— Пусть живет, — твердо проговорил Нил, ладонью оттирая пот над губой. — Он заслужил. Сделай так, чтобы выжил и встал на ноги.

Спица хмыкнул, качнулся с пяток на носки, звонко щелкнул каблуками. Легок на подъем, легок на помин — так о нем присказывали.

— Раз парень дотянул до моего появления, то выживет. В противном случае моя птичка его бы не приметила. Что передать, как прочухается?

— Вот это, — Нил протянул врачу сумку Лина, куда бережно вложил его страшнозубые актисы. — И вот это.

Тот понимающе усмехнулся, пряча в карман орех.

***

Спица щелчком сбил пепел в лоток, заваленный хлопьями грязной ваты. Плеснул спирт, чиркнул спичкой. Пламя сожрало сырые комки хлопка, не поперхнулось.

Врач устало откинулся к стене. Под конец смены согласно гудели ноги и голова. По счастью, нынче его маленькая доморощенная лекарня пустовала. Каникулы, можно сказать. Вакации. Не сезон. Самый свежий пациент, подкидыш Крокодила, так и не помер. Упрямый парень, цеплялся за жизнь сахарными зубками. Спица таких уважал.

Но не любил.

Выбирать, однако, не приходилось, Скорпионовы братья, приняв оплату, не бросали клиента. Оттягивали даже самых безнадежных. Мета братьев, стилизованный рисунок скорпиона с поднятым жалом, гарантировал неприкосновенность и безопасность пациента. Братство раскинулось сетью, проросло грибницами на многих и многих Хомах. Об их существовании знали и гвардейцы, и Князья, и сама Башня, но конфронтации не случалось. Каждый делал свою работу.

Спица открыл ихор, возвращаясь к недочитанной статье. Старался быть в курсе, тем более что на теневом рынке активно обсуждали волнения Лута. Это пагубно влияло на поставки дикоросов-эндемиков и прочих контрабандных радостей. Убытки. Облом закупок.

Когда Оловянный в очередной раз шевельнулся и попытался приподняться, Спица вытянул ногу и каблуком толкнул кушетку. Та громыхнула, как подвижной состав, а паренек откинулся на подушку, проглотив стон и судорожно комкая серое одеяло.

Так-то лучше. Боль, она лучший учитель.

— И на кой ляд я тебя вытаскивал, обглодыш? — лениво поинтересовался Спица. — Еще рыпнешься — ремнями притяну.

— Я хорошо себя чувствую, — сквозь зубы выдохнул пациент.

Спица закатил глаза. Скажите пожалуйста. Подростковый максимализм во всей красе.

— Отлично. Значит, хорошо прочувствуешь и мою дубину в заднице, если опять выдернешь из себя капельницу.

Паренек прикрыл глаза. Облизал бледные губы.

От темной краски с волос подушка-плоскодонка сделалась пестрой, точно несушка. Крокодил перелицовывал сведенного конька?

Юноша оказался беспорочной белой масти, с синими глазами. Спица вдосталь покопался у него в мясе, улов получился богатым — восемь блестящих толстобоких пулек. Из них рукастый скорпион соорудил браслет и готовился задарить его пациенту на выпуск-выписку, на тонкое запястье. Как-никак, дипломная работа, билет во взрослую трудную жизнь. Первый бал, который он запомнит до конца существования.

Наверное, Спица был единственным человеком, кому повезло так досконально познать внутренний мир Первых.

Подумал, что хорошо бы поделиться новыми знаниями со строгой Костой, расшевелить любопытство главы Ордена Пряжи, разжечь профессиональный интерес и ревность… Но идею Спица не без сожаления отмел. Как ни нравилась ему лекарница, он собирался жить долго, богато и счастливо. Пусть и горьким бобылем.

— Я благодарен вам за помощь.

— Ага.

— Но мне нужно идти.

— Ходить ты будешь в утку, а дальше посмотрим, — Спица потянулся, наблюдая, как на скулы белого ползет румянец.

О, он знал таких. Привыкли к выносливости, преданности своих тренированных тел, и внезапно оказались в положении притопленных котят. Часто такие силачи начинали рыдать как младенцы, просить укольчик в попку и к маме на ручки, но Оловянный встречал боль сухими глазами.

Упрямый. Ноги отруби — на локтях ползти будет. Любопытное сочетание генетики и каждодневной натасканности. Как бы сказали Ивановы? Эфорат веников не вяжет?

