- Мы в столовой были, там столы, навесы. Устали, только из рейда. Кто-то от реки мокрый шёл, купались. И была у нас радистка, Леночка, красоты неописуемой, все офицеры на неё любовались и пытались поухаживать. А тут мальчишка в форме бойца появился, с орденом на груди, вылез из-за стола где сидел, я тогда Решалу впервые и увидел, и подошёл к девушке. Знаешь, так робко руки на груди сложил, трогательно бровки поднял, и спросил у Леночки:

- Девушка, а вы животных любите?

Та знаешь, так насторожилась, внимательно на него посмотрела. Я уже потом узнал, что Решала за те два дня, что они у нас были и фильмы показывали, несколько раз над ней прилюдно пошутить успел. Как и с нашим военврачом Ириночкой, тоже красавицей. Поэтому ничего хорошего та не ожидала. Однако Леночка девушка бойкая, острая на язычок, потянулась так томно и сказала:

- Да, люблю.

А Решала ей, жалостливо, с надеждой заглядывая в глаза, сказал:

- Девушка, а возьмите меня к себе домой жить. Я такая скотина…

Тут весь зал грохнул. Ковпак описывал ту историю ярко, особо голос не понижая, размахивал руками, так что не удивительно что привлёк внимание всего зала и те нас слушали. Генерал, по-моему, сильно удивился этому, стал осматриваться, смущённо улыбаясь.

- Забавно, - улыбаясь, сказал Судоплатов. - И чем тебе сержант не угодили красотки?

- Тоже мне красотки. Ни сисек, ни поп. Одно радует, на мордахи смазливы.

- Ты и их фигуры рассмотреть успел? - похоже начиная догадываться что было, спросил Судоплатов.

- Я не подсматривал, разделся, и хотел искупаться. Кто же знал, что они за кустами? Вышли голые и визг подняли, давай гонять меня крапивой. Я же тоже без трусов был. Мне девять лет, о чём они вообще подумали? Бесстыжие. Извращенки. Мне года три-четыре расти до того возраста, о чём они надеялись. Не оправдал надежд.

Тут уже и Судоплатов не выдержал, коротко рассмеялся. Ковпак с улыбкой кинул и сказал:

- А уж как он пошутил над Ириной, это не встать ни описать.

- А вы попробуйте, мы послушаем, - предложил главный диверсант Сталина.

- Значит, дело было утром, когда все на завтрак выходили. Решала где-то нашёл конфеты, шаманское, всё это красиво так расставил. Ещё когда светло, чтобы никто не видел…

Ковпак рассказывал ярко, со смаком, тот явно тащился от тех розыгрышей, а спалил меня часовой, видел, как я там тихарился и раскладываю заготовки для шутки. Она кстати удалась. Главное, чтобы ты была не пошлой, а немного обидной и смешной. По три раза над обеими пошутил и хватит. Тем более мы дальше уходили. Хотя девчата отомстили, по-своему, подстерегли, при всех поблагодарили за науку, и по очереди, под завистливые взгляды всех мужиков и парней вокруг, смачно поцеловали. Не в губы, в щёки, оставив яркие следы помад. А мы поехали, и я с такими украшениями. Из принципа до вечера не стирал, вызывая смешки у нашей агитбригады и её охраны. Про это Ковпак тоже в красках рассказал, он присутствовал. А дальше меня отвели в один из кабинетов, свободных, и стали уточнять, какие планы и всё такое. Как я понял, те собирались меня куда-то пристроить. Вроде Суворовского училища. Ну да, прям бегу. В смысле, сразу и сбегу. Тут Судоплатов серьёзным голосом и пояснил. Я убивец, убиваю легко и просто, за войну научился этому. Он уже встречался с такими парнишками войны. Если хулиганы нападут, такие дерутся до конца, используя всё, от рук и ног, до ножей. И бьют насмерть. Для них это не просто драка, подрались и подружились, а драка насмерть. Много случаев таких было. И остаётся им одно, военная служба, где их инстинкты возьмут под контроль. В общем, лапшу на уши вешал красиво, и профессионально, я аж заслушался. И согласился попробовать. Меня ждало особое военной учебное заведение. Если что, свалю.

