Хочу на реку, заявляет дитятко, и выражение у него такое, будто он одаривает мир своею милостью. Он хочет на реку! Родители бросают свои дела. Отец натягивает пиджак, и вид у него чрезвычайно ответственный, почти как у охранника порохового погреба. Пес перестает дремать и тоже выражает готовность прогуляться. Приподнимается на передние лапы и облизывает сморщенные брыли, потом на удивление проворно обегает вокруг хозяев и, виляя крепким задом, всячески дает людям понять, что не прочь составить им компанию. Ну что ж, пошли, решает их маленькое высочество, и они отправляются втроем.

Река, пробиваясь меж крутых берегов, в полном соответствии с законом всемирного тяготения, руслом своим выписала здесь какое-то подобие буквы S, словно хотела поставить подпись на этом листочке края. Ее воды, текущие откуда-то с Высочины, помимо прочего, выполняли роль дешевых и удобных уборщиков различных отходов человеческого житья-бытья. Где-то в деревне, в верховьях реки, положили под квочку утиные яйца, а поскольку осталось место, добавили туда и обычное куриное яйцо. Прошло время, вылупились утята, и невзирая на протесты матери-курицы, устремились прямиком на гладь реки. Увлекли за собой они и глупого цыпленка, оставив на произвол судьбы во враждебной ему стихии. Течение подхватило его как щепку и понесло вниз. И здесь, на излуке реки, пристал он, словно неживая вещь, к берегу, зацепившись за деревянную колоду, среди другого мусора, подгоняемого сюда справа и слева по краю стремнины.

Наши путешественники приблизились как раз к этому месту и оказались возле той самой колоды. Там птичка, хочу птичку, завопил мальчуган, завидев в воде безжизненное существо. Нельзя, нельзя, птичка мертвая, пытался утихомирить его отец. Но тот, подобно сирене, заорал на всю округу: «Хочу птичку!» И все тут. Пес был приучен выполнять волю своих хозяев и, не мешкая, полез в воду. Не успели его остановить, как он подхватил комочек и вынес его на сушу. Отряхнулся от воды, сел и посмотрел в лицо хозяину: выполнил, мол. Мальчик взял цыпленка за ноги и со словами «пошли домой» повернул назад. Отец и пес послушно затрусили за своим деспотом. Цыпленок висел головой вниз, а отец, следуя по пятам за сыном, прикидывал на ходу, как бы выйти ему из столь щекотливого положения. Дорога подходила к концу, а он ничего умного так и не придумал, зная наперед, коль скажет он что-нибудь невпопад, мальчик поднимет на ноги целый свет.

— Куда летишь? Ведь мы хотели побыть у воды, — попытался он остановить бегство, — пошли пускать кораблики!

— Не хочу кораблики, у меня птичка!

— Но птичка мертвая, она умерла!

— Вовсе не умерла, она шевелится!

— Как же она может шевелиться?

— Шевелится.

Это была правда. Цыпленок ожил. Теплилась в нем искорка жизни, и когда вызволили его из негостеприимной стихии реки, она разгорелась. В тепле кухни, потом, при неустанной опеке всего семейства он ожил, преобразившись в шустрое созданьице, вездесущую и проворную непоседу. Мальчик позабыл обо всем на свете и стал опекуном цыпленка, ведь это именно он, — так казалось малышу, спас того от неминуемой смерти. Он шага без него не ступал, всюду тащил за собой, даже за стол, и, в конце концов, цыпленок освоился настолько, что клевал его рогалик и пил из его чашки. И, подобно своему спасителю, стал настоящим деспотом: беда, если кто из домашних осмеливался ему не потрафить. И вследствие этого довольно скоро стал в тягость всем — путался под ногами, оставлял после себя неприятные следы и, не переставая, верещал, так что у взрослых голова шла кругом. Но противиться желанию мальчугана никто не смел.

Однако, как уж это повелось, и самая дорогая и великолепная игрушка со временем надоедает, вот и мальчик утратил к цыпленку интерес, и хозяйке удалось выпроводить того во двор, где, согласно естеству, пернатому и надлежало быть. А там он и вовсе исчез из поля зрения своего спасителя.