Спица знал только, что щенок сбежит, едва ему подставит спину шанс.

В лазарете было тихо, лишь тяжело, с сипом дышал Глыба в другом углу. Остальные лежали смирно, потели, всхрапывали, попердывали, чесались во сне.

Белый закинул голову и смотрел на медовый краешек луны, приоткрытый зевком форточки. Может, искал подсказку по звездам.

Гадал по ним, как сам Спица — по внутренностям.

Когда белый очнулся, его первым вопросом стало — Нил? Нил в порядке?

Более чем, с усмешкой ответил лекарь. Он в полном порядке и он уже далеко.

Юноша больше ни о чем не спрашивал.

— Я так облажался, — сказал он тихо, наблюдая, как с потолка спускается паук.

— Забей. Все больные так делают, — Спица с наслаждением почесал кандальный рубец на щиколотке.

Болтовня с мальчишкой его странным образом развлекала. Первый чудно мыслил. И здорово рисовал — всю стенку измалевал, выклянчив реанимированный медицинским спиртом фломастер.

— Я не справился. Должен был видеть, угадать, а не справился. А они всего лишь люди.

— Со всего лишь револьверами, — охотно поддакнул Спица.

Стайные, судя по изрыгнутым пулям, цепные, системы жарсвет. Подобное оружие было туповатым, но страшным в своей массе, брыкалось меньше, нежели индивидуалки. Хорошо работали в количестве от пяти штук, их охотно брали для вооружения своих работяг бригадиры ночных дорог. На единицу валентность так себе, но на массу — хватит, чтобы завалить даже Исключение из Статута. Наемники нашпиговали Первого как праздничную утку, но ни один не попал в голову. А органы и ткани восстановились так быстро, словно Первый жрал стволовые клетки невинных младенцев.

Оловянный подставил пауку здоровую руку и тот перебирался по набитым костяшкам. Июнь, июль, август… У юноши были тонкие пальцы, изящные, почти девичьи запястья.

— Я думал, что сильный. Оказался слабым. Мой бр… Один человек предупреждал меня, что мир другой. Что я неверно его себе представляю. Он был прав.

Спица откинулся на стуле, завел руки за голову. Оскалился, блеснув коронками.

— А теперь посмотрим с другой стороны: ты завалил в одиночку около десяти человек, тебя нарезали пулями, как мятного кабана, но ты вот лежишь и трахаешь мой усталый мозг, а те ребята кормят своими кишками падальщиков Лута. Вывод?

— В Луте есть падальщики.

— Кончай ныть. — Припечатал Спица, размазывая бычок. — И, кстати, не думай, что я не заметил твоей стрельбы глазами по окну. Сразу предупреждаю: пока ты здесь — ты под моей ответственностью, сбежишь — будешь сам за себя, за свой сепсис и гангрену. Держи вот. Твой дружбан передал.

— Нил? — обрадовался синеглазый, ловя сверток.

— Нил, Нил-Крокодил.

Оловянный распотрошил передачку, нежно коснулся пальцами зеркальных лезвий, с особым бережением покрутил в ладони орех.

Сжал до хруста. Тот рассыпался. Пустой, даже без начинки.

Спица поднял брови.

— И что это значит?

Первый устало прикрыл глаза, откидываясь на подушку.

— Ничего.

***

Проклятый кашель. Словно каменная жаба в глотке скакала.

Глыба устало открыл глаза — не уснуть, понял — и вздрогнул. Малец стоял в изголовье, точно — тьфу-тьфу — предвестник смерти. Док на своем горбу приволок его неделю назад, пару дней тот валялся без движения и дыхания, а потом заговорил.

Они даже потрепались чутка: Крокодил оказался общим знакомцем. Глыба перекидывался с ним в картишки в компании двоюродного братца Пом Пона и какой-то одноглазой девки.

И теперь парень смотрел сверху, убрав тонкие руки в карманы брюк. Одежда висела на нем, как на пугале огородном. Не иначе, док с мертвяков стащил.

На выписку собрался?

— Чего надо? — Глыбе не хотелось говорить, но молчать под гнетом пристального взгляда было физически тошно.

— Ухожу. Составишь компанию? — безмятежно откликнулся юноша.

Глыба вновь закашлялся, до слез и рвотных спазмов.