– Еще только позднее утро, – сказал Уилл, застегивая джинсы. – Кто знает, что принесет нам день?

Он видел, что Марго немного смущена, но не тем, что между ними произошло; соскользнув со столешницы, она обвила руками его шею и на секунду прикоснулась губами к щеке.

Затем она схватила толстовку и выставила перед собой, как щит.

– Господи, на кого я похожа!

– Ты прекрасна, – ничуть не кривя душой, сказал Уилл.

Она раскраснелась и сияла – настоящая Венера в своей спортивной экипировке.

– Отвезти тебя домой?

На самом деле он хотел, чтобы Марго осталась, и что могло быть проще, чем в этом признаться? Но теперь, когда они вновь прикрыли наготу одеждой и вплотную приблизились к чему-то более глубокому и значащему, чем довести друг друга до оргазма, Уилл растерялся.

– Мне надо принять душ, – решительно заявила Марго, скрестив руки на груди. – У тебя найдется какая-нибудь одежда, ну, если хочешь, чтобы я осталась?

Она облегчила ему задачу.

– Да, очень хочу.

Найдя чистые полотенца и одежду, Уилл стоял под дверью ванной, пока не услышал шум воды и сердитое ворчание Марго, дожидавшейся, когда ледяная вода сменится теплой.

Через пятнадцать минут, показавшихся ему бесконечными, Марго появилась на пороге, благоухающая чистотой, розовощекая, в его спортивных штанах и футболке с группой «Ramones», оставшейся со студенческих лет. Она явно решила не надевать пропотевший спортивный бюстгальтер, и, хотя Уилл честно старался не пялиться, пикантные очертания груди под выцветшей черной футболкой сделали свое дело, и его вновь охватило желание.

– Не знаю, зачем я принимала душ, – сказала Марго, пожав плечами, от чего грудь под черным хлопком заколыхалась еще соблазнительнее.

– Почему? – поинтересовался Уилл таким хриплым голосом, точно выкуривал две пачки в день.

– Ну, ты ведь сейчас заставишь меня вспотеть снова? – сказала она, опустив взгляд на бугор у него под джинсами.

Уилл прикрыл его рукой, смутившись, что не владеет собой, как мальчишка. Марго прерывисто вздохнула, придерживая рукой тяжелую грудь.

– Я никогда никого так сильно не желал, как тебя, – сказал он.

Она смущенно улыбнулась и стала больше похожа на себя, чем когда играла в соблазнительницу. А может, он просто пока не очень хорошо ее знал.

– На этот раз в постели?

– Пожалуй, да, – сказала она и направилась в спальню, – второго раунда на кухонном столе моя спина не выдержит.

Пока ошеломленный Уилл неверными шагами добрел до спальни, Марго уже сняла футболку. Он собирался раздевать ее медленно, целуя каждый сантиметр появляющегося из-под одежды тела, но не удержался, сомкнул руки на невозможной мягкости ее груди и повалил на кровать.

Второй раз оказался еще лучше – на удобном матрасе, с обнаженной Марго, раскинувшейся на простынях. Он не испытывал неловкости, не боялся сделать что-то неправильно – ведь с ним была Марго, которая всегда знала, чего хочет, и могла объяснить это в мельчайших подробностях. В постели это заводило его куда сильнее, чем текстовые сообщения с галочками.

«Сначала нежно, потом можно посильнее», «Можешь покусывать, и еще один палец. Да, вот так». «Чуть выше, еще. О да! Да, здесь. Не вздумай остановиться!»

Когда все закончилось, и они лежали навзничь, тяжело дыша, со сбившимся к ногам одеялом, Уилл потрогал пальцем ее затвердевший сосок.

– Ну, ты и командирша!

– Я просто знаю, чего хочу, – спокойно ответила Марго.

– Нет, командирша.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Уилл изменил положение и приподнялся на локте, чтобы вновь полюбоваться ее мягкими изгибами.

– Я не говорю, что мне не нравится. Наоборот.

Марго вздрогнула, затем натянула на себя одеяло и прильнула к нему. Он запустил пальцы в ее кудри.

– Надеюсь, тебя не хватились в магазине, – сказала она.

Уилл испустил тяжкий стон.

