— Что он тебе пообещал? — попытавшись сохранить зрительный контакт спросил я.

Рассудок бедолаги был в полном раздрае и лишь осознанный разговор мог хоть на миг напомнить Холмскому что он человек, а не марионетка. Этого мига промедления будет вполне достаточно, чтобы его обезвредить, но безумие в глазах Холмского только усиливалось.

— Я убью тебя… Убью… — совершенно не слыша меня заявил Холмский, — и он вернет все как было… все станет как раньше… обязательно… станет!

Сказав последнюю фразу, Артур Михайлович неожиданно замолк и замер на месте. Его дряхлые руки сжались в кулак и эфирное возмущение ужасающей Силы обрушилось на меня одновременно с толчком земли.

Перекатом уйдя в сторону, я краем глаза заметил, как из того места, где я стоял секунду назад, взмыла вверх сплошная горная порода.

Разрывая землю, словно бумагу, десятки огромных пластин магической стихии нависли над низиной со всех сторон и тут же обрушилась на нее сверху, с диким грохотом погребая под собой всех, кому не повезло оказаться внизу.

Землетрясение, вызванное ударом, вырывало с корнем деревья, выворачивало землю и заволокло пылью все пространство.

Последствия удара такой мощи оказалось не способно просчитать даже «Око». Ловушка была явно подготовлена заранее и все что я мог сделать сейчас, это не дать врагу добить раненных.

То, что Анна Зверева, Прохор Семенович и Федор Романов пережили удар и защитили Елецкого я не сомневался. «Око» мне для этого было не нужно. Интуиции Ловца, проснувшейся вместе с Мином было вполне достаточно.

Я вернул свой взгляд на продолжающего улыбаться Холмского, с пальцев которого осыпались песком древние перстни, а следом за ними из изнеможденного и постаревшего за последние дни лет на двадцать тела бывшего Рюриковича исчез и весь эфир.

Проклятие Рюрика мгновенно наказало Артура Михайловича за нападение на императора, но ему было плевать. Лишившийся рассудка Холмский улыбался и без конца бормотал что убьет меня.

Даже когда он обессиленный завалился на бок и оставшихся в его теле сил едва хватало на то, чтобы дышать, Холмский продолжал скалиться и бросаться клятвами меня убить. Клятвами безумца, которым не суждено сбыться.

— Движение на три часа, — дал сигнал Мин.

Потеряв всякий интерес к уже не представляющему никакой опасности Холмскому, я повернул голову направо, где из леса выступил знакомый силуэт. Загорелый, поджарый мужик в военной форме и косой черных волос. С его хмурого лица стекала кровь, а видок был изрядно потрепан.

— Доброго дня, Тарас Степанович, — приветственно кивнул я Суворову и тот замер как вкопанный.

На лице моего бывшего инструктора явно читался подавленный гнев, а сжатые в ярости кулаки Тарас Степанович очень хотел пустить в ход, но атаки не последовало.

— Ничего доброго в нем нет, — хмыкнул взявший себя в руки Суворов и вцепился своими могучими ручищами в торчащий обломок плиты.

Вены на его лбу вздулись, твердые как камень мышцы напряглись и ему за спину улетел многотонный кусок магической стихии, освободив проход в три метра длинной.

Еще десяток тысяч подходов, и он откопает низину.

Спустя несколько секунд со всех сторон из леса начали выходить потрепанные отряды военных, среди которых я узнал с десяток свободных родов и даже пятерых представителей клана Рюриковичей. Одних только Суворовых было полтора десятка, а еще были Щепины, Гагарины, Озерецкие.

И каждый без исключения принялся раскапывать завал. Михаил Елецкий времени зря не терял и за двенадцать лет таки смог найти себе лояльных союзников, что не могло не радовать.

Ибо их с лихвой хватило чтобы уничтожить всех, кого Илья Невский послал в эту самоубийственную атаку. Только это были лишь пешки, что заставили проявить себя всех до единого скрытых союзников Елецкого.

— Подсобить не хочешь, Соколов? — рыкнул на меня Тарас Суворов, откидывая очередную глыбу.