Жизненное пространство пса, помимо небольшого двора, включало еще и обширный сад. И когда боксер не спал, а бодрствовал, он бродил по саду, разгуливая между грядками. Его приучили по грядкам не бегать, он к ним и не подступал. Изнутри забор окаймляли с трех сторон густые заросли малины. Вся эта зона была настоящим собачьим эльдорадо. Немного воображения, и без труда можно представить себя в настоящих джунглях, где на каждом шагу тебя поджидают всевозможные приключения. А если, например, псу доводилось задремать возле унылой и загаженной нечистотами городской части реки, он довершал свои фантазии картиной бурного и полноводного потока, а через чащу малинника по краям забора, пробирался, как сквозь глухие и непролазные дебри. На случайно забредшего сюда крота — первого живого зверя, которого боксер тут повстречал, — он набросился с такою яростью, словно это был двенадцатипудовый дикий хряк. За весь долгий день в эту часть сада не забредала ни одна живая душа. Только весной, во время посадочных работ, да осенью при сборе урожая суетились здесь люди. А так это были исключительно его владения. Вот ночью, навострив уши, готовься отразить нападение и оказать сопротивление, потому что за низкой задней частью забора тянулась заброшенная тропка, куда повадились ходить на разбой всякие вредители, вроде нахальных котов да хитрых ласок и хорьков. И к утру боксер сипел, нарычавшись до хрипоты, на этот сброд у щелей забора. Ухвати он кого за шкуру, разорвал бы на куски.

Когда цыпленка выдворили из квартиры, он стал во дворе персоной номер два. Собственно говоря, виновником создавшегося положения оказался сам пес, ведь это он вытащил полумертвого цыпленка из воды. Тем не менее такому обществу был боксер спервоначалу не рад, если не сказать больше. Голенастое существо, чересчур любопытное и назойливое, держалось в сторонке всего только день. Уже на следующий день, с самого утра, оно попыталось освоить его теплую будку, улучив момент, когда пес, по своему обыкновению, обходил заросли, и даже попытался воспротивиться, когда хозяин пожелал выпроводить его. На третий день цыпленок забрался на крышу будки и устроил там себе насест, раз и навсегда пренебрегши гнездом, которое для этой цели ему специально соорудили. Наконец, нечаянные сожители привыкли друг к другу, поскольку одиночество хорошо лишь в меру, и создали коллектив, став неразлучной парой.

Во время все усыпляющей сиесты пес вытягивался на площадке перед будкой, наслаждаясь полдневной жарой, цыпленок садился ему на переднюю лапу и дремал вместе с ним. Но боксер разлеживал на припеке довольно долго, пока солнце не садилось. Писклявый цыпленок выдержать этого никак не мог и спустя какое-то время отправлялся прогуляться по грядкам. Как только жара спадала и ленивая дремота покидала пса, он сразу спохватывался о подопечном: где он? И пускался в поиски, пока не находил. Частенько же случалось, что пес цыпленка отыскать не мог, потому что в своей непоседливости тот переступал дозволенные границы в буквальном смысле этого слова. Он высмотрел в заборе места, где щели между планками были пошире, и, подгоняемый любопытством, пробирался к соседям. Те разводили в саду овощи и цветы, цыпленку нравилось прятаться в них, в густой зелени его не было видно, так что сосед, человек весьма подозрительный (по всей округе его называли не иначе, как «чокнутый Шерлок»), этих нежелательных для себя визитов до времени не замечал. При таковой ситуации боксер подступал к забору и принимался тявкать и повизгивать. «Иди домой!» — взывал он на своем собачьем языке. И, как видно, запропастившийся понимал его, потому что слушался и покорно возвращался. Но иногда ему хотелось побыть подольше средь ароматных гвоздик, и пес вынужден был пускать в ход иные просьбы и даже угрозы, чтобы выманить его оттуда. Стоило цыпленку появиться в щели забора, боксер легонько хватал его зубами и тащил к будке. Сам ложился перед входом, усаживал цыпленка между передними лапами, не позволяя больше сделать ни шагу. И если тому удавалось хоть чуточку отойти, пес тем же способом возвращал его назад. Когда хозяева звали боксера с собой на реку, он всякий раз останавливался возле калитки и принимался выть, поглядывая то на цыпленка, то на хозяина, словно бы просил: возьмите и моего маленького! Эх, псина, псина! Не годится так, отвечал ему хозяин, не положено пернатых водить на поводке! И пес уходил со смешанными чувствами: радовался прогулке и жалел своего воспитанника.