– Безусловно, семейные узы – важная часть человеческой жизни, они определяют нас. А также семейные узы, которые мы разрываем, – высказался Роланд, скрестив руки на груди.

Уилл не собирался начинать все сначала. Он тоже сложил руки на груди и смотрел Роланду прямо в глаза, пока тот не вздохнул.

– Напомните мне, Уилл, как развивались ваши последние романтические отношения, – продолжал психотерапевт. – Я имею в виду женщину, которая ударила вас туфлей.

Роланд обладал множеством замечательных качеств, хотя чувство такта ему порой изменяло. Он припомнил один из самых унизительных моментов в жизни Уилла.

– Довинду? Она не ударила меня туфлей, а бросила ее в меня, – уточнил он. – И мы не состояли в отношениях, а просто встречались. В Нью-Йорке так принято.

Это они уже проходили. Несколько раз.

– Значит, в Нью-Йорке никто не состоит в отношениях? Хм… странно, – покачал головой Роланд, не меняя бесстрастного выражения лица. – Напомните мне, почему Довинда швырнула в вас туфлей.

Уилл шагнул прямо в расставленный капкан.

– Потому что хотела перейти к более серьезным отношениям, а мне казалось, мы оба понимаем: хотя нам нравится бывать вместе и… да, заниматься сексом, это ни к чему не обязывает.

– Повторяющаяся схема отношений с женщинами, – сказал Роланд, записывая что-то в блокнот.

– Еще раз объясняю, мы не состояли в отношениях.

Много чего видели и слышали стены этого кабинета. Каждый четверг с 18:00 до 18:50 вечера Уилл смотрел в лицо горькой правде, выкапывал давно похороненные секреты, озвучивал вещи, о которых боялся говорить даже с самим собой. Боль, уязвленные чувства, даже слезы… А теперь выяснилось, что самое трудное – расстаться с Роландом.

К тому же психиатр ошибался. Неспособность создавать глубокие эмоциональные связи не имела ничего общего с определяющим моментом, который привел Уилла в кабинет психотерапевта.

Он лежал на каталке в отделении неотложной помощи Пресвитерианской больницы, думая, что у него сердечный приступ. Уилл прожил в Нью-Йорке больше пяти лет, но ему некому было даже позвонить. Хотя не в этом дело. А в том, что, несмотря на блестящую карьеру, шикарную квартиру в Трайбеке, солидный счет в банке, новейшую технику и дорогие брендовые кроссовки, его мучила острая, невыносимая боль в груди. Динамичного, успешного, целеустремленного человека, которым он стал, больше не было. Он вновь чувствовал себя перепуганным, слабым двенадцатилетним мальчиком…

Роланд кашлянул, и Уилл вернулся в настоящее, которое нравилось ему гораздо больше, чем недавнее прошлое.

– За этот год вы преодолели сложные личные обстоятельства и вернулись к своей семье, а значит, вы способны создавать эмоциональные связи и нуждаетесь в них, хотя утверждали обратное. А сейчас я хочу, чтобы вы, не задумываясь, назвали хоть кого-то, кроме своих родных, с кем когда-либо чувствовали глубокую эмоциональную связь, – неожиданно потребовал Роланд, и Уилла охватила паника. – С кем вы не боялись быть уязвимым. Кого любили безоговорочно.

Несмотря на то что он не знал таких людей, ответ пришел мгновенно.

– Матли, – быстро сказал он. – Собаки ведь тоже считаются?

При воспоминании о собаке, которая была у него в детстве, лицо Уилла озарила улыбка. Матли, помесь джек-рассел-терьера с бог весть кем. Он провожал Уилла в школу и ждал его возвращения. Они целыми днями играли вместе. А по ночам Уилл шепотом доверял песику свои тревоги и утыкался лицом в теплую, мягкую шерсть, когда хотелось плакать. Это была настоящая любовь. Но…

– Я не собираюсь заводить собаку, – решительно произнес Уилл.

Брови Роланда поднялись на несколько миллиметров.

– Я не предлагал вам заводить собаку.

– Держать собаку или даже взять из приюта на временную опеку – огромная ответственность.

– И брать собаку из приюта вам тоже никто не предлагает, – вздохнул Роланд.

Время сеанса заканчивалось, пора было прощаться. Тем не менее Уилл не хотел уходить, не поставив точку. Это показывало, насколько он вырос как личность.

