Вторично гунны вмешались в дела Западной Римской империи в 433 г. В 432 г. Аэций оказался в весьма затруднительном положении. Против него при поддержке регентши Галлы Плацидии выступил его старый враг Бонифаций. В Италии фактически началась новая гражданская война. В ней Аэций одержал победу, но вслед за этим на него было организовано покушение, а во главе армии был поставлен зять погибшего Бонифация Себастиан, и это стало тревожным знаком для Аэция. Понимая, что в таких условиях он явно потерпит поражение, Аэций бежал к гуннам. Здесь он снова организовал гуннский поход в Италию. В 433 г. гуннская армия вторглась в Италию. Себастиан потерпел поражение и бежал в Константинополь, а Аэций фактически занял первое место в правительстве Западной империи. И добиться этого он сумел только с помощью гуннов и их короля.
Чем отплатил Аэций гуннам, точно неизвестно. Полагают, что в благодарность за помощь он уступил им всю Паннонию. Однако многие исследователи выступают против этого предположения, так что окончательно решить вопрос пока невозможно. Вполне возможно, что дело ограничилось лишь выплатой какой-то (явно довольно большой) суммы денег[66]. И едва ли гунны ушли из Италии без всякой добычи. Видимо, успех италийского похода подтолкнул Ругу к активизации своих отношений с Восточной империей. Отношения с нею обострились из-за проблемы гуннских племен, которые отказались подчиняться корою и, перейдя Дунай, поступили на службу восточному императору. Руга решительно потребовал возвращения «предателей», угрожая в противном случае разрывом существующего мирного договора и новым вторжением. В Константинополь был направлен гуннский посол Эсла с соответствующим требованием. Это требование вызвало переполох в восточной столице. Ее жители молились об избавлении от гуннской опасности. Командующий восточной армией гот Плинта[67] решительно выступил за переговоры с гуннским королем, и в этом его поддержал второй командующий Дионисий. Более того. Плинта настаивал, чтобы именно он, а не кто-либо другой, вступил в переговоры. По-видимому, он надеялся с помощью гуннов укрепить свое положение при константинопольском дворе, может быть, даже заняв такое же положение, как Аэций в Равенне[68]. Его требование было удовлетворено, и Плинта направил сначала к гуннам одного из членов своей свиты Сенгилаха. Однако прежде чем дело дошло до реальных переговоров, Руга неожиданно умер[69]. В Константинополе известие о смерти гуннского короля вызвало восторг и надежды на резкое изменение в отношениях с гуннами в пользу Империи. Последующие события показали полную иллюзорность таких надежд.
То ли после смерти Мундзука, то ли еще после гибели Октара Руга стал единственным королем гуннов. Как кажется, это противоречило гуннским обычаям. Верховная власть у гуннов принадлежала всему королевскому роду. Был ли он генетически связан с тем родом, который в китайских источниках назывался Люаньчи и который правил империей сюнну, как уже говорилось, неизвестно, ибо вполне возможно, что за долгий период кочевья на запад на первое место вполне мог выдвинуться другой род. Но это не так уж важно. Важен другой момент. Если власть принадлежала всему роду, то было естественным, что после смерти если не Октара, то Мундзука, Руга должен был бы сделать своим коллегой (даже если чисто формальным) одного из членов своего рода. Это мог быть либо его брат Оебарсий, либо сыновья Мундзука. Однако из сообщений писателей видно, что сыновья Мундзука стали королями только после смерти Руги, в то время как Оебарсий еще жил некоторое время как частное лицо. Так что в любом случае Руга являлся единственным королем, несмотря на то, что были живы другие члены его рода. Это может говорить об изменениях на вершине гуннской властной иерархии. Можно предполагать, что Руга сумел крепко взять власть в свои руки. Если это так, то относительно рыхлый союз гуннских племен, распадавшийся на отдельные орды, Руга превратил в мощную державу. Может быть, с этим связан переход некоторой части гуннов, не желавших подчиняться Руге, на службу Восточной империи. Недаром именно требование возврата этих перебежчиков выдвинул Руга. Разумеется, это было ему важно для укрепления собственного престижа. Но надо обратить внимание на то, что среди перебежчиков находились члены царского рода Мама и Атакам. Их переход на сторону римлян, вероятнее всего, связан с борьбой внутри этого рода. Можно полагать, что эта борьба закончилась решительной победой Руги, что и вынудило его побежденных соперников (или сторонников сохранения прежнего порядка вещей) бежать под защиту императора. Не все гунны вошли в состав его державы. Иордан подчеркивает, что Руга все же правил не над всеми теми племенами, которыми будут править его племянники. Несомненно, вне пределов его власти находились некоторые племена в Северном Причерноморье, которые будут подчинены уже позже. И все же кажется, что именно им был сделан важный шаг в политическом развитии Гуннской державы — превращение (или начало превращения) союза племен в империю.
