Д е д (раздраженно). Ты не можешь быть повнимательней?
И р и н а. У меня страшные боли…
Д е д. Открыл лекарство от рака и секрет унес с собой, потому что поссорился с коллективом…
И р и н а (вскрикивая). Чтоб я больше не слышала о мертвецах!
Д е д. Тихо! Чтоб я больше не слышал о родах!
И р и н а (помолчав). В канун Нового года люди словно крепче любят друг друга… не заметил?
Д е д (ворчливо). Нет.
И р и н а. В прошлом году встречаюсь я с одним… перемолвились как-то словом, давно, я уж и забыла. Глядит на меня долгим взглядом, берет за руку и говорит: «Пойдем, застанем еще этот год». (Смеясь.) Так, с бухты-барахты.
Д е д. Свихнулся?
И р и н а. Нет… то есть не думаю.
Д е д. Ты ему дала по руке?
И р и н а. Да, но не могу забыть выражение отчаяния на его лице… будто человек тонет… и — кто знает? «Пойдем, застанем еще этот год…»
Д е д. Нахал какой-то.
И р и н а. Нет. Ты что подумал? Ничего такого. Прибыл в село с эшелоном и хотел повести меня в кино, знаешь, похвастаться, что фильм посмотрел со мной… в уходящем году. Успел еще что-то сделать в уходящем году.
Д е д. Мне бы застать… наступающий. (Смеется.) Но все косточки ломит…
И р и н а. Вроде раньше не болели.
Д е д. Раньше плоть страдала… теперь вот — кости… (Пауза.) Почему ко мне рак не пристал?
И р и н а. Бог тебя не сподобил…
Д е д. Тогда знал бы, отчего помираю… смирился бы, даже гордился, что у меня серьезная болезнь, неизлечимая… Я спросил у санитара: «Раз уж пришла пора помирать… хотел бы я знать, скажи, пожалуйста… у меня рак, не так ли?» Отвечает: «Нет». «А что у меня?» Говорит: «Не знаю. Похоже, что ничего». (Сердито.) Почему же перед лицом смерти твоя наука помалкивает?
И р и н а. Моя?
Д е д. Твоя. Я тебя в школу отдал… Ты учительница. Ваша наука — ученых, учителей, докторов. Почему он сказал: «Не знаю»?
И р и н а. Он не доктор, а ветеринар.
Д е д. Какая разница! Все одним миром мазаны. Вот только Пайку, может быть, что-то нащупал… но его, видите ли, коллектив не понял… Жаль! Я как-то в телеге слышал про него разговор. Все его оплакивали.
И р и н а. Теперь, если кого позовешь, тот же ветеринар придет…
Д е д. Вот как эта жизнь проходит. (Стонет.)
И р и н а. Та приходит…
Д е д. Пришла… она уже под кроватью…
И р и н а. Может, под моей кроватью, да заглянуть не могу…
Д е д. В твоем животе. (Смеется.)
И р и н а. Некоторые при малейшей простуде теряются… Двух слов связать не могут… Паникуют. А ты, отец, кто бы подумал. Если кто со стороны услышал бы тебя… не видя, что ты в гробу, просто услышал, как ты шуткуешь… решил бы, что ты или разыгрываешь кого-нибудь, или к свадьбе готовишься…
Д е д. Назовем ее свадьбой… коль иначе нельзя… не зря, видно, я так принарядился.
И р и н а. Всегда ты смеялся в лицо опасностям.
Д е д. Делать нечего, смеешься. Видел я одного на фронте… снаряд разорвал его на мелкие кусочки, а он все с улыбкой на губах. Только одна губа тут, а другая за несколько метров… Говорил он что-то чертовски смешное… но разобрать было трудно… трава прорастала сквозь его смех. (Пауза.) Сколько прошло лет после моей смерти?
И р и н а. Меня спрашиваешь?
Д е д. Не с собой же я говорю.
И р и н а. Я с призраками не разговариваю.
Д е д (стонет). Будто ушел я… лет сто тому. Сто… целковых… то есть я хочу сказать — годов… Язык не слушается… (Испуганно.) Я бредил?
И р и н а. Капельку… Ты считаешь себя давно умершим…
Д е д. Откуда мы знаем, что это не так? Засвети, поглядеть хочу…
И р и н а. Не могу…
Д е д. Вот видишь? (Пауза.) Я думал о Рите, твоей матери… уже лет сто… с тех пор… сто… готовых, целковых…
И р и н а. Отец!
Д е д. Кто говорит?
И р и н а. Кто? Это ты заговариваешься?
Д е д. Уже прошло… Будет так проходить и потом?
И р и н а. Кто?
Д е д. Время… тоже так быстро?
И р и н а. А я-то почем знаю?