– Они бы позвонили, если что-то важное, – сказал он и тут же вспомнил, что оставил телефон на кухне, и тот мог звонить все это время.

– Если действительно срочное, у мамы есть запасной ключ.

– Это убило бы атмосферу, – приглушенно хихикнула Марго.

– Не будем об этом думать, – решил Уилл. – С Флорой днем обычно гуляет Сейдж.

– Бедняжка Флора, – вздохнула Марго. – Она так испугалась.

«Ты можешь это сделать, – сказал себе Уилл. – Мы не только друзья. И мы не просто поцеловались. Мы – больше, чем друзья. Ей можно сказать. Ты должен. Ты хочешь».

Ему впервые захотелось кому-то рассказать. Нет, не кому-то, Марго. Он не хотел иметь от нее секреты. Он устал их хранить. Это выматывало.

– Перед твоим приходом она оскалилась на меня, – признался он, стараясь говорить не слишком эмоционально.

– Она просто испугалась, понимаешь?

– Да. Что-то заставило ее вспомнить время, когда с ней обращались жестоко…

Взгляд Уилла уперся в пятнышко от убитого комара на потолке. Всегда хотел его закрасить, да руки не доходили.

– В моей жизни тоже было такое.

Марго прижала руку к его сердцу.

– Твой папа, – просто сказала она, потому что умела делать невозможное.

– Не папа, отец, – поправил ее Уилл. – Папы играют с сыновьями в футбол, ездят на рыбалку, дают мелочь на конфеты.

Питер Гамильтон ничего этого не делал, хотя, поговорив с его приятелями – завсегдатаями ближайшей пивной, вы узнали бы, что Пит – достойнейший из достойных. «Последнюю рубашку отдаст». «Добрейшей души человек».

Старина Пит. Всегда являлся в пивную первым, а уходил последним. Однако в конце концов он тоже покидал «Старого льва» или «Королевский легион», возвращался в маленький домик с верандой и продолжал терроризировать свою семью.

Питера Гамильтона испортили жизненные разочарования, большие и малые. Не сумев реализовать свой потенциал, он превратился в злобного алкоголика.

Он нуждался всего лишь в любви хорошей женщины. Которая поверит, когда он пообещает не пить, измениться и стать человеком, которого она достойна. Амариллис Блум ответила на его предложение согласием, поскольку была доброй, мягкосердечной девушкой и всегда жалела неудачников.

– Только он не изменился, – сказал Уилл, не отрывая взгляда от пятнышка на потолке. – Зачем, если теперь у него появился человек, на котором можно вымещать гнев и винить в неудачах? Он ни разу не тронул маму пальцем, в этом не было нужды. Он убивал ее словами, унижениями, заставляя поверить, что она никчемна. То же самое он делал с Роуэн и со мной.

Уилл боялся отца, сколько себя помнил. Звук подъезжающей машины, щелчок в замке, звяканье ключей, брошенных в вазу на тумбочке, приглушенные ругательства – то были вступительные аккорды великого действа, в апофеозе которого сестра тихо рыдала в постели, мать неподвижно застывала на стуле в гостиной: «Что расселась на диване, как жирная ленивая корова?», а отец вымещал зло и обиду на Уилле. Питера Гамильтона бесило присутствие в его жизни сына.

– Стоило мне получить высший балл в школе или победить в спортивных состязаниях, он с ума сходил. Это уязвляло его мужское достоинство.

Уилл понял это еще до начала занятий с Роландом, который осторожно распутывал связывавшие его узлы.

– А когда я терпел неудачу – понятно, это потому, что я ничего не стою. Никогда ничего не добьюсь. Никогда не стану настоящим мужчиной, жалкий маменькин сынок.

– О, Уилл, – Марго так и держала руку у него на сердце, словно пытаясь защитить.

За весь его монолог она не произнесла ни слова, ни разу не прервала поток воспоминаний.

– Он устанавливал множество правил. Не разрешал нам смотреть телевизор, играть в саду, приглашать друзей и ходить к ним и вообще внушал нам, что мы никому не нужны, что мы слишком уродливые и тупые, чтобы иметь друзей. У нас был только он, и мы не внушали ему ничего, кроме отвращения.

Уилл сделал несколько глубоких вдохов, чтобы собраться, и все равно чувствовал, что уплывает.