— Неа, — улыбнулся я и кивнул в центр завала, где едва заметно ворохнулся камешек.

Тарас стиснул зубы и принялся с натугой поднимать следующий магический камень, вес которых был стократно выше обычных, а я пошел к машине.

Через еще десяток откинутых Тарасом камней, или пять земных минут, из-под этого завала, помимо прочих, вылезет страдающая клаустрофобией Зверева. И когда это случится я хочу быть от этого места как можно дальше.

Статный рыжеволосый мужчина в массивной красно-золотой накидке задумчиво потирал щеку.

Из открытого ростового окна доносился гвалт толпы. Под ногами вибрировал пол от сверл рабочих, монтировавших дополнительный слой укрепления. За казавшимся неприступными стенами не прекращались обеспокоенные шепотки.

Но властного мужчину, сидящего на главном элементе мебели в тронном зале, волновала вовсе не суета. Царившая вокруг обеспокоенность и беспорядок лишь слегка отвлекали, но, в целом, не являлись проблемой.

Настоящие проблемы всегда подбирались незаметно. Со спины, а не крича в раскрытые окна, шепчась за дверью или вибрируя под ногами.

Весь этот шум создан, чтобы отвлечь мысли и взор государя от главного.

Истинного.

Того, что должно ускользнуть от человеческого внимания, но, как император, Михаил Елецкий не мог позволить этом случиться.

Император.

Мужчина в очередной раз усмехнулся, мысленно назвав себя в этом ключе.

Уже двенадцать лет он сидел на главном троне самой могущественной империи на планете. Одно его слово было способно менять судьбы миллионов людей и поворачивать ход истории. В его руках было столько власти, что любой другой на его месте должен бы был ей упиваться и каждый день благодарить бога, что выбор кланового артефакта пал на него.

Но Михаил Елецкий не радовался двенадцать лет назад, когда в его поместье в Ельце ворвались гвардейцы и взяли его семью под защиту, объявив тем самым во всеуслышание волю давно почившего предка.

Не радовался Михаил Елецкий и сейчас, сидя в своей резиденции, которую готовили к грядущей войне.

Как-то не было поводов и времени радоваться.

От бесконечной вереницы дел и встреч, Михаила Елецкого спасал лишь сон. Да и там покоя государю не было. Вместо отдыха уставший разум был вынужден раз за разом лицезреть мир в огне и горы трупов на бескрайних землях русских. Мрачное будущее, которое нависло над империей и исправить которое было по силам лишь одному единственному потомку Рюрика из ныне живущих.

Михаилу Елецкому.

По крайней мере именно так говорили тысячи голосов родовых предков, а они не ошибаются. За двенадцать лет не ошиблись ни разу. Как не ошибается и сам бессмертный Рюрик, которому ведомо не только прошлое, но и будущее его главного детища.

Тяжело выдохнув, государь решился и взмахнул рукой.

Массивные двери большого тронного зала распахнулись и впустили внутрь четырех высокородных господ, что терпеливо ожидали аудиенции добрых двадцать минут.

Задерживать их более государь не хотел, сочтут немилостью, а ведь их причина нахождения здесь более чем приятная.

Все любят подарки и награждения.

А эти четверо заслужили поощрения больше прочих.

Государь дождался пока все четверо выстроятся в линию и склонят голову, после чего сам поднялся на ноги в знак признательности и расположения.

— Господа! — властно начал император всероссийский, как только сел обратно на трон, — в этот поистине непростой для родины час, в тот миг, когда она нуждалась в помощи больше всего, откликнулись вы! Именно на таких свободных родах как ваши держится могущество нашей империи! Если бы хотя бы половина моих родичей из клана Рюриковичей были похожи на вас, то ничего подобного с нашей империей бы не случилось!

— Благодарим на добром слове, государь! — нестройно отозвалась четверка.

— Князь Аничков Андрей Алексеевич, — повелительным тоном произнес Михаил Елецкий и поджарый блондин в светлом сюртуке сделал шаг вперед, — твой водный купол спас мне жизнь и отныне я желаю покидать княжество исключительно в твоем сопровождении. В качестве главы Императорского департамента внутренних дел.