Надолго.

И наконец, сказал: - Я привык думать, что мой личный говношторм не относится именно ко мне. Думал, что говноштормы случаются там и тут, а меня бросают в их центры лишь потому, что так развлекаются мои хозяева.

- Может быть, - осторожно ответил мастер-Чтец, - в это больше верного, чем кажется.

- О, думаете?

- Я рекомендовал запрет после года, потраченного на Истинное Успение. Нечто казалось неправильным.

- Наитие?

- Я ощутил изрядное беспокойство, как относительно самого Успения, так и относительно результатов различных наших исследований. И лишь после открытия вашего Хранимого в Склепе Первичного Отчета я смог точно сформулировать, что именно меня тревожит. Оставался вопрос, не отмеченный - даже не замеченный - во всех исследованиях и докладах.

- Как? Всего один вопрос, на который не найден ответ?

Чтец, казалось, перестал скрывать естественное выражение своего лица: рот твердо поджат, кожа вокруг глаз натянута, виски покраснели. - Нет ответа - да... но не в том дело. Его не задали. Не задал никто, включая меня самого. Вопрос центральный в событии Истинного Успения, центральный в угрозе бытию, которая над нами нависла. Вопрос столь насущно важный для понимания событий, что наша неспособность его задать сама может быть следствием Вмешательства.

- Святая срань!

- Вот перед нами самое великое событие после Деомахии; Монастыри по всему миру исследуют; тысячи отчетов, миллионы слов, записки, возражения, исправления, новые редакции... и за три года после Успения никто не способен понять, что это за вопрос. А теперь слишком поздно.

- Не тяните так.

- Вопрос? - Мастер-Чтец крайне неуклюже вздернул плечи, изображая извинение. - Как вы выжили?

Кулак уставился на него. Моргнул. И посмотрел снова.

Тупой. Онемелый.

Пустой внутри.

Ему следовало спорить или насмехаться, или возражать, да что угодно, лишь бы не сидеть вот так, словно варится в собственном соку. Все пути, на которых трахала его жизнь, переплелись и стали слишком сложными для понимания, тем паче для выражения идей и здравых ответов.

- Ах, - продолжал Чтец. - Вижу, вы тоже не задавались этим вопросом.

- Да.

- Можете объяснить причину?

- Вы думаете, я не выжил. Тогда. Думаете, я не настоящий я. Какого-то рода двойник.

- Тут трудно сформулировать...

- ...достойную альтернативу. Да. - Он заставил себя закрыть глаза, почесал в бороде, натянул капюшон ниже. - Есть другой вопрос.

- То есть?

В руке возник матово-черный пистолет. - Скольких людей придется убить, чтобы я вышел отсюда к полуночи?

Мастера застыли. Чтец сказал: - Вы не хотите этого.

- О, но я реально хочу.

Легкая гримаса пробежала по лицу мастера. - Вы хотите положить пистоль на стол, - произнес он с нарастающей силой. - Вы хотите положить его. Немедленно.

- Некоторые виды магии на меня действуют, - ответил Джонатан Кулак. - Эта не из их числа.

Он встал и попятился к двери. - Чудесная деталь, ваша "изыскательская команда". Весьма ловко работаете, ценю. Сказали мне об Инквизиции, чтобы я не заметил драного инквизитора, который уже хлопочет надо мной. Ловко. Правда. Вы лучший допросчик, чем я мог бы стать.

- Допросы не были вашей специализацией, - вежливо сказал мастер-Чтец. Ни один из мастеров не пошевелился, не изменился в лице, но тяжелый засов на кухонной двери позади Кулака сам собой лязгнул, закрываясь.

- Постойте. Какая моя специализация? О да, вспомнил. - Он нацелил пистолет в лоб Чтецу. - Реально хотите заняться мной?

- Пистоль не заряжен.

- Вы знаете это потому, что ваше Чтение истины работает куда лучше Доминирования?

Мастер-Чтец принял это со вздохом. - Я сказал бы, что вам не понадобится оружие.

- А мое чувство истины просто разбушевалось бы. Если бы оно имелось.

- Все, мною сказанное, было правдиво.

- Если никто не попытается меня остановить - или за мной следить - не будет нужды для убийств. Было бы мило. Стоит ли напоминать, что милоту я люблю, но убивать тоже не гнушаюсь? Готов убить вас обоих. И всех в посольстве.

