Тем не менее люди того времени независимо от их происхождения, социального, экономического и политического положения, пребывания на территории Империи или за ее пределами ясно сознавали принципиальное различие между Империей и варварскими государствами, между императором и варварским королем. Империя оставалась государством высшего порядка. С течением времени короли стремились не только фактически, но и официально стать суверенными государями, полностью независимыми от императора, но и при этом никогда не претендовали на статус, равный императорскому. Империя в глазах современников могла быть только одна даже тогда, когда во главе ее стояли два императора. С этой точки зрения в 476 г. ничего не изменилось, кроме того, что отныне на троне находится один император, и его резиденция располагается в Константинополе. Реальные отношения королей с императорами могли быть самыми разнообразными — от официального признания себя лишь представителями императора в данной стране до открытой войны с Империей. Но формально на высший статус императора, каким мог быть только римлянин (ромей в грекоязычном мире), никто не покушался. Империя оставалась в глазах тогдашнего общества высшим политическим и ментальным феноменом. Получение высокого римского военного или политического ранга по-прежнему было чрезвычайно важно для германских государей. Кроме престижа, это давало им легальное право управлять своими романскими подданными.
В ходе и результате варварских завоеваний создалась своеобразная лестница государств: Империя — королевства — герцогства. Последняя ступень не была обязательной. Герцогств как государственных образований не было, например, в Вестготском и Вандальском королевствах. В Лангобардском королевстве, наоборот, герцогства, по крайней мере наиболее крупные из них — Беневентское и Сполетское, в зависимости от конкретной политической ситуации превращались в почти независимые государства. Во Франкском королевстве самостоятельность герцогств также зависела от политических условий. Так, в конце правления Меровингов и в первое время после прихода к власти Каролингов фактически независимой являлась Аквитания, хотя правил ею не король, а герцог. Но как бы ни складывалась реальная ситуация, такая государственная трехуровневость принималась как непреложный факт. Каждый уровень отделялся от другого принципиально. В Лангобардском королевстве некоторые герцоги достигали или пытались достичь трона, но это достигалось либо соответствующим избранием, либо гражданской войной. Короли пытались сравняться с императором, принимая пышные римские титулы, организуя свой двор наподобие императорского, чеканя золотые монеты, подражающие имперским, но это все равно не ставило их на один уровень с императором.
При расселении на территории Империи федераты считались имперскими воинами и на основании уже существующих римских законов приобретали обычно треть (иногда две трети) земель, домов и рабов живших там римлян[520]. Позже это было закреплено либо законом, либо обычаем. Впрочем, такое положение относилось только к той области, в которой варвары реально селились. Как правило, под властью варварских королей находилась гораздо более обширная территория, и там продолжалась прежняя жизнь, хотя обитатели этой территории фактически становились подданными уже не императора, а варварского короля. Там практически или почти в неприкосновенности сохранились владения местных магнатов, и их владельцы лишь делились доходами с варварами и их королями. Но и там, где произошел раздел или даже полная конфискация имений, можно говорить о смене собственников, но не о смене самой структуры. Во Франкском же королевстве такой смены практически вовсе не произошло, ибо сами франки селились за пределами своей прежней территории в ограниченном масштабе, а король экспроприировал лишь императорские владения. И еще одно важное ограничение: практически полное сохранение, а с течением времени и значительное расширение церковных и монастырских владений. А в них полностью сохранялись позднеримские социальные отношения.
