— На фоне беременности у мамы развилась мания преследования, — шепчу Мандаринке, обнимая в защитном жесте еще незаметный живот.
Машина проезжает мимо. Вздыхаю с облегчением. Дурные мысли лезут в голову. Раньше посмеивалась над мамочками, которые тряслись над своими чадами, сдувая с них пылинки. Сейчас сама превратилась в такую.
Невольно вспоминаю об отце ребенка и немедленно набираю его номер. Стас должен знать про наше крохотное счастье.
Идут длинные гудки. Начинаю сомневаться в своем решении, как берут трубку.
— Стас…привет, — не знаю, с чего начать разговор и замолкаю. В трубке тоже провисает долгое молчание, только слышно, как собеседник шумно дышит.
— Слушай сюда, наглая сука! — раздается яростный женский голос, — хватит его преследовать. На свадьбу приперлась, теперь ещё и названиваешь.
Обвинения так и сыпятся в мой адрес. Поднимают волну раздражения.
— Дай телефон Стасу, мне нужно сказать ему кое-что важное, — прошу довольно грубым тоном, не желая церемониться с Катей.
— Он уснул после горячего секса, — сообщает довольная жена, намеренно причиняя боль.
— Разбуди его, это важно, — приходится проигнорировать предыдущее сообщение, чтобы добиться желаемого.
— Соня, прошу тебя по-хорошему, оставь нас в покое. Мне нельзя волноваться, я жду ребенка, — кидает на прощанье беременная жена Волкова и сбрасывает звонок.
Слышу звук разбивающегося о тротуар телефона. Неожиданная новость приводит в смятение. Не понимаю, плакать или истерически смеяться. Поднимаю неживой телефон с разбитым вдребезги экраном и выкидываю в ближайшую урну.
— Мандаринка, вот и остались мы вдвоем, — продолжаю идти дальше, ведя с молчаливым собеседником диалог, — я тебя никогда не брошу. Ты теперь мой мир и моя маленькая вселенная. Твой папочка оставил после себя самый большой подарок. Я буду любить тебя и беречь до конца своих дней.
Останавливаюсь на пустынном перекрестке. Дожидаюсь, когда включится разрешающий сигнал светофора. Дорога плохо освящается.
Дохожу до середины пешеходного перехода. Вдруг замечаю несущийся на сумасшедшей скорости автомобиль. Страх сковывает всё тело. Дикий рев мотора разрезает слух. Яркие фары ослепляют глаза, и…сильнейший удар откидывает вперед. Дичайшая боль пронзает всё тело. И перед тем, как уйти в забытье, успеваю разглядеть номер сворачивающей за угол темной машины. Три шестерки.
Глава 27
Белый свет бьет по глазам. Люди в белых халатах мельтешат передо мной. Не могу думать ни о чем, кроме боли. Кажется, что даже волосы на теле испытывают ужасную пытку. Сознание, словно дельфин, погружается в самые темные глубины и выныривает обратно на поверхность, не издавая ни единого звука.
Сквозь толщу воды слышу властный женский голос:
— Немедленно везите её в операционную. А вам, молодой человек, туда нельзя, — не понимаю, к кому обращается врач. Неужели Стас приехал.
Из последних сил стараюсь приподнять голову, но всё тщетно. Острая боль, как закалённая сталь, проходится по всему телу и укладывает меня обратно. Тихий хрип, как вольная птица, вылетает из моего рта и привлекает внимание мужчины. Пытаюсь разглядеть приближающиеся к моему лицу очертания, но барьер слез не позволяет идентифицировать человека.
— Принцесса, не шевелись, — сочувствующим голосом произносит Кирилл Киселёв. Его узнаю из тысячи. Может, это и к лучшему, что он здесь.
— Никому не говори об аварии, — единственное, что могу прохрипеть, вспоминая спланированный наезд.
Темнота никогда меня не пугала. Я боялась неизвестности, потому что не знала, откуда люди прибывают на эту землю и куда отправляются потом. Смерть — это начало или конец? Хочется думать, что все же начало. Ведь конец стал таким мучительно ужасным.
Умирать не больно. Больно возвращаться в жестокую реальность, где тебя ждет не любимый человек, а собственное изувеченное тело, которое, не смотря ни на что, хочет жить.