– Возможно, я мог бы иногда гулять с собакой из приюта. В качестве волонтера, – нахмурившись, сказал он. – Это никому не повредит.

Торжественность момента заставила Роланда нахмуриться. Уилл никогда не видел его столь воодушевленным. Он ждал от Роланда напутственного слова, как всегда, проникновенного и наводящего на размышления.

Роланд отложил ручку и в последний раз смерил Уилла проницательным взглядом.

– Если надумаете возобновить сеансы, я обязательно найду для вас окошко, – с грустной улыбкой сказал он. – А пока – удачи.

– Я добрая. Сильная. Позитивная. Я привлекаю в свою жизнь добрых, сильных, позитивных людей. Я достойна любви. Я отличная хозяйка для собаки.

Обычно Марго вкладывала в ежедневные аффирмации значительно больше чувства, посылая во вселенную свой портрет, нарисованный самыми лестными красками, чтобы это стало явью. Но сейчас она сидела на заднем сиденье «Убера». Водитель и так уже обиделся, когда Марго попросила переключить новости на музыкальную волну. Кроме того, рядом была ее лучшая подруга Трейси, которая не очень-то верила в силу позитивных аффирмаций.

«Би Джиз» призывали их потанцевать. Марго сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь овладеть собой. Она волновалась, как перед свиданием вслепую, на которые ходила бесчисленное множество раз. Даже сильнее, потому что в последнее время единственным чувством, которое она испытывала перед встречей с очередным незнакомцем, было мрачное подозрение, что это опять НЕ ОН. Что парень бросит на нее оценивающий взгляд и даже не потрудится скрыть ни разочарование, ни гадкую уверенность, что Марго – тоже НЕ ОНА, хотя вполне годится в качестве девушки на одну ночь.

А собаке все равно, что Марго носит шестнадцатый размер, и не успела подкрасить корни, и заметила пятно от кофе на толстовке с надписью «Клуб сильных девушек», уже выйдя из дома. Собака поймет, что все это – глупые предрассудки, а душа, сердце и внутреннее чувство справедливости у Марго на месте и в отличном состоянии.

– Я ужасно волнуюсь, – сказала она Трейси. – Что, если я не понравлюсь ни одной собаке?

– Думаю, хотя бы одной обязательно понравишься, – снисходительно похлопала ее по руке Трейси.

Они подружились восемнадцать лет назад в Школе моды. Трейси только сошла с трапа самолета, прилетевшего из Новой Зеландии, «большую часть населения которой составляют овцы, не интересующиеся модными тенденциями». Трейси тогда носила экстремально короткую стрижку, щеголяла сережкой в губе и была весьма прямолинейной особой. С тех пор она отрастила золотисто-каштановые волосы до плеч и избавилась от пирсинга, хотя по-прежнему испытывала нездоровое пристрастие к ботинкам-мартинсам, леопардовым принтам и твердым мнениям.

– Не бойся, я же не зря с тобой поехала. Ты еще не пришла в себя после встречи с Джорджем и не готова самостоятельно принимать важные решения.

– Просто не верится, что я потратила на него два года своего фертильного периода, – сказала Марго.

Подруга вздохнула. Марго мусолила эту тему всю неделю, и у Трейси заканчивалось терпение.

– Все будет хорошо. Ты обязательно понравишься собачкам, – с жаром уверила она Марго, чтобы прекратить дальнейшие разговоры о Джордже. – Мы почти на месте, да?

Они ехали в местный центр спасения собак. Естественно, Марго решила не покупать собаку, а взять из приюта. Она знала, что такое быть брошенной и думать, что ты недостаточно хороша. Она уже заполнила анкету и с блеском прошла проверку бытовых условий. Иначе и быть не могло, ведь Марго каждый день напоминала вселенной, какая она добрая, заботливая и позитивная. Честно говоря, главную роль сыграло наличие заднего дворика. Ну и что, что он не превышал по размерам почтовую марку? Совсем крошечную, меньше стандартного размера. Помогло и то, что Марго пообещала не оставлять питомца на целый день одного, а брать с собой на работу. Тут она немного слукавила. Вернее, выдала желаемое за действительное, поскольку ее боссы, Дерек и Тэнси, категорически запретили Марго приходить на работу с собакой. Марго все же надеялась, что они передумают. Ее идею работать по средам удаленно они сперва тоже приняли в штыки, но в конце концов сдались.