— Еще что-то? — спросил Выпь, когда друг замолчал.

— Будешь на берегу, травы кислой мне нарви, здесь наши все выели, — серьезно попросил Юга.

Выпь кивнул, хмыкнул. Вытащил из темных волос былинку. Юга замер. Вдруг толкнулся в открытую ладонь макушкой, почти сразу отстранился. Вытянул из палатки.

РамРай подвел коня — соловой масти, с диковатыми глазами, но крепкого и ладного. Выпь махнул в седло. Встретился глазами с Юга, неловко кивнул на прощание.

Вышел с малым отрядом, с людьми Хома Дивия. Псов своих эти люди растили вместе и наравне с детьми, воины носили литые маски собак, а псы — маски людей. Имя человека было тождественно имени пса. Видом псы были высокие, взрослому по середину бедра, поджарые. Гладкой шерсти и мастью что чернозем с красной глиной, умные не по-звериному складу. Собак не продавали на другие Хомы, а взять на службу воина Дивия можно было только с его псом.

Говорили, что слюна этих псов может срастить изрубленное в куски тело. Говорили, что нынешнего правителя Хома выкормила молоком красно-черная сука.

Много чего говорили, но сами воины были молчаливы. Держались стороной от прочих обитателей лагеря. Общались между собой на своем языке. Отвечал за них и с них спрашивал юный командир, с темными лисьими глазами и жестким ртом. Отзывался на имя Рин.

За воротами зной обрушился с новой силой. Выпь спиной, затылком чувствовал, как отдаляется лагерь, уходит его благодатная прохлада и защита стен. Они миновали оборонительные сооружения, высокую траву, а дальше пошли берегом. Сушь стояла опасная, хрупкая, огненная. Ехали молча. Оружие не бряцало, упряжь не скрипела. Только кони всхрапывали, тянулись к свежей воде.

Псов своих люди Дивия взяли на седла. Берегли собачьи силы. Все прежние стычки с Хангарами оказывались редкими и короткими. Пленных взять не удавалось; противник всегда уходил, унося с собой раненых и убитых.

Когда до противника осталось совсем немного, Выпь поймал взгляд Рина и натянул поводья. Спустили собак. Легли в траву вместе с лошадьми. Отсюда было лучше видно, над чем трудится враг.

Но по-прежнему непонятно.

Рин молчал. Ждал приказа от Второго, но тот медлил.

Выпь пытался разгадать, зачем Хангары возводят эту странную конструкцию из жердей, костей и тряпок. Не было похоже, что они пытаются устроить дамбу, и не похоже было, что строительство стараются скрыть от глаз лагеря.

Сооружение напоминало комара, вонзившего хоботок в тело реки. Ноги его были в воде, и все тело, сложенное жердями и костями, подрагивало, точно отражение или марево. Это завораживало. Чем больше Выпь смотрел, тем сильнее чувствовал, как натягивается кожа на затылке, деревенеет позвоночник. Эта штука казалась живой, при всем том, что живой она быть не могла. Она тянула к себе взгляды, обморачивала и этим смутно напоминала танцы Третьих. Выпь помнил, что нельзя смотреть прямо.

— Ждите, — шепнул он Рину и пошел один.

Но, когда приблизился вплотную, Хангары исчезли. Растворились. Смаргивая воспоминания, Выпь не был уверен, что они вообще были. Казалось, эта вещь выросла сама по себе, как трава в воде.

Он обернулся, махнул рукой Рину, уже не прячась. Сам пошел вперед, приблизился к останцу.

От конструкции длинные тени тянулись во все стороны, как шерсть от животного. Острые щепные тени. Выпь вытащил из-за спины дикту и ударил по игле тени. Она с тихим звоном сломалась. Так Выпь прошел к самой воде, расчищая себе дорогу.

Встал, разглядывая живот сооружения. Оно было дополнительно обвешано лоскутами, колокольцами и круглыми блестящими тарелками. Все это двигалось само по себе, не слушая ветер и реку. У Выпь заболели глаза, заломило шею.

Возможно, существо и впрямь было странной формой существования. Он не знал его, не помнил. Но разве это не дело Вторых — преумножать знания о сущностях? Разве это не то, что так влечет его самого?

Один способ был проверить догадку.

Выпь зажмурился ненадолго и заговорил с ним, запел — низко, протяжно. Отпустил голос, позволил ему протянуться к этому странному созданию. Сплестись с ним, въесться в члены. Конструкция замерла. Короткая волна прошла по ее суставам, скрепленным железом и колючей веревкой. Она завибрировала, откликнулась немо. Второй замолчал, воспринимая послание кожей.

