял морок. — Я захватить не подумала, а за еду принято платить. Так есть?

— Чтоб тебя прокормить, хватит.

— Не зарекайся, я страсть какая прожорливая.

А после они сидели на верхней палубе некоей корабельной развалюхи, и хозяин потчевал их жареной рыбой с хлебом, потому что салат брать Серафима шепотом отсоветовала. Пиво подали в двухпинтовых кружках. Зорин усомнился, удержит ли сию громадину в своих ручках барышня Абызова. Но она удержала и наклонила, и отпила примерно половину, прежде чем Иван догадался у нее эту кружку отобрать. Пьянела Серафима Карповна так же молниеносно, как и влюбляла в себя.

Иван с расспросами не торопился, наслаждаясь и погожим деньком, и аппетитом, с которым его спутница поглощала яства. Глаза барышни блестели, она без умолку болтала, расписывая в лицах какую-то давнюю историю, в которой они с Маняшей повстречали в малиннике медведя, а нянька не забоялась, с голыми руками на него пошла. Нет, не убивать, разговоры разговаривать. И уговорила, потому как имя топтыгина знала — бер.

Серафима потянулась к пиву, Зорин успел первым, отодвинул кружку подальше.

— Дай, — велела она, — мне во хмелю легче это сделать будет.

— Что именно ты собралась делать?

Она до кружки все же достала, почти легла животом на столешницу, но достала, отсалютовала ею сотрапезнику, будто произнося тост:

— Спать с тобой!

Тем временем чародейский приказ в Мокошь-граде, руководимый Семеном Аристарховичем Крестовским, заседал в кабинете последнего.

— Связь продолжалась два месяца, с момента, когда его сиятельство стал зрителем экзотичного танца госпожи Зигг в ресторанном зале гостиницы «Британь». Восьмого серпеня вышеозначенная особа переехала в нумера, оплаченные адъютантом его сиятельства. Последующие встречи происходили в основном там, концертная деятельность немедленно прекратилась, — говорила Евангелина Романовна, сверяясь с записной книжкой.

Переодеться после выполнения задания надворный советник не успела, поэтому время от времени раздраженно отбрасывала мешающиеся кисти горностаевого палантина, одновременно придерживая его у эпатажно низкого декольте.

— Горничные особой страсти со стороны дамы не отмечают, но также уверены, что князь голову потерял не на шутку.

— Встречи, прогулки? — спросил Крестовский из-за письменного стола.

— Почти никаких. Дело свое госпожа Зигг знала, видимость приличий блюла. До полудня почивала, после репетировала танцы, для чего в ее нумера доставили дюжину двустворчатых зеркал. Около четырех требовала ванну. Ароматические масла и соли у нее были свои. В шесть прихорашивалась и располагалась в гостиной в ожидании гостя. Князь являлся почти ежедневно, задерживался до двух, либо трех по полуночи, но никогда до утра.

— Прислуга?

— Личной не было, а гостиничных девушек с поручениями никуда не посылала. Газеты доставлялись обычные, как и для прочих постояльцев. Съезжала без спешки, предупредив за день, багажом занималась лично.

Евангелина Романовна захлопнула записную книжку и поглядела на шефа с хитрецой:

— Подумалось мне, что слишком гладко все выходит. Поэтому заглянула я на телефонный коммутатор в «Британи», представьте, и такой имеется. И точно, был звоночек из нумеров госпожи Зигг, как раз в тот день, когда она об отъезде предупредила.

— Куда?

— В «Берендийское сообщество пароходства и торговли».

— Эльдар? — повернулся Семен Аристархович к Мамаеву.

Тот поправил узковатый ему мундир чиновника морского ведомства:

— Два платежа от них прошло через Гнумский центральный банк, первый шестого серпеня, второй вчера. Получатель — некое фризское сообщество содействия и взаимодействия чего-то там, простите, во фризском не силен.

— Тебя до бухгалтерии допустили? — восхитилась Попович.

— Я разрешения не спрашивал. — Мамаев подмигнул. — Повезло, что некрупные платежи от руки в гроссбух записывает мой новый приятель Аркадий Наумович Бобынин, почтительный племянник господина Абызова, который — о чудо! — один из основных соучредителей сего ведомства.

— Понятно. — Крестовский задумчиво постучал кончиками пальцев по стопке книг на столешнице. — Наследил дядюшка изрядно, даже странно.

— Отчего же странно, — возразила Геля, — ежели наш магнат человек простой, не чародей, то вполне возможно, что об опасностях задуманного осведомлен не был. А помочь дочери — любого родителя долг. Вот он и помог в меру сил. Заказал у девицы нужных качеств аффирмацию добыть.

— Значит, Гертруда не к князю на Руян отправилась, а бумагу дочери Абызова доставить? — Мамаев заерзал на стуле. — К слову, барышня Абызова на острове к тому времени уже около двух месяцев отдыхала.

— Что твой новый приятель о ней рассказал?

— Аркадий Наумович? О, он был многословен. Серафима Карповна капризна сверх всякой меры, гордячка, кокетка, деньгами направо и налево сорит.

— Я бы тоже на ее месте сорила, — вставила Попович, — при таком-то папеньке. А отчего гордячка и кокетка?

— Я догадываюсь, что сладкоречивый кузен от нее отказ получил.

— Очень по-мужски, — одобрила Геля саркастично. — Отказала, стало быть, кокетка.

— Ваши суфражистские мысли, Евангелина Романовна, — сказал Крестовский, — вы изложите нам в другое время, приватное. Эльдар, продолжай.

— Ну что еще. Собою хороша, не умна особо. Пустышка, кисейная барышня. Четыре года провела в частном пансионе одной из французских провинций.

— В Арассе?

— Возможно. Аркадий Наумович в географии несилен. В юном возрасте прошла проверку на чародейские способности, которая выявила полное оных отсутствие. Покинула пансион раньше положенного после скандала. Господин Бобынин в тонкости не посвящен, но думает, имела место быть любовная история. Вернулась в Берендию и еще четыре года проживала на родине, в Загорске. Летом этого года появилась в столице, чтобы пригласить на отдых свою кузину Наталью Наумовну Бобынину, девицу двадцати семи лет.

Мамаев помолчал, припоминая еще какие-нибудь подробности, затем сообщил:

— На этом про Серафиму Карповну все. Сам господин Абызов для нас сейчас недоступен, ибо, по сведениям племянника, пребывает за пределами империи в деловой поездке.

— Понятно. — Крестовский опять постучал по книгам на столе: «Списку старых и честных родов Берендии» и «Толкованию сновидений Г. Артемидора Свенского».