Варварские завоевания, естественно, сопровождались многочисленными разрушениями, грабежами, убийствами, порабощениями. Но образовавшиеся новые государства совершенно не были заинтересованы в экономическом хаосе, а тем более крахе. Поэтому следом за временем упадка пришло время относительной стабильности. Экономика продолжала ту эволюцию, которая была характерна для Поздней империи, хотя ее аграризация и натурализация ускорились, и эта тенденция становится не только преобладающей, но и господствующей. Это не означает, что торговля и ремесло окончательно исчезли. Как и до 476 г„торговые связи различных регионов Средиземноморья сохранились, хотя и в резко сокращенном масштабе. Восточные купцы, особенно сирийцы, привозят в Западную Европу самые разнообразные товары, особенно предметы роскоши, столь желаемые старой и новой знатью Западной Европы и Северо-Западной Африки, но не производимые на месте, а также такие продукты потребления, как масло. На Восток же вывозятся некоторые продукты Запада, но особенно рабы, число которых в результате не только завоеваний, но и последующих войн резко возросло. Однако в таком количестве западноевропейской экономике рабов было уже не нужно. Разрушена же была средиземноморская торговля не германскими, а арабскими завоеваниями VII — начала VIII в., которые резко разделили Средиземноморье на мусульманский мир, в состав которого вошли его восток, юг и крайний запад, и христианский, в составе которого остался лишь его север. В некоторой степени этот удар был компенсирован укреплением новых центров торговли: атлантическим и северным. Не исчезло и специализированное городское ремесло. Некоторые его отрасли даже переживали новый расцвет. В первую очередь это относится к изготовлению оружия, некоторых видов керамики, ювелирных изделий. Товарность городского ремесла уменьшилась, но не исчезла вовсе.
Что касается германского населения, то в новых условиях прежние социально-экономические отношения начали разлагаться. Среди германцев тоже выделялись крупные собственники, с одной стороны, и разоряющиеся крестьяне — с другой. Как и ранее римские крестьяне, так теперь германские, отдавали свои земли взамен покровительства и защиты со стороны крупного и влиятельного собственника, становясь, таким образом, прекаристами, или брали у него землю в наследственную аренду, приравниваясь к римскими колонам. К ним практически стали приравнивать и старых германских литов. Таким образом, значительная часть германского населения новых государств включалась в уже существующую позднеримскую социально-экономическую структуру. Так что можно говорить не о разрушении позднеримских социальных отношений, а об их распространении на новых поселенцев, которые к тому же составляли сравнительно незначительную долю населения. Между римским колонам и средневековым крепостным не стоял свободный франкский крестьянин.
Варварское завоевание первоначально привело к расширению и укреплению общинно-территориального социально-экономического уклада. Там, где варвары поселились более или менее компактно, этот уклад стал на какое-то время преобладающим. Но община, как только что было сказано, начала достаточно быстро разлагаться. Она не исчезла полностью, но, с одной стороны, сфера ее влияния уменьшилась, т. к. какая-то часть общинников из общины по тем или иным причинам выходила, а с другой, сама община стала терять свой самостоятельный характер, превращаясь в зависимую. То же самое можно сказать о родовом укладе. Некоторые народы, жившие еще родовым строем, хотя и уже разлагающимся, фактически оказались вне границ новых государств, как берберы в Африке или баски в Испании. Германские кровнородственные общины — fara — еще сравнительно долго сохранялись у лангобардов, но, в конце концов, исчезли и там.
После варварских завоеваний рабство не исчезло. Эти завоевания даже привели к увеличению числа рабов. Варвары не освобождали рабов, если это, конечно, не диктовалось политической необходимостью, как это сделал Тотила во время войны с византийцами. И во время последующих войн, которых в то время было очень много, пленных очень часто обращали в рабов, как это в свое время делали римляне и греки. Деление всего населения, и романского, и германского, на рабов и свободных по-прежнему воспринималось как само собой разумеющееся. Продолжала существовать и работорговля. Особенно она процветала во Франкском королевстве. Однако реальная роль рабов изменилась. Рабы все меньше использовались в хозяйстве, особенно в ремесле и торговле. Доля их труда в земледелии сохранялась, но постепенно все же тоже уменьшалась. Все чаще рабы использовались преимущественно как челядь в личном услужении их хозяев. Изменилось и реальное положение рабов. С распространением христианства рабов стали воспринимать как людей, а не только как «одушевленные орудия», а это привело к поднятию статуса их личности. Так, убийство раба или его искалечивание стали восприниматься обществом и государством как преступление. Уже в позднеримское время рабы, посаженные на пекулий, фактически (но не юридически) сравнялись с колонами. Этот процесс ускорился в VI–VII вв. В это же время некоторые рабы стали использоваться своими господами, в том числе королями, в качестве воинов и доверенных лиц. которым порой поручалось даже управление. Эти люди, хотя юридически и оставались рабами, в реальности занимали довольно высокое положение, ставившее их выше рядовых свободных.