- Извините за недопонимание, - спокойно отозвался мастер-Чтец. - Я советовал Братству - и особенно Инквизиции - что вас лучше иметь в друзьях, нежели во врагах. Особенно сейчас. Официального решения еще нет, но не сомневаюсь, что мой совет примут.

- Звучало бы убедительнее в сочетании с открытой дверью.

Мастер-Чтец склонил голову, и засов открылся. - В духе сотрудничества не вижу причин упоминать, сочиняя рапорт о произошедшем, что вы устроили конфронтацию в надежде скрыть тот факт, что оказались лучшим адептом допроса, нежели претендуете. Вы столь ловки, что ни один из нас не заметил: вы узнали очень многое, не выложив нам ничего, кроме давно известного.

- Никогда не шути над шутником. Вы рассказали то, что желали передать. Пистоль... - Он пожал плечами. - Лишь на случай, если вам не понравится, как я принял новости.

- Ах. Можете поверить, мы не столь безрассудны, чтобы пытаться схватить вас или причинить вам вред. Записи в архивах обильны, и отчеты о подобных попытках полны подробностей о горечи плодов, ими принесенных.

- Может, мы сумеем позвать посла, а? Пусть спустится вниз и выйдет со мной. Чтобы никто не сглупил.

Мастера обменялись взглядами, и Птолан мотнул головой, как бы говоря "ну, поймал меня". - О, я и Посол тоже, - вздохнул он, извиняясь. - У нас действительно маленькое посольство.

- Так приватный разговор на кухне был лишь уловкой.

- Я проведу нас наружу, - сказал дородный посол. - Прошу, оставьте рясу: вечер выдался холодным, уже начинает снежить.

Джонатан Кулак чуть не спросил, откуда он знает. Но решил, что достаточно крутил удачу за хвост для одного дня. Для одной жизни. Или двух. Или сколько раз он уже прожил.

Он нашел Орбека на улице около посольства, огриллон вжался в угол, горбясь под плевками ледяной мороси и ударами ветра. Весна вечно запаздывала в Забожье, особенно в Терновое Ущелье, расположенное высоко на восточных предгорьях Зубов.

- Тебе не холодно? Святая срань, - пробурчал юный огриллон тихо и сердито. - К чему мне яйца, если я их успел отморозить?

Кулак потер лицо рукой и резко ее отвел, будто разбуженный лунатик. - Холодно, - признал он. - Не заметил. Снаряжение с тобой?

- Прямо около тебя.

Он поглядел вниз. Точно.

- Куда еще его было девать? Ты не потрудился сказать, в какой пивнушке ждешь.

- Не думал, что так затянется. - Он не продумал много чего. И надеялся, что так будет и дальше.

- Руку тебе починили, а?

Он поглядел на запястье. Казалось, это чья-то чужая рука. Подвигал, сжал кулак. - Любезность. Бесплатно.

Подхватил суму и побрел вверх по сонной улице. - За мной.

Орбек пошел следом, пыхтя. Его тюк был в шесть раз тяжелее ноши Кулака. - Знаешь, тут внедрены новые изобретения. Эй? Носильщики. Можно им заплатить, и отнесут любое дерьмо.

- Денег нет.

- Что с твоей тысячей ройялов?

- В твоем тюке.

Огриллон хмуро остановился. Человек продолжал шагать вверх. Через миг огриллон встряхнул головой, все сильнее темнея, и двинулся за ним.

Становилось холоднее. Ветер совсем стих. Морось стала снегопадом, белая пелена безмолвно покрыла каменные мостовые, собралась на крышах домов и воротах садиков. Орбек снова встал. - Скажешь, куда идем? Эй?

- Не отставай.

Орбек вздохнул и потрусил быстрее. - Ненавижу, когда ты ведешь себя так.

- Я тоже.

Они поднимались к так называемому Нижнему Городу, хотя теперь он стал центром более крупного поселения. Здесь образовалось сплетение тускло освещенных газом железнодорожных путей; громадный купол из закопченного дымом стекла был выстроен над опрятными домиками, ставшими вместилищем контор Полустанка, тоже уже не соответствовавшего скромному названию.

Гримаса Орбека стала уродливее, когда он завидел постройку. - Будем путешествовать, братишка?