После смерти Руги власть перешла к сыновьям Мундзука Бледе и Аттиле. Таким образом, дуализм верховной власти был восстановлен. Разделили ли братья власть по территориальному принципу, как это было раньше, или правили совместно, точно сказать трудно. Оба брата вместе встречались с римскими послами, они оба воевали в Северном Причерноморье, оба как будто возглавляли армию, уничтожившую бургундов. Но, с другой стороны, есть указания, что Бледа самостоятельно правил большой частью гуннов и что только после его смерти Аттила объединил всех гуннов под своей властью. Поэтому не исключено, что при сохранении принципиального единства Гуннской державы, достигнутого Ругой, братья все же разделили конкретное управление двумя частями государства, но объединялись в наиболее важных случаях. Бледа был старшим, но сил навязать свою власть младшему брату он, видимо, не имел. Аттила также был вынужден до поры до времени терпеть сложившееся положение. В Гуннской державе, таким образом, была восстановлена диархия. Однако ее характер был уже иным. Как только что было сказано, территориальный раздел державы, вероятнее всего, не произошел. В рамках унаследованной братьями державы не восстановилась и автономия отдельных орд. Теперь, когда позднеантичные писатели говорят о гуннских королях во множественном числе, то подразумевают братьев Бледу и Аттилу. Несколько королей осталось только у тех гуннов, которые не вошли в состав империи Руги и которые будут подчинены позже.
Несмотря на смерть Руги и надежды, которые она вызвала, в Константинополе все же решили продолжить переговоры с гуннами. Во главе посольства по-прежнему должен был находиться Плинта, но он сам предложил, чтобы его сопровождал Эпиген[70]. Хотя предложение официально исходило от самого Плинты, можно думать, что он явилось результатом какого-то соглашения между различными придворными группировками, и особенно между военной и гражданско-чиновничьей «партиями». В то время как Плинта являлся типичным военным командиром, и к тому же готом, Эпиген принадлежал к высшему кругу восточноримского чиновничества и был, по-видимому, известным юристом, если учесть, что в декабре 435 г. он оказался среди четырех человек, которым была поручена работа над кодификацией римского права. Как бы то ни было, Плинта и Эпиген во главе посольства прибыли к гуннам. К этому времени гунны явно перешли Дунай, и встреча состоялась уже на правом, римском берегу Дуная. Бледа и Аттила, по гуннскому обычаю, приняли римских послов, сидя на конях, и тем тоже, дабы не ронять достоинство послов императора, пришлось вести переговоры, не слезая с коней. Гуннские короли практически предъявили послам ультиматум. По-видимому, под угрозой войны восточноримские послы согласились на все условия Бледы и Аттилы. Римляне должным были отныне платить гуннам двойную субсидию — 700 фунтов золота в год[71], выдать всех перебежчиков, включая находившихся в Империи членов царского рода, а также тех бывших римских пленных, которые сумели бежать, не заключать никаких союзов с теми народами, с которыми гунны будут воевать, и открыть на границе рынки, где гунны могли бы торговать на тех же основаниях, что и римляне. Гуннские короли соглашались отпустить римских пленников, но за выкуп в восемь солидов за человека. Восточная Римская империя явно была не готова к войне с гуннами. Характерно, что, добившись отказа римлян от любого союза с врагами гуннов, сами гунны подобных обязательств по отношению к Империи не приняли. Гуннские короли явно хотели сохранить полную свободу в своих отношениях с Римской империей.
