Свинтилла поставил своей задачей завершить изгнание византийцев с Пиренейского полуострова. Византийская армия была разбита, и около 625 г. весь Пиренейский полуостров наконец-то оказался под властью вестготского короля. Тем самым было завершено завоевание Испании, процесс, в котором решающими этапами были правления Эвриха и Леувигильда. Правда, практически независимыми оставались в своих недоступных горах баски и кантабры, но формально и они признавали власть вестготского короля. Следуя Леувигильду, Свинтилла стремился удержать трон за своим сыном. С этой целью он провозгласил своего сына Рихимира своим соправителем. Но этот акт вызвал огромное недовольство вестготской аристократии, боящейся потерять свои привилегии. Результатом стало восстание против короля, руководимое Сисенандом. Не рассчитывая только на свои силы, Сисенанд запросил поддержку у франкского короля Дагоберта, который и прислал ему на помощь свою армию. На сторону Сисенанда перешла и вестготская армия, высланная королем на подавление мятежа. В 631 г. после десяти лет своего правления Свинтилла был свергнут, и королем стал Сисенанд. Он отблагодарил за помощь Дагоберта. заплатив ему гигантскую сумму в 200 тысяч солидов и передав золоте блюдо весом в 500 фунтов.
Однако далеко не вся Испания признала Сисенанда. На юге готский аристократ Юлила объявил себя королем и даже стал чеканить свою монету. Брат Свинтиллы Гейла, который сначала поддержал мятеж в надежде самому стать королем, теперь выступил против нового короля. Даже в верхушке Церкви возникла оппозиция Сисенанду. В этих условиях огромную помощь оказал Сисенанду гиспалийский епископ Исидор, брат Леандра, являвшийся в то время самым авторитетным церковным иерархом в Испании. Он активно поддержал Сисенанда, и это способствовало его победе над соперниками и оппозиционерами.
Все последующие короли стремились к одной, так и не достижимой для них цели, — такому укреплению королевской власти, чтобы передавать ее по наследству своим сыновьям. Династический принцип в вестготском королевстве так и не утвердился. Все же, желая быть как можно более независимыми от вестготской аристократии, короли, с одной стороны, стремились получить поддержку испаноримской аристократии, все более привлекая испанское население к осуществлению государственных функций, а с другой, установить как можно более тесные отношения с католической Церковью, в которой опять же значительнейшую роль играли испано-римляне, хотя после официального принятия вестготами католицизма удельный вес германцев в верхушке Церкви все более увеличивался. По этому пути шел и Сисенанд. Уже вскоре после своего восшествия на трон он собрал в Толедо собор всех епископов своего королевства. Впервые собирался собор, когда ничто не ставило под сомнение религиозное состояние государства, так что он сосредотачивался на решении как внутрицерковных. так и общеполитических дел. Ведущую роль в деятельности этого собора играл Исидор. На первое заседание собора явился сам Сисенанд и попросил у Бога и прелатов прощения за свое выступление против свергнутого короля. И его простили.
Этот IV Толедский собор имел огромное значение не только в церковной, но и в политической истории Вестготского королевства. Среди его постановлений имелся 75-й канон, который устанавливал правила наследования королевской власти. После исчезновения рода Балтов никаких правил достижения трона у вестготов не было, и это вело к политическому хаосу. Чтобы положить конец хаосу, этот канон устанавливал, что никакого наследования, основанного на принципе крови или желании предшествующего короля, быть не может. Невозможен также насильственный захват трона. Отныне король должен был только избираться, причем избранным может быть только гот. После мирной кончины предыдущего государя вельможи всего народа (primates totius gentis) должны были избрать его преемника, а Церковь освятить это избрание, торжественно короновав нового короля по образцу ветхозаветных царей и римского императора. Использование слова gens, а не populus, ясно показывает, что короля избирают только готские аристократы, но зато коронуют его иерархи, большинство которых в это время были испано-римляне. Королем не мог быть избран тот, кто прибег к насилию, заговору, нарушению клятвы. Священный обряд коронации и помазанья, а также присяга, какую должны приносить все подданные новому королю, делали любое выступление пропив короля не только светским, но и религиозным преступлением. 75-й канон стал, таким образом, своеобразной «конституцией» Вестготского королевства. С этого времени соборы становятся важным политическим институтом. И почти все короли созывали церковные соборы, а на правление некоторых государей приходился и не один собор.
