– Вообще-то да, – признался Уилл.

– Думаю, это не страшно, – сказала Марго, бросив влюбленный взгляд на Флору, которая перестала тянуть и шла, уткнувшись носом в землю. – Ой, Джим говорил, что она не должна так делать.

– По-моему, хватит на сегодня дрессировки.

– Ты прав, – согласилась Марго.

Они медленно шли к выходу из парка.

– Напиши мне, когда вспомнишь, что больше всего любишь в Флоре, – попросил Уилл и добавил, повинуясь задорному бесенку на плече: – По пунктам.

Марго взялась рукой за сердце, точно получила смертельный удар.

– Ты злой, – сказала Марго, хотя Уилл видел, что она не сердится.

Они как будто перебрасывались мячом, не на счет, а просто для удовольствия.

– Ты все равно не отвечаешь на мои сообщения.

– Грешен, но ты ведь тоже отвечаешь только на двадцать пять процентов моих.

В глубине души Уилл признавал, что обоим не мешает внимательнее относиться к переписке.

– Мы правильно сделали, что решили чаще бывать вместе. Ради Флоры.

– Да, только ради Флоры, – чересчур охотно, на его взгляд, согласилась Марго.

– Кстати, еще мне нравится, что она всегда рада меня видеть, даже когда я вышла на минутку в магазин через дорогу, – печально вздохнула Марго. – Хотя, возможно, она просто радуется, что ее не бросили.

– Трудно сказать, что она помнит из прошлой жизни. Когда мы достаем метлу, чтобы подмести пол перед закрытием, она убегает и прячется, – виновато признался Уилл.

– Ага, а при виде мусорщиков, которые грузят мешки в машину, просто с ума сходит, – вспомнила Марго. – Бросается на них хуже, чем на белок. Бедняжка… Говорят, собаки живут настоящим моментом, но она явно что-то помнит из своего прошлого.

– Зато теперь мы каждый день помогаем ей накапливать новые воспоминания, – решительно произнес Уилл.

Что толку без конца вспоминать прошлое? Это ничего не изменит. То, что случилось в прошлом, надломило и согнуло тебя, а теперь надо выпрямляться. Но если прошлое оставляет отметины, надо верить, что их оставляет и то, что произошло после, особенно хорошее.

– Мы почти пришли.

Они спустились с холма и прошли вдоль Риджентс-Парк-Роуд к закопченному серому зданию, где Марго работала. Уилл вручил ей поводок.

– Ну что ж, было не так ужасно, – сказал он.

У Марго вытянулось лицо, и он добавил:

– Мне даже понравилось.

– В таком случае давай погуляем вместе в субботу, если ты не слишком занят в магазине, – предложила она.

Марго все еще думала, что он работает продавцом в магазинчике у своих родственников: принимает деньги, заворачивает букеты и советует покупателям сезонные цветы, как в школьные годы на каникулах и по выходным. Он действительно все это делал, но этим его обязанности не исчерпывались.

Ладно, не стоит вдаваться в подробности. Вспоминая обстоятельства, которые привели его назад в семейный бизнес вместо вершин деловой карьеры, Уилл до сих пор чувствовал, что внутри все обрывается, точно лифт с износившимися проводами.

– Мы не так уж заняты по субботам, – только и сказал он. – В пятницу – да, всем нужны цветы на выходные, а в субботу после обеда они и без меня обойдутся. Зайти за вами в двенадцать?

– Отлично, – согласилась Марго.

Они как раз подошли к офису. Марго набрала код, толкнула дверь и нерешительно остановилась. Наступил неловкий момент: оба не знали, как попрощаться.

Уилл наклонился к собаке.

– Пока, Флора, увидимся в субботу.

Он поднял руку в прощальном жесте, Марго улыбнулась и помахала пальцами. Флоре надоели эти антимонии, и она втащила Марго в дверь.

Внезапно подкрался декабрь, пришла настоящая зима. Просыпаешься – еще темно, а после обеда темнеет уже к четырем часам. Листья с деревьев осыпались, обнажив голые ветви, безотрадно черневшие на фоне хмурого неба, и гнили под ногами.