Звуки облепили его, как мошка потное лицо, сели на губы и на веки. Выпь старался разобрать их, но существо говорило слишком быстро. Захлебывалось.

— Это Коромысло, — Выпь разомкнул губы с трудом, медленно сплевывая слова, как приставшую к языку шелуху. — Оно говорит, что другие, желто-соломенные, стреножили его и принудили. Оно тянуло наши глаза, но теперь — нет.

Рин напряженно разглядывал Коромысло.

Выпь вдруг перебросил в руку дикту и черты лица его стали резче.

— Говорит, они ушли по реке. К лагерю. Коромысло взяло с воды наше отражение и перелило на Хангар. Они несут на себе наши образы. Лагерь их пропустит.

Рин со свистом выдохнул. Обернулся к своим, отдал команду. Язык его Хома был резким и свистящим, как голос пикирующего ястреба. Сколько они стояли, очарованные Коромыслом? Как далеко успели пройти Хангары?

Выпь продолжал смотреть на Коромысло и Рин, скрывая нетерпение, спросил его:

— Что ты делаешь?

— Зову его на нашу сторону.

Рин оглянулся.

— Мы не сможем передвинуть его.

— Ни к чему. Оно свободное существо.

— Но…

Рин замолчал. Стоило ему моргнуть, и сооружение стерлось из виду. Выпь молча кивнул ему за спину. Коромысло стояло посреди травы, расставив длинные ноги.

— Свободное, — повторил Выпь.

***

Однако, скоро обернулись, подумал Юга, разобрав в общем оживлении лагеря шум открываемых ворот. Он дожидался Выпь в палатке, ковыряясь в устройстве ихора.

Сперва многие в лагере держали его за подстилку. В глаза не лепили, но Юга слышал негромкие речи за спиной, да и взгляды о том говорили. Доказывать — только убеждать. Юга спокойно относился к своему прошлому ремеслу, но здесь, в лагере, никого к себе не подпустил.

Хватит, подумал.

Что-то в нем переменилось после рокария.

Сломалось. Или, наоборот, с щелчком встало на место.

К возне с ихором он вернулся с азартом. Всегда быстро загорался идеей, а тут прямо шло, жгло руки. И интерес был. Одно к одному сложилось, как некогда с тровантами, тут Второй верно подметил. На Ивановских приблудах тренировался, и тут к руке пришлось… Единственное, что глупое стеснение перед Выпь бороло, за занятие это. Как задом голым сверкать, так спасибо-пожалуйста, а тут вдруг… Ну как засмеет.

Хотя Выпь никогда над ним не насмехался.

Задумался, не услышал близящихся шагов. Полог откинулся, Выпь шагнул через порог. Замер, разглядывая Юга, и тот тоже застыл, чувствуя смутную неправильность встречи.

— Я так погляжу, миром управились, — произнес тягуче, меряя глазами расстояние.

Отложил ихор, прикрыл тряпицей.

Выпь закрывал выход. Дышал тяжело, с присвистом. Держался прямо, отведя плечи назад и вниз, а обычно чуть сутулился и руки прятал.

Юга поднялся без спешки, приблизился к нему и уже в движении понял, что не так. Запах был чужим.

Чужак взметнул дикту так быстро, что Юга не успел увернуться. Шатнулся, но дикта задела голову, опрокинула на шкуру. В глазах брызнуло, а чужой уже навалился сверху, сомкнул руки на горле.

Юга гибко изогнулся, с силой ввинчивая острое колено в тело, в печень. От того, кто вернулся в маске Выпь, разило Хангаром. Хватка чуть ослабла, Юга одной рукой уперся Хангару в нижнюю челюсть, а другой ударил, целя пальцами в глаза.

Получилось, противник с рычанием убрался, и Юга смог встать. Застыли напротив друг друга. Маска стекала, как вода, обнажая чужое лицо и чужое тело.

— Зря ты сюда приперся, чучело, — просипел Юга.

Вскинул руку к волосам, но противник его опередил. Выбросил что-то, коротким движением от бедра, и плечи обожгло, прикрутило к телу. Боли не было, а вот ярость — пришла. Когда Хангар бросился вновь, рассчитывая, что без цепи и волос Юга легкая добыча, тот убрался в сторону. Поймал голодный взгляд, попятился.