Все, что угодно, только бы не говорить о главном.
Они вошли в паб, разместившийся в здании бывшего постоялого двора георгианской эпохи, с табличкой «британское наследие», на что указывали старые деревянные балки и гудящий камин, и Уилл отправился к стойке заказать напитки. Когда он вернулся с меню, Марго оживленно беседовала с компанией за соседним столиком.
– …и если хотите завести собаку, то лучше взять из приюта, – она прервалась и бросила благодарный взгляд на Уилла, поставившего перед ней бокал мальбека.
Уилл цедил лимонад и наблюдал за увлеченно жестикулирующей Марго. Она легонько тронула под столом его колено, точно извиняясь.
– Очень приятно было с вами поговорить, но мы должны заказать обед, пока не умерли с голоду, – с обворожительной улыбкой сказала она соседям. – Если заведете собаку, увидимся в парке в любую погоду.
– Ты случайно не собираешься устроить себе веганский январь? – спросила она, читая меню. – У меня на работе все решили стать веганами. Я могу обойтись пару дней в неделю без мяса, но без сыра мне жизнь не в радость.
– Я решил устроить себе безалкогольный январь. А также февраль, март, апрель и так далее, – сказал Уилл, поднимая стакан.
– Расскажи, почему не пьешь. Я не считаю, что это плохо, просто интересно.
Марго виновато посмотрела на свой бокал и с удовольствием отпила большой глоток.
– Ты никогда вообще не пил?
– Один раз в жизни. Много лет назад, – помолчав, ответил Уилл.
Одно лишь воспоминание могло начисто убить теплую атмосферу уютного паба с домашним запахом воскресного ланча и успокаивающим похрапыванием Флоры, положившей голову ему на ногу. Он вспомнил холодное, липкое прикосновение отцовской руки, схватившей его за плечо, когда тот вновь и вновь подносил бутылку к его губам. «Я воспитываю настоящего мужика! Пей давай, ты не маменькин сынок!»
– И это оказалось так ужасно, что ты отказался от спиртного на всю оставшуюся жизнь, – догадалась Марго. – А я впервые напилась до бесчувствия в тринадцать лет на свадьбе у нашей соседки Керис. «Сноуболами» с яичным ликером. Мама тащила меня домой, и меня вырвало прямо в ее мальвы. «Надеюсь, ты усвоила урок, – сказала мама, – и больше никогда не притронешься к спиртному». Как она ошибалась!
– Бедные мальвы, – пробормотал Уилл.
Если бы в его воспоминаниях о первой выпивке присутствовало столько же родительской заботы! Отец заставлял его пить виски, глоток за глотком, пока Уилла не вывернуло наизнанку. Даже теперь, через столько лет, его тошнило от одного запаха виски.
– Мне было одиннадцать. Я хорошо усвоил урок и с тех пор не выпил ни капли.
От его голоса веяло таким же холодом, как от этого воспоминания, и Марго подняла глаза от меню на его застывшее лицо. Она ждала дальнейших объяснений, но Уилл не мог произнести ни слова.
– В наши дни не пить намного легче, – сказала она. – Ты заметил, что когда подбираешься к тридцати пяти, все друзья почему-то начинают бегать марафоны, бросают пить и начинают исповедовать вегетарианство?
Уилл никогда еще не чувствовал такой благодарности к собеседнику, сменившему тему. Марго словно почувствовала его состояние.
– Ага, Роуэн решила отметить свое тридцатипятилетие участием в Лондонском марафоне, – сказал он. – Накупила модной спортивной одежды, скачала программу «От дивана до пяти тысяч» и прозанималась две недели. Больше мы от нее о беге не слышали.
Марго рассмеялась и пошла заказывать гамбургеры. Вернувшись к столу, она поставила перед Уиллом еще один стакан лимонада, а себе взяла бутылочку тоника.
– Я начну уменьшать количество спиртного постепенно, – сказала она. – А ты бегаешь? У тебя такой спортивный вид.
«Она что, рассматривала меня? – подумал Уилл. – Если так, она достаточно деликатна». Он тоже старался не подавать виду, что Марго ему нравится. А вот после экзамена, когда она прильнула к нему всем телом, не сдержался: его бросило в жар. Слава богу, Флора вмешалась, прежде чем он успел смутиться.