Но когда улицы Лондона заблестели от инея и засияли мерцающими огнями, город удивительно преобразился. Ассоциация жильцов Хайгейта даже собиралась украсить светящимися гирляндами общественный туалет напротив дома Марго, хотя в конце концов отказалась от этой идеи. Выполненный в виде маленького деревенского домика, он и без того выглядел вполне живописно.

Благодаря холодам стало хотя бы меньше грязи. Марго с головой погрузилась в работу – они готовили весенне-летнюю коллекцию следующего года. Если и есть на свете противоядие от зимних холодов, так это мысли о том, какие купальники захотят носить женщины через восемнадцать месяцев.

Время летело, Рождество неумолимо приближалось, и уныние Марго с каждым днем росло. На протяжении всего года она отмечала грустные даты, зажигая свечи: дни рождения, годовщины смерти; но эти даты касались только ее самой и тех, кого она потеряла, это была ее личная и постоянная скорбь. А Рождество заключало в себе всеохватывающую боль. Каждый рекламный ролик по телевизору, каждый разговор на работе или с подругами о планах на Рождество напоминали о семье, единении, принадлежности: обо всем, чего так не хватало в ее жизни. Тем не менее декабрь приносил с собой бесконечные приглашения на вечеринки, и Марго не пропускала ни одной.

Любая вечеринка, любой разговор с незнакомцем могли перевернуть ее жизнь. Все, чего она хотела, – найти подходящего по возрасту мужчину без материальных проблем, который не называет всех своих бывших чокнутыми и не считает, что Марго хочет заманить его в ловушку. Иначе она встретит сорокалетие, а затем пятидесяти- и шестидесятилетие не с семьей, а с полудюжиной собак из приюта.

«Моя мопсопауза», – говорила одна из ее новых приятельниц по прогулкам с собакой, шестидесяти пяти лет, в счастливом разводе, обожавшая своих трех мопсов, отвечавших ей полной взаимностью.

Чего же не хватало Марго? Уютная квартира, интересная работа, множество друзей и Флора. Только в этом году все они, как назло, решили отмечать праздник со своими родственниками.

– Мы в этом году едем к родителям мужа, – сообщила на праздничном бранче Трейси. – Молитесь за меня.

В былые времена рождественский бранч начинался в одиннадцать утра и заканчивался, когда кого-нибудь стошнит или кто-то начнет целоваться с чужим бойфрендом.

Теперь они завтракали в ислингтонском пабе, куда разрешалось приводить собак, так что Марго смогла прийти с Флорой. Сара собиралась после этого отправиться за рождественскими покупками и взяла с собой одиннадцатимесячного Берти, которого тут же вверила нежным заботам Марго. Взяв на руки пухлого извивающегося малыша, Марго с наслаждением вдохнула сладкий детский запах, а Флора с тревогой посмотрела на хозяйку.

Марго улыбалась и налегала на просекко, закусывая блинчиками со взбитыми сливками, так что к концу бранча почувствовала одновременно головокружение и тошноту. Она прижимала к себе Берти, тянувшего пухлые пальчики к ее локонам, и слушала жалобы подруг, которым придется ехать на Рождество к родителям, а на День подарков – к родственникам мужа. Она пожалела Трейси, чья свекровь всегда пересушивала индейку, и понимающе кивнула, когда Сара призналась, что вместо экологичных деревянных игрушек намерена купить детям нормальные пластмассовые, как у всех друзей. Она посочувствовала Джесс, которой предстояла встреча со всеми пятью сестрами одновременно.

– Третья мировая война начнется еще до всенощной мессы, – ухмыльнулась Джесс. – А потом вернемся домой и увидим, что Санта уже принес подарки, хотя все знают, что это папа, который напился хереса и подкрепился пирожками с сухофруктами. Он не пойдет в церковь, потому что не признает организованную религию.

Хотя Марго не могла поддержать разговор – воспоминания о семейном Рождестве почти изгладились из ее памяти, она все же старалась получать удовольствие, слушая о чужих праздниках – ужасные фотографии в одинаковых свитерах, эвакуация семейства Сары, когда загорелся не только рождественский пудинг, но и бархатные шторы.

Лишь когда ждали счет – а прошло всего каких-то два часа с момента их прибытия, Джесс тронула Марго за плечо.