Из комнаты Мелании доносятся звуки скрипки.

Л и я (глядит вверх и прислушивается). Кто там играет?

М а р к у. Моя дочь, Мелания. Учится в консерватории. Нынешняя молодежь все больше тяготеет к искусству. Повсюду встречаешь художников, актеров, поэтов и прочих «мастеров абстрактного», если можно так выразиться. И это значит, что жизнь становится лучше. Даже если некоторые из этих молодых строят из себя непонятых гениев.

Л и я. А какими они были в ваше время?

М а р к у. Во времена моей молодости? Тогда воевали в окопах.

Лия подносит руку к чемоданчику, хочет включить магнитофон.

Нет, нет… Что вы делаете? Я же вас просил. Я еще не готов к интервью. Знаю, вы за этим приехали из Бухареста, но, видите ли, я очень эмоционален, эта аппаратура внушает мне страх. Подождем немного, хорошо? Пока приедет Онига… Может быть, его присутствие меня успокоит. (Его осеняет мысль.) Знаете что? Лучше вам сделать репортаж о нас обоих. Обо мне и об Ониге.

Л и я. У меня определенное задание: взять интервью у ученого, у выдающегося исследователя в области сельского хозяйства Марку Онофрея.

М а р к у. Что плохого, если вы возьмете еще одно интервью у строителя? Никак не пойму… Вместо одного интервью вы привезете два, получится перевыполнение плана.

Слышится шум автомобиля.

(Устремляется к окну и возвращается разочарованный.) Представьте себе, я волнуюсь, как ребенок. До чего же смешно! Еще пива?

Л и я. Нет, спасибо, я уже много выпила.

М а р к у (наливает ей). Подождем… Я вам уже говорил, что во время войны я охранял склад в горах. На протяжении многих месяцев Онига был моей единственной связью с внешним миром… Там я научился ждать.

Л и я (показывает на посылку у двери). А это что?

М а р к у. Понятия не имею. Как ни странно, я не знаю. Адрес на посылке — наш, но никакой фамилии не указано; вот я и не стал ее вскрывать, подумал, что кто-нибудь решил разыграть меня. Друг, которого я жду, — человек известный, но он любил иногда пошутить. В молодости по крайней мере у него была такая привычка. Раньше послать какой-нибудь сюрприз, чтобы напугать. Вы знаете сказку про змея, который возвещал о своем приходе, бросая раньше палицу?

Л и я. Раньше чего?

М а р к у (удивленно). Раньше чего? Сам не знаю! Помню, что палица ударялась о ворота не то крепости, не то замка… (Пауза.) О складе в горах было известно только мне и Ониге, одному товарищу из Центра — его имени я не знал — и еще генералу, который умер от того, что натер ногу сапогом; он любил сапоги из тонкой кожи, начищенные до блеска, и из-за этого умер — натер ногу, и там, в горах, дело дошло до гангрены, он и скончался. Таким образом остались мы с Онигой да еще тот товарищ, имени которого я не знал и, как ни странно, до сих пор не знаю!.. (Отпивает из стакана глоток, затем с удивлением.) Это не пиво!

Л и я (пробует). Действительно… Не пиво!

М а р к у (рассматривая пивную бутылку). Правда ведь? Что же это? (Пробует снова.) Это — ром… (Удивленно.) Каким образом в пивной бутылке оказался ром?

Л и я. Это не ром, а «Рон…», «Рон Кейни», поверьте уж мне. Его полагается пить гораздо меньшими дозами.

М а р к у (отводит стакан от рта). Да?.. «Рон Кейни»!

Л и я. А ваши дети? Где они учатся?

М а р к у. Петре — на юридическом… а теперь… он злится. Не спрашивайте почему. Я могу только предположить, что его выводит из себя визит Ониги. О Мелании я вам уже говорил. Скоро поедет за границу. Ее пригласили на фестиваль камерной музыки в Зальцбург… Нет… нет… В Эдинбург… постойте, что-то в этом роде… или Мариенбад.

Л и я. В Мариеибаде — кинофестиваль.