— Филипп Аркадьевич, прошло три дня, когда она очнется, — первое, что слышу, приходя в себя.
— Не волнуйся, Кирюша, ещё немного подождем, — вздрагиваю от холодного незнакомого голоса.
— Какие прогнозы? Она сможет видеть?
— Потребуется ещё одна операция, а там видно будет, — оглушает новостью лечащий врач.
Это они сейчас про меня говорят? Открываю глаза, и дневной свет ударяет по одному из них, а второй ничего не видит. Начинаю испуганно мычать. Доктор подбегает и начинает осматривать.
— Тише, тише, старайтесь не двигаться, — предупреждает Филипп Аркадьевич. Но слишком поздно. Не могу сдержать мучительные стоны. Болевые ощущения проходят по всем чувствительным местам, особенно в районе живота. Мой малыш.
— Что с моим ребенком? — вырывается скрип из пересохшего горла.
— София Игоревна, вынужден вам сообщить, что из-за полученных повреждений плод сохранить не удалось.
Раньше думала, что нет ничего страшнее, чем расставание с любимым человеком, ставшим твоим миром. Как же сильно я ошибалась. Не смогла защитить своего ребенка.
Чувство вины и потери смертельным камнепадом обрушиваются на меня. Будто горишь на костре, и языки пламени облизывают твою плоть, оставляя после себя лишь обугленный труп. Сумасшедшая агония заставляет истошно орать, вызывая у сторонних наблюдателей жуткие эмоции.
— Принесите успокоительное, — кричит врач стоящей рядом медсестре.
Лекарство действует быстро. Успокаиваюсь и погружаюсь в спасительный сон.
Маленькая девочка с ясными голубыми глазами бежит по берегу бескрайнего синего моря навстречу худой невысокой девушке. Её длинные каштановые волосы развеваются от теплого бриза. Юное беззаботное личико озаряет счастливая улыбка, когда мама ловит и поднимает на ручки её легкое тельце. Задорный смех разносится ветром по всему песчаному побережью.
— Смотри! — пухленьким пальчиком малышка указывает в солнечное небо, куда стремительно взлетает стая белых птиц и исчезает в дали.
— Улетели, — грустно шепчет девушка.
— Я тоже полечу с ними, — делится с радостью в голосе дочка.
— Зачем, милая? — спрашивает взволнованная странным заявлением мама.
— Они полетели домой. И мне пора, — шепчет маленькое сокровище, заглядывая в испуганные глаза матери.
— Я тебя не отпущу, — девушка крепче сжимает в объятиях ребенка.
Малышка крохотной ладошкой вытирает слезы мамы и шепчет на прощанье:
— Отпусти меня.
Просыпаюсь от тяжелого сна со слезами на глазах. Сон, будто явь, напоминает о жестокой действительности.
Рядом в неудобной позе дремлет Кира, откинувшись на спинку стула. Тихо посапывает.
Тянусь перебинтованной рукой к стакану, стоящему на столе. Вода приятно холодит пересохшее горло. Утолив жажду, ставлю стакан обратно, но из-за слабости в теле промахиваюсь и роняю его на пол. От громкого звука мой посетитель открывает глаза.
— Ты проснулась, — облегченно вздыхает молодой человек.
— Что ты здесь делаешь? — до сих пор недоумеваю, каким образом он узнал о происшествии.
— Мне позвонили из больницы, попросили приехать.
Смотрю на Киру непонимающим взглядом, и он поясняет:
— При тебе не было сумки с документами и телефона. Только папка из гинекологии и моя визитка в кармане куртки, — подробно разъясняет мужчина.
— Ты никому не сказал, что я здесь? — перехожу к самому главному.
— Нет, как ты и просила. Только не понимаю, почему?
Облегченно вздыхаю, одной проблемой меньше. Мне надо подумать, что делать дальше.
— Это была не просто авария, а покушение, — поясняю другу.
— В смысле покушение? — удивленный громкий голос бьет по мозгам.
— Я видела машину, которая меня сбила до этого несколько раз.
— Но зачем кому-то тебя сбивать? — недоуменно говорит Киселёв.
— Сама не понимаю, — отрицательно качаю головой, перебирая в памяти людей, кому могла так насолить. Но никто на ум не приходит, — полиция уже приходила?
— Нет, что меня удивило, — сообщает плохую новость задумчивый собеседник.