Д е д. Враз меня силы покинули. Тебе еще долго?
И р и н а (решительно). Я передумала. Я выкину. (Орет.) Не хочу. Уже не хочу рожать. (Тихо.) Какой смысл? Страшно жить… как жил ты… войны… нищета, засуха… мертвецы справа и слева…
Д е д (сердясь). Ну и что? Это твои мертвые… как от них откажешься? Не суди ты меня, не то сейчас вылезу из… подойду к тебе… и дам… пару тепленьких… я еще не отошел в мир иной… что ты меня судишь, курица? (Закашлялся.) Слыханное ли дело?
И р и н а. Я уже не хочу…
Глухой шум на половине Ирины, возня.
Д е д. Разрешилась?
И р и н а (гневно). Убью его! (Кричит.) Не хочу никого приводить в мир… Не могу больше… Лучше прикончу его во чреве. Ему же лучше… ничего не почувствует. Как на листочек наступить… ему не больно… и от зимней вьюги его спасешь. (Плачет.)
Д е д. Плачешь — значит, жалко. Ничего ты ему не сделаешь. Это дамские штучки. Будь ты крестьянкой, тебя бы не заносило… Разнежилась в городе… Все живое должно жить.
И р и н а. Тогда зачем ты помереть собрался?
Д е д. Я свое пожил… Ого, с лихвой пожил! Не век же вековать… Так говорил и дед Пэтру, бедняга… А прожил век да еще половину. Съедал за столом ягненка и спал — зимой ли, летом — на завалинке.
И р и н а. Когда он говорил про век, имел в виду второй…
Д е д. Верно, а то как же? Он видел своих внуков, правнуков и праправнуков. Был как дуб, забытый на поляне, все ждал, когда в него молния ударит. Все село его помнило старым… лет сто его дедом называли. (Вздыхая.) И мне давно говорят — дед, да не знаю — успею ли дедушкой стать. (С надеждой.) Успею?
И р и н а. Не знаю. (Грустно.) Боюсь, что он умер… Не шевелится. (Испуганно.) Вдруг и вправду умер! Слишком сильно я его била…
Д е д. По заду била? (Уверенно.) Ничего с ним не станется. Материнский шлепок всегда впрок.
И р и н а. Ой! Шевельнулся. Живехонек… (Ласково.) Сыночек…
Д е д. Назови его именем моего деда… Ионом.
И р и н а. А, нет… ни в коем случае! Еще один Ион! Лучше — Стан.
Д е д. А мне не нравится. Знал я одного Стана, так тот всю жизнь коз пас… Лучше уж — Георге.
И р и н а. Не хочу.
Д е д. Яков?
И р и н а. Слишком уж в хвосте… календаря… все впереди него.
Д е д (нетерпеливо). Ладно, только не назови его Джеком, или Джоном, или вроде того, иначе к черту пошлю, не признаю внуком. Не испоганьте имя парню…
Пауза. Шум в комнате старика.
И р и н а. Что там? Чем ты гремишь?
Снова шум.
Эй, что случилось? У тебя же не было сил! Что ты вещи двигаешь?
Д е д. Ничего особенного. Я все-таки залез в ящик… в ладью… в Ноев ковчег…
И р и н а. Охота тебе баловать…
Д е д. Здесь потеплей. Я продрог, а здесь вроде потеплей…
И р и н а. Ты себя лучше чувствуешь?
Д е д. Что-то еще держит… под ребром… (Смеется.)
И р и н а. Держит?
Д е д. Под ребром… с той стороны… Недалеко я уплыву в этой ладье…
И р и н а. Тебе еще плавать охота?
Д е д. Именно. Человек смолоду рвется землю обойти, а как прижмет его косая, лезет в змеиную нору. Пес и тот, как смерть почует, приползает домой и испускает дух на пороге…
И р и н а. У порога.
Д е д. Верно говоришь… я как раз у порога. Но дух испустить не могу, пока внука не увижу. Слышь?
И р и н а. Что?
Д е д. По нашему обычаю… придут те самые на бдение.
И р и н а. Зачем, кто?
Д е д. На бдение… так говорится. Побыть, значит, с покойником в первую ночь… когда душа его еще в доме. Их долг — составить ей компанию, чтобы не томилась она в одиночестве. Обычай таков. У этих гостей длинный язык, сквернословят, не знайся с ними. И разряжены черт знает как. И болтают невесть что. Не пугайся. И я не раз ходил на бдения, родичам покойного легче от их дурачества. Отвлекаются. Человек умер — так это не значит, что всему конец. Живые должны отвлекаться. Чтоб горе не заполнило… Живые свою жизнь должны прожить… (Другим тоном.) А сейчас вот мне пить хочется.
