— Мои родители, помню, рассказывали, что именно в Вэттэрне чуть не утонул Вернер фон Хейденстам, — сказал задумчиво генерал Граншерна. — Мы ведь дальние родственники с Хейденстамом. Он сам и его родственник, которого звали Робсон, должны были идти под парусом прямо на север от Ольсхаммара, где жила семья Вернера. Вдруг начался шторм, внезапный и очень сильный, как всегда в этих местах, и лодка затонула. Вернера вытащили рыбаки, а другой пропал. Нет, с Вэттэрном шутки плохи.

— Есть и другие, столь же опасные озера, хотя они и не такие большие.

Я посмотрел на другой конец стола. Бенгт Андерссон явно продолжал пить вино в том же ритме, в каком потреблял виски на лужайке перед домом. Глаза мутные, и голос не совсем естественный.

— Я имею в виду Фагертэрн, — продолжал он.

— Фагертэрн? — удивилась Улла Нильманн. — Но там, кажется, не затонуло ни одно судно?

— Я говорю не о судах, я говорю о людях.

— Ну хорошо, Бенгт, — быстро и примирительно сказала Сесилия. — Никто не предложит мне еще немножко красного вина? Оно превосходно.

— С удовольствием.

Густав наклонился через стол и наполнил ее бокал. Она улыбнулась ему в ответ. Они чокнулись и посмотрели пристально друг другу в глаза. Я отвел взгляд, словно оказался свидетелем чего-то очень личного, словно по ошибке открыл дверь и увидел то, что меня не касалось. Я заметил, что Улла сделала такое же наблюдение. Она посмотрела на своего мужа, но он не заметил, по крайней мере сделал вид.

— Разве вы не слышали историю о Фагертэрне? — вновь заговорил Бенгт, и голос его зазвучал требовательно, словно он хотел не просто рассказать эту историю, а нечто гораздо большее. — Собственно, это история о том, почему лилии стали красными.

— Звучит заманчиво, — в голосе Андерса Фридлюнда слышалась издевка. — Меня всегда это интересовало.

— Так вот, все это ошибка водяного.

— Водяного? — Густав Нильманн посмотрел на него с удивлением. А тот снисходительно улыбнулся.

— Раз в сто лет водяной пытается успокоиться. А помочь ему может лишь молодая девушка.

— Понятно, что у него возникают проблемы, — рассмеялся Андерс. — Выпьем за всех девушек в Тивидене.

— Не перебивай, — Бенгт угрюмо посмотрел на него. — Итак, водяной одинок и несчастен. Он пытается избавиться от своего ужасного существования. И вот однажды он в лесу встретил девушку, которая влюбилась в него. Он взял ее с собой в Фагертэрн и исчез в озере. И тогда всплыла большая белая лилия. Влекомая любовью, девушка последовала за ним. И на том месте, где она опустилась в темную воду, всплыла на поверхность темно-красная лилия.

— Романтично, — заметила Стина Фридлюнд и иронично посмотрела на своего мужа. — Подумайте только, если бы такая любовь существовала в действительности.

— С твоей точки зрения, это была бы ложь, буржуазный декаданс, — улыбнулся Андерс. — Но я не уверен, всплыли ли бы белые лилии, если бы я прыгнул в озеро. Не говоря уж о том, что вряд ли нашлась бы девушка, решившая последовать за мной. Ты, во всяком случае, предпочла бы остаться на суше.

— Не говори, — сказал Густав и задумчиво посмотрел на него. — Никто не знает, что всплывет на поверхность мутной воды. Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет. Не все так красиво и чисто, как белые лилии. Существует много такого, что нам кажется утонувшим или хорошо спрятанным, но в этом никогда нельзя быть абсолютно уверенным. Особенно в политике. Или когда ведешь машину.

— Что ты имеешь в виду? — в голосе Андерса послышалось напряжение.

— Ничего, ничего, — улыбнулся Густав. — Ты ведь молодой и целеустремленный политик, вот и смотри, чтобы после тебя не оставалось ядовитых цветов и они не всплыли бы однажды. А домой возвращаться тебе по узкой, извилистой дорожке.

— Час от часу не легче, теперь вы занялись ботаникой, — засмеялась Барбру нервозно. — Белые и красные лилии и что там еще.

— Можно было бы подумать, что такие роскошные цветы попали сюда с юга, а не из наших бедных краев, не правда ли, Габриель? — И Густав многозначительно посмотрел на генерала.

— Не совсем понимаю.