Важным шагом в развитии испанского общества и государства стали решения V и VI Толедских соборов, созванных преемником Сисенанда Хинтилой. В соответствии с этими решениями «верные короля» (fideles regi), т. е. люди, связанные узами верности с данным королем, сохраняли свое имущество, полученное от короля, и после прихода к власти его преемника, с которым этими узами люди связаны не были. Этим актом условное владение фактически превращалось в безусловное. Другим решением личность короля объявлялась неприкосновенной, а его потомки должны были сохранять свое имущество и при других правителях. Это решение на деле разделяло собственность королевской семьи и государственное имущество, которое, естественно, переходило в распоряжение нового короля. Королевская власть, таким образом, окончательно превращалась в самостоятельный институт, не связанный с какой-либо конкретной фамилией.
Вопреки 75-му канону IV Толедского собора Хинтила, уверовавший, по-видимому, в безграничную поддержку светской и духовной знати, решил сделать своим преемником собственного сына Тульгу. Однако воцарение Тульги вызвало недовольство, и в разных местах страны начались мятежи. Юный король справиться с ними не смог. Он был свергнут и пострижен в монахи. В такой нестабильной обстановке определенную роль стали играть и рядовые готы, ранее полностью оттесненные от участия в политической жизни королевства. На этот раз и они участвовали в выборе нового короля. Им стал Хиндасвинт. Выдвигая в качестве короля уже довольно пожилого человека[433], готские аристократы надеялись править за его спиной. Но их расчеты не оправдались. Несмотря на свой продвинутый возраст. Хиндасвинт оказался сильной личностью. Он решительно подавил вспыхнувшие против него мятежи; одаривая своих сторонников, он жестоко расправлялся с противниками. С помощью репрессий король пополнял казну, и это дало ему возможность вернуться к полноценной монете, какой она была во времена Леувигильда.
Своим главным противником Хиндасвинт видел старую вестготскую знать. И он стремился, с одной стороны, нанести ей как можно больше чувствительных ударов, а с другой, не допустить относительно сильных группировок в ее среде. Одновременно по примеру всех властителей такого типа он всячески подчеркивал свое покровительство беднякам, обещая им защиту против могущественных. В противовес старой аристократии он создавал новую группу знати, обязанную своим положением исключительно королю. В эту группу он без колебания включал и своих рабов, занимавших то или иное относительно высокое положение при дворе. В отличие от остальных рабов эти люди становились субъектами права, получая даже возможность иметь собственных рабов. Чтобы легализовать свои репрессии, Хиндасвинт издал в 643 г. закон, карающий тех, кто выступал против государя, народа и родины, причем этот закон имел и обратную силу. Под его действие попадали не только мятежники, но и беглецы в чужие страны.
Как и другие короли, Хиндасвинт стремился опереться на Церковь, но в то же время не допускал ее возвышения над королевской властью. Он даже издал закон, ограничивавший право на церковное убежище преступника. Вмешивался он и в назначение епископов, особенно толедского архиепископа. Хинндасвинт утверждал, что именно король является главным вестником Бога и стоит не только между Всевышним и светской аристократией, но и между Ним и Церковью. Это в общественную мысль внедрялась концепция монархии милостью Божьей. Хиндасвинт фактически перенес на испанскую почву позднеримскую концепцию монарха, обязанного своим троном только Богу, а не людям (и даже не Церкви), и только перед Ним ответственного.