Судоплатов всё же наврал. Это было нечто вроде персонального ада для сотен мальчишек войны. Что там было? Учёба. Обычная на вид школа, много пропаганды, учили любить родину, и главное, ломали детей и подростков под свои идеалы. Я целых два месяца выдержал, пока в карцер не угодил, всё ждал, что будут учить чему интересному, но нет. Спортивные уроки есть, ходили строем, много политинформации, и всё. Так что прямо из карцера и свалил. А попал я туда после массовой драки всей казармой, табуретки летали о-го-го, но почему-то зачинщиком признали меня. Обалдеть логика, меня обворовали, и когда вернул своё, меня же и посчитали зачинщиком. А драка была серьёзная, хорошо охрана и преподаватели успели подскочить, там уже ножи мелькали. Семь порезанных к медику на койку попало. Многие, что сюда пребывали, были ещё в состояния войны, первым делом себе ножи делали, из ложек, зубных щёток. Находили массу способов, но и охрана бдила, стукачей у неё хватало, обыски чуть ли не каждый день. В общем, ладно. Послал там всех куда подальше и уже через час летел на юг. А что, начало октября, вдруг успею под конец бархатного сезона на черноморском побережье? Два месяца профукал. Да я там на принцип пошёл, хотел узнать, что будет дальше, раньше бы свалил, но к счастью до карцера дошло, это вполне серьёзная причина и вот снова свобода. Действительно, повезло, там уже тепло было, и я целую неделю купался в районе Поти, пока не пошли холода и холодные ветра.

Дальше была «Каталина» и долгий полёт в сторону Владивостока. У местных я купил неплохой чум, уже пурга, зима начиналась тут раньше, но я справился, и после непогоды, пересидев чуме, первым делом на охоту. Оленины что-то захотелось. Часть закопчу. 

Блин, снова перерождение. А ведь так всё хорошо было, жил на Дальнем Востоке, несколько раз посетив Барановичи, чтобы знакомые помнили обо мне. В первый раз в пятнадцать, получил комсомольский билет, мой первый документ, из-за этого и посещал. Потом за паспортом, тут же помогли прописаться в фабричном общежитии города, и снова появился в Барановичах, когда весенний призыв шёл. Повестка уже ждала, медкомиссия, и я молодой призывник, но орденоносец, попал… да, в пограничные войска. Три года службы пролетели быстро, для кого-то они тянуться кажется десятилетиями, а у меня быстро. И вот молодой дембель ехал на восток, на Владивостокском экспрессе, там меня и сняли, в районе Владимира, и в наручниках в Москву. Органы госбезопасности пошли на решительный шаг, завербовать меня в свои ряды те желали с какой-то маниакальной упорностью. На заставе и командир мой, и вербовщик приезжал, уговаривали всеми силами. Вежливо, но посылал. Мне это было не интересно. А тут сняли, и по сути силой сунули в лагерь подготовки. Я даже и не понял чего, меньше недели пробыл, то ли спецагентов, то ли оперативников-боевиков. Я убил преподавателя, злой чёрт, и на рывок. Оказалось, этого ждали, готовились, решили к службе повязать меня кровью и сроком. Правда, что до смертоубийства дойдёт, вряд ли ожидали, но брали меня жёстко. Ещё восемь трупов, и выстрел в спину с вышки от часового. А я хотел свалить, а потом вернутся, на тяжёлом танке, и всё тут расхерачить. Жаль, не вышло. А ведь у меня жена и двое детей остались. В северном поселении, богатая семья, два своих чума, оленей две сотни, оружия пять стволов. Ничего, богатая вдова, нового мужа найдёт.

Я же, закончив с мысленной диагностикой тела, решил наконец выяснить куда попал. В кого даже и выяснять не хочу, потому что знаю. Снова в семилетнего малыша, которого точно зовут Терентий. Подняв руку, рассмотрел силуэт, но не более, темно, ночь, а ночного зрения нет, я ещё не провёл активацию Дара. Однако, похоже я наполовину завален кирпичными облаками. Правая рука, и всё что ниже, зажато ими, свободны голова и левая рука. Ею и ощупывал всё вокруг. Всё тело болело, ноги особенно, никак переломы. Слабость сильная, похоже немалая кровопотеря была. Везёт же мне в такие переселения, где я в погибающих мальцов попадают. Интересно, где я и в каком времени. Что это? Война или банальный взрыв бытового газа? Вот лежи и гадай, а так вокруг стояла удивительная тишина. Несмотря на слабость, сильное обезвоживание и голод, я стал левой рукой осторожно скатывать кирпичи, обломки поменьше, на крупные сил не было, и убирать в сторону. Так мне удалось освободить правое плечо, похоже оно сломано, ключица точно, рваная рана на виске, заливала часть лица и правое ухо. Потом и правую руку освободил. Эта в двух местах сломана, опухла чуть. Тут я замер, услышал голоса, и чем дальше, тем ближе и отчётливее. И говорили на немецком. Чёрт, война всё же. Да я как-то от неё уже устал.