— В нашей северной стране слишком холодно для таких замечательных красных лилий, хотя надо признать — кроваво-красный цвет бывал популярен и у нас. И все же в этих цветах больше чего-то тропического. И ничего от страны севера, нашего героического севера, барьера от варварства.

Габриель Граншерна смотрел на него удивленно, словно не понимая, что имеет в виду Густав. Я тоже не понимал. Он говорил загадками, по крайней мере для непосвященного.

— Не понимаю, на что ты намекаешь, — отрезал он.

— Всякая народная сказка символична, — донеслось с того конца стола, где сидел Бенгт. — Водяной использует любовь юной, чистой женщины в своих корыстных целях. Он…

— Габриель живет действительно в дивном месте, — прервала Барбру и бросила на него острый взгляд. Она тоже заметила, что он выпил слишком много? — Это превосходная старинная усадьба на самом берегу Вэттэрна. Тебе, Юхан, следует поехать туда. Там полно антиквариата.

— Буду рад, господин Хуман, — улыбнулся Габриель Граншерна и поднял бокал в мою сторону. — Правда, продавать я ничего не собираюсь, но, может быть, будет интересно выслушать мнение эксперта о том, чем ты богат.

После земляничного мусса Густав поблагодарил за обед. Чувствовалось, что он искушенный оратор за столом: как старый губернатор он всегда сидел возле хозяйки. «Губернатор сидит всегда выше всех в собственной губернии», — любил шутить мой отец. Правила рассадки за столом были очень важны для его поколения.

Обкатанные, гладкие фразы сменяли друг друга, шутки перемешивались с серьезным разговором, глубокий голос напоминал голос актера тех времен, когда учились говорить так, чтобы было слышно в третьем ярусе. Сесилия смотрела на него с восхищением. Улла нервно теребила уголок салфетки у своей тарелки.

— И в заключение от имени всех гостей я хочу, Йенс, пожелать тебе счастья в твоей новой и важной деятельности. Важной для тебя и важной для всей страны. Сколь!

— Что? Ты меняешь работу? — Андерс вопросительно посмотрел на Йенса, который, словно обороняясь, поднял руки.

— Это лишь слухи. Лишь слухи, — улыбнулся он.

— Не только, — подмигнул ему Густав. — У меня свои связи. И насколько мне известно, новый шеф концерна ИМКО будет избран осенью. Конечно, если не случится ничего непредвиденного.

— Непредвиденного? — удивленно посмотрела на него Барбру.

— Не беспокойся, мой дружок. — Густав успокаивающе похлопал ее по руке. — У Йенса этот пост, считай, в кармане. В этом я почти абсолютно уверен.

«Кое-что ему уже удалось, — подумал я. — Стать шефом одной из крупнейших групп предприятий Швеции задолго до пятидесяти. Это не то, что сидеть в антикварном магазине в Старом городе».

После обеда мы расположились в небольшой комнате перед столовой. В ней тоже были восстановлены пол и потолок. Вдоль короткой стены, под родовыми портретами в круглых рамах стоял старый клавесин. Дамы разместились на длинной густавианской софе.

Я устроился на самом краешке стула, боясь повредить тонкую спинку «тех времен», и с трудом удерживал бокал коньяка и чашку кофе. Коньяк — больше для видимости, поскольку я на машине, а кофе был мне необходим, чтобы прояснить мысли. Что здесь происходит, что случилось? Густав говорил вещи, для меня безобидные, но они вызывали немедленную реакцию остальных. Что он имел в виду? Было ли в его словах скрыто нечто такое, что могли понять лишь немногие посвященные? Угрожал он или шутил? Совершенно очевидно, Густав и Сесилия перешли границы обычных отношений между шефом и подчиненной. Для него она была гораздо больше, чем ассистент в работе над мемуарами. Неужели поэтому Бенгт Андерссон вел себя так отчаянно и так растерянно, что даже запутался в бессвязной сказке о водяных и девушках? Да и Улла Нильманн должна тоже догадываться. Это видно по ее глазам. Холодные, непрощающие, когда она смотрит на мужа и на Сесилию. Нет, этот вечер был не из приятных. Я почувствовал, что мне хочется обратно, в свою прекрасную постель в тихой, одинокой обители. Для полного счастья не хватало лишь Клео на подушке. Я улыбнулся, отпил черного крепкого кофе и сконцентрировал свои мысли на прекрасном торте под названием «Чинуша»[См. рецепт], изготовленном, как сказала Барбру, по старому семейному рецепту русских времен в Финляндии.