Вот и сейчас его прошибло по́том при воспоминании, и он отпил холодного лимонада.
– Раньше бегал. Когда я жил в Нью-Йорке, в нашей компании царил культ фитнеса. Мы устраивали совместные тренировки перед работой и старались переплюнуть друг друга в отжиманиях, подтягиваниях и подъеме тяжестей.
Теперь он думал об этом с содроганием сердца.
– Звучит ужасающе, – сказала Марго бодрым голосом человека, который никогда в жизни не отжимался. – Я теперь могу дойти до Хайгейт-Вест-Хилл и не упасть замертво только благодаря Флоре. А что за компания, в политику которой входят пытки над сотрудниками?
Сто́ит только начать рассказывать о себе, и начинаются вопросы, ответы на которые не только раскроют печальную правду, но и обнажат твою несчастную душу.
Уилл с надеждой посмотрел в сторону кухни. Еду все не несли, пришлось отвечать.
– Финансы. Банковское дело, – нехотя сказал он, зная, что люди обычно недолюбливают банкиров. – Простыми словами, сдержки и противовесы: я следил, чтобы компания не инвестировала в сомнительные или незаконные предприятия и чтобы клиенты не отмывали через нас огромные деньги. Ты не представляешь, как часто мои коллеги даже не думали, что это возможно.
– Понятно, – отозвалась Марго, схватив Флору за шлейку: кто-то через пару столов от них уронил на пол кусок хлеба. – Наверное, твоим коллегам не нравилось, что ты мешал им почувствовать себя «волками с Уолл-стрит». Для этого ты поднимал тяжести перед завтраком? Чтобы сдружиться с товарищами по работе?
Она невероятно проницательна. Даже слишком. Ему потребовалось несколько месяцев и помощь Роланда, а Марго установила взаимосвязь меньше чем за пять минут.
– Тебе нравилось работать в такой обстановке?
– Как видишь, нет, иначе я не вернулся бы домой, чтобы помогать в семейном бизнесе и жить в квартирке над магазином, – огрызнулся Уилл.
– Извини, я уже заткнулась, – Марго сделала вид, что закрывает рот на замок, и тут же приняла оскорбленный вид вдовствующей герцогини, увидевшей в церкви мужчину в коричневых туфлях.
– Ты тоже извини. Для меня это больная тема, и я порой бываю не в меру обидчив.
– Ты не обязан ничего объяснять, – уверила его Марго, отбиваясь от Флоры, которая решила залезть на ручки. – Проклятое любопытство.
– Теперь самому стыдно, – признался Уилл. – Я всю сознательную жизнь думал о карьере, достижении целей и стратегиях роста, пока три года назад не пришлось поработать под началом некоего Топпера Ливингстона Мерсера Третьего.
– Никогда не поверила бы человеку, которого зовут Топпер.
– Значит, ты мудрая, – признал Уилл.
Пятнадцать лет он стремился к вершине. Париж, Берлин, наконец Нью-Йорк… Несмотря на множество опасностей, подстерегающих человека в мире больших денег, он сумел построить замечательную карьеру, потому что никогда не терял хладнокровия и всегда принимал взвешенные решения. Во время финансового кризиса две тысячи восьмого года категорическое неприятие риска оказало ему большую услугу. Женщины, с которыми он встречался, тоже были спокойны и сдержанны и при этом не менее амбициозны, чем он сам. Их больше интересовал карьерный рост, чем романтические чувства.
Задним умом он понимал, что не стоило менять работу в крупном международном инвестиционном банке с устоявшимися законами и правилами на частную компанию, где процветали нравы Дикого Запада. Но ему предложили должность старшего вице-президента с семизначным окладом, не считая ежегодной премии, возможностью приобретения акций и целым списком привилегий, от лучших мест на стадионе Мэдисон-Сквер-Гарден до пользования корпоративной яхтой. Он не был заядлым болельщиком и мог спокойно обойтись без яхтенного отдыха и все же купился на культуру компании, предлагавшую все лучшее не только в офисе, но и за его пределами.
– Я видел свою духовную миссию в том, чтобы подняться над прошлым, взять жизнь в собственные руки и накачать идеальный пресс. Я не пропустил ни одного занятия по тимбилдингу, на которых мы боролись с собственными страхами, спускаясь с небоскребов и сплавляясь по бурным рекам. До сих пор коробит, как вспомню.