М а р к у. Правда? Может быть, Рошфор? (Присвистывает, ставит стакан на стол.) Действительно, это довольно-таки крепкий напиток. А вы еще хотите взять у меня интервью… Почему именно у меня? Нет ли здесь ошибки? Я живу как все…

Л и я. Ошибки у нас бывают, но в данном случае все верно… Вам что, так трудно признать, что вы незаурядная личность?

М а р к у. Ах вот вы как… Все дело в том, что я не очень-то люблю о себе говорить… Разве это проявление неучтивости?..

Л и я. Нет, скорее всего — скромности…

М а р к у. Петре утверждает, что это хуже чем скромность… Мой сын считает, что из-за этой черты характера моя жизнь не удалась… Что я мог бы достичь гораздо большего, если б повседневно заботился о самоутверждении. Вы меня понимаете? Но я никогда не стремился к чему-либо особенному, хотел быть лишь тем, кем являюсь: скромным ученым, приносящим пользу окружающим. Впрочем, вряд ли я мог бы стать кем-нибудь еще… Зачастую моя голова уподобляется счетной машине, там жужжат цифры, формулы… Даже здороваться забываю… (Смеется.) Вот Онига, тот совсем другой, но, как ни странно, его манера поведения тоже не устраивает Петре… Онига в некотором роде — полная противоположность моей «отрешенности», и тем не менее там, в окопах, мы прекрасно ладили, великолепно дополняли друг друга. (Пауза.) В газетах много писали о нашем подвиге в горах!.. (Пауза.) Я собирал все газеты и хранил, вероятно потому, что был молод и гордился этим подвигом. (Пауза.) Собирал я, может быть, еще и потому, что Онига после той аварии находился в больнице, а я ждал, пока он поправится, чтобы вместе заняться каким-нибудь делом. Я вам говорил, что Онига попал в авиационную катастрофу? Итак, я покупал по два экземпляра каждого номера, чтобы дать Ониге комплект, когда он выпишется из больницы. Он выписался, но не успел ко мне заехать, его срочно направили на какую-то далекую стройку… Он слал мне письма, извинялся, утверждал, что приедет и мы долго не будем расставаться.

Пауза.

Л и я. Налейте мне, пожалуйста, еще немного.

М а р к у. Пейте на здоровье, представьте, что вас обслуживает бармен в буфете телецентра. (Пауза.) Вы говорили, что пишете и комментарии к фильмам. Над каким фильмом вы работали перед приездом сюда?

Л и я. Над фильмом о сталактитах… и сталагмитах. О терпении. Идея комментария — сходство людей со сталактитами и сталагмитами. Глупый комментарий! (Какое-то время прислушивается к упражнениям Мелании.) А если он не приедет?

М а р к у (удивленно). Онига?!

Л и я. Как бы там ни было, я должна вернуться двенадцатичасовым ночным поездом. Можно отсюда позвонить в Бухарест?

М а р к у. Конечно. Вот телефон. (Ведет ее в соседнюю комнату.)

Их силуэты видны сквозь старинную стеклянную стену, отделяющую гостиную от столовой. Улыбаясь, М а р к у  возвращается со стопкой газет. Медленно, как зачарованный листает их, его взгляд выражает радость. Вдруг появляется  П е т р е, будто он все время находился на сцене. Не вынимая рук из карманов кожаной куртки, молча смотрит на отца. У него вид раздосадованного человека, который неоднократно присутствовал при этой сцене, сам ее не одобряет, но ничего поделать не может. Марку поднимает глаза и видит его. Чуть улыбаясь, продолжает заниматься газетами. Берет несколько из них, хочет показать сыну, затем нетвердой рукой кладет на место и начинает снова их перебирать. Просматривает. Его взгляд выражает множество чувств: укор, страх, усталость, нежность, одержимость, гордость, любовь, стыд… Оба молчат. Из соседней комнаты тихо, монотонно доносится голос Лии. П е т р е, взглянув в комнату, где виден силуэт Лии, исчезает так же незаметно, как появился. М а р к у  уходит. Раздается звонок. Входит  О а н а, нагруженная покупками.

О а н а. В этом доме некому дверь открыть. (Смотрит вверх, прислушивается к упражнениям